сказка для детей и взрослых
Зависть – ужасное чувство. Зависть затуманивает сознание человека и может принести зло окружающим людям. Об этом написано много сказок, притч и рассказов, и я не смогла обойти эту тему стороной. Я расскажу Вам притчу о зависти и злости, современную сказку для детей и взрослых.
Содержание
- Современная сказка о Змее и Птицах
- Зависть – ужасное чувство
- Мораль притчи о зависти и злости
Современная сказка о Змее и Птицах
Моя притча о зависти и злости – очень грустная, но где есть зависть – там всегда есть место плохому. Итак, слушайте современную сказку о Змее и Птицах…
Восходящее солнце, мягкое и не жгучее, осветило своими лучами лесную поляну. Капельки росы, как миллиарды драгоценных камней, сверкали на листве и паутинках, слепя глаза.
Старый Филин зажмурился и приготовился спать.
– Деда, деда! Красиво как! Смотри! Деда, ну, ты слышишь? Давай полетаем, а?
– Спи…
– Но я не хочу…
– Днем – сон, ночью – охота.
– Деда, а они все летают.
Филин вздохнул и нехотя разлепил веки.
– Мы птицы ночные и охотимся на мышей ночью. Уразумел? А они днем ловят мошек. Ох, что за выводок беспокойный в этом году, – Филин горестно покачал головой, понимая, что спокойно поспать не получится.
– Деда, а вот мы убиваем мышей, это плохо?
– Убивать для пропитания допустимо. А без надобности – нельзя. Таков Закон.
– А чей это Закон?
– Это Закон Леса.
– А если кто-то нарушит Закон, как узнать?
– Дух Леса зорко следит за исполнением Закона. Нарушителей ждет наказание.
– А какое?
– Каждому свое, – веки старого Филина снова стали закрываться.
– Дедушка, а где этот Дух?
– Нигде. А может везде, – сонно бормотал Филин, – спи давай.
Но спать Перышку однозначно не хотелось. Он с любопытством крутил головой по сторонам и таращил свои огромные глазищи. Все привлекало его на разноцветной поляне: яркие цветы, пестрые бабочки, мелкие, снующие туда-сюда зверушки.
Вдруг среди сочной травы он заметил плавное, завораживающее движение. Словно упругая, пестрая атласная лента выскользнула на подогретый солнцем камень.
– Деда, дедуля, смотри! Ух, красиво! Ну, ты спишь, что ли? Деда, а это кто?
Разлепив один глаз, Филин ответил:
– Это Змей.
– А где его лапы?
– У Змея нет лап. И крыльев нет (это я на всякий случай говорю) и перьев, как видишь, тоже.
– А как…?
– У Змея есть упругое тело и ядовитые зубы – этого ему достаточно. Его опасаются многие звери, и даже люди. А ты сейчас получишь клювом в темя, если не закроешь глаза!
– Ну, деда…
Солнце грело камень, на котором лежал Змей, и все тело его наливалось приятным теплом.
«Хороший камень, хорошая поляна, – думалось ему, – вон под тем деревцем можно устроить себе кубло. Там будет тепло и уютно. Остаюсь». Прикрыв глаза, Змей посмотрел на маленькие следы между стеблями травы: «Еды, похоже, тоже достаточно».
День за днем текла лесная жизнь.
Сытый довольный Змей любил отдыхать на своем камне и наблюдать за окружающей суетой. На упругих ветвях дерева, под которым находилось его гнездо, поселилась пара птиц.
«Ишь ты, какие пестрые, – сердито думал Змей, – еще и поют каждый день. Еще бы, а почему не петь? Вон какое гнездо отгрохали. Небось, еще и птенцов ждут».
Полет птиц был легок и виртуозен, движения – плавными и четкими, а песня – звонкой и переливистой.
«Летают, опять летают. А вот я не могу. Вон, небо какое синее. Да будь у меня крылья, я и не так смог бы», – и Змей уползал в высокую траву.
Зависть – ужасное чувство
Жизнь счастливых птиц не давала Змею покоя. Их радостное пение наполняло его жизнь горечью, вонзившись в сердце занозой зависти.
«Легко им петь с таким клювом. У меня вот нет клюва. Пошипишь, пошипишь. А кто услышит?»
И перестала радовать Змея жизнь поляны. Все более злобные мысли стали одолевать его, терзало ужасное чувство – зависть.
« На яйцах она сидит. Деток ждет.
В таком гнезде их десяток можно вырастить – огромное какое. Он ей еще и жучков носит. А чего не носить? Крылья вон какие. Раз – туда, раз – назад. Полный клюв жучков. Ух, съесть бы вас, да далеко вы слишком».
Ужасное чувство зависти и злоба не давали покоя.
У счастливой пары птиц вылупилось трое птенцов. И обрадованные родители с утра до вечера кормили и оберегали свое потомство. А ночами счастливый отец распевал песни.
«Поет, опять поет. Вот уж жизнь без проблем и забот. Летай себе, пой. Глупые мошки сами в клюв ловятся. А ты попробуй без лап, попробуй без крыльев»
После череды жарких летних дней в воздухе запахло грозой. Черная, тяжелая туча надвигалась на поляну.
И грянул гром. Гроза бушевала долго. Ливень хлестал водой и ветром. Буря трепала и била бедное гнездо, а пара, как могла, спасала своих птенцов. Но они были бессильны.
Малышей выбросило из гнезда в черную бездну. Когда гроза прошла, бедные родители услышали писк возле коряги. Одному из птенцов удалось спастись.
Под корягой, свернувшись клубком, за ними наблюдал Змей. «Ну, давайте, летите сюда. Спасайте своего малыша. Я давно жду вас». Зоркие неподвижные глаза наблюдали за спускающейся парой. «Еще чуть-чуть ниже. Мы здесь. Ближе, еще ближе».
Самка первой спустилась к малышу. Молнией метнулся к ней Змей, и ядовитые зубы достали до ее крыла. Самец поспешил на помощь своей семье. И тоже упал замертво.
А маленького птенца Змей просто проглотил. «Ну, вот и все. А нечего было хвастаться своей красотой и уменьем. Теперь заживу как прежде».
Но свет для него померк.
Непослушные веки не желали подниматься. Лапы онемели, а крылья были неподвижны.
«Что это со мной? Все болит: крылья, лапы. Перья мокрые».
Вдох-выдох, вдох-выдох.
«Стоп! Какие лапы? Какие крылья? Какие перья? Я – Змей!!!»
– Аааа!!!! – закричала на ветке утробным голосом Птица.
Мораль притчи о зависти и злости
– Деда, ну, деда, смотри, опять та птичка сидит на ветке.
Деда, ты что спишь? – непоседливый Перышко топтался на ветке, – Дедушка, рано еще спать, еще солнце не взошло.
Старый Филин нехотя разлепил веки.
– Дедуля, она такая худая и растрепанная. Почему она там все время сидит?
– Это не Птица, это – Змей.
Перышко встрепенулся:
– Как? Ой, деда, ну расскажи!
Филин хмыкнул, взъерошил перья и взглянул на птичий силуэт с понурой головой.
– За то, что Змей убил пару птиц не для пропитания, а себе в удовольствие, Дух Леса поселил его душу в тело убитого им самца. Змей получил то, что хотел: крылья, клюв и большое красивое гнездо.
Но только вот летать оказалось непросто и страшно для Змея, всю жизнь прожившего на земле. Гнездо, без надлежащего ухода и труда, рассыпалось. А клюв не поможет петь, если не поет душа. Гадина останется гадиной, даже имея крылья.
Чужая жизнь всегда кажется легче и проще, чем твоя. Только потому, что ты не знаешь трудностей и горестей, с которыми приходится сталкиваться, выстраивая эту жизнь.
Чужой боли и горестей не видно. Чужие усилия – пыль. А ведь каждый день счастья дается трудом, ежедневным и кропотливым. Уразумел, несмышленыш? Спи уже.
– Ну, деда …
Вот такова мораль сей притчи о зависти и злости.
Надеюсь, Вас тронула моя современная сказка о Змее и Птицах. Она повествует о ненависти и зависти, этих ужасных чувствах, имеющих разрушительную силу. Думаю, притча о зависти и злости актуальна и для детей, и для взрослых.
Притчи о зависти — Что такое зависть, примеры
Чувство зависти – это то, что знакомо большинству людей в той или иной степени. Разрушительную силу этого чувства также наверняка многие пережили на себе, хотя не каждый готов в этом сознаться. Ведь зависть – постыдное чувство.
Чувство зависти
Содержание
- Выбор креста
- В магазине
- Бревно
- Взгляд со стороны
- Вдвое больше
Зависть – это чувство, возникающее по отношению к тому, кто обладает чем-либо (материальным или нематериальным), чем хочет обладать завидующий, но не обладает.
По Словарю Даля, зависть — это «досада по чужом добре или благе», завидовать – значит «жалеть, что у самого нет того, что есть у другого».
Спиноза определял зависть как «неудовольствие при виде чужого счастья» и «удовольствие в его же несчастье».
«Зависть – гниль для костей» – говорил Соломон Мудрый, а первый Иерусалимский епископ Иаков предостерегает, что «…где зависть, там неустройство и все худое».
Примеры зависти
Ниже мы рассмотрим примеры зависти, в которых наглядно показано, как разрушительно действует зависть на жизнь человека.
Предлагаем вашему вниманию 5 мудрых притч о зависти.
ВЫБОР КРЕСТА
Однажды в сердце простодушного поселянина закралась зависть. Он каждый день тяжело работал, однако его доходов только и хватало, чтобы едва прокормить семью. Напротив него жил богатый сосед, который занимался тем же делом, но был гораздо успешнее в своей работе. Он имел большое состояние и многие приходили к нему просить деньги взаймы.
Конечно, это неравенство угнетало бедняка, и он чувствовал себя несправедливо обиженным судьбой.
После очередных раздумий он крепко уснул. И вот снится ему сон, что стоит он у подножия горы, а некий почтенный старец говорит ему:
– Иди за мной.
Долго они шли, как, наконец, пришли в место, где лежало огромное множество всевозможных крестов. Все они были разных размеров и выполнены из различных материалов. Были кресты золотые и серебряные, медные и железные, каменные и деревянные. Старец говорит ему:
– Выбирай себе любой крест, какой хочешь. Затем тебе нужно будет отнести его на вершину той горы, которую ты видел вначале.
Загорелись у бедняка глаза, ладошки вспотели, и он нерешительно направился к золотому кресту, который ярко блестел на солнце и манил к себе своим великолепием и красотой. Когда он приблизился к нему, его дыхание участилось, и он наклонился, чтобы поднять его. Однако крест оказался настолько тяжелым, что бедный простец, сколько не пытался его поднять, не смог даже с места сдвинуть.
– Что же, видно не по силам тебе этот крест, – говорит ему старец, – выбирай другой.
Быстро окинув взглядом имеющиеся кресты, бедняк понял, что второй по ценности крест – серебряный. Однако приподняв его, он сделал только шаг, и тут же упал: серебряный крест оказался также чересчур тяжелым.
То же случилось с медным, железным и каменным крестами.
Наконец нашел человек самый маленький деревянный крест, который незаметно лежал в стороне. Он пришелся ему настолько впору, что бедняк спокойно взял его и отнес на вершину горы, как сказал старец.
Тогда его спутник обратился к нему, и сказал:
– А теперь я расскажу тебе, что за кресты ты видел только что. Золотой крест – это царский крест. Ты думаешь, что царем быть легко, а не знаешь, что царская власть – самое тяжелое бремя. Серебряный крест – это удел всех наделенных властью. Он также очень тяжел, и не каждый может его сносить. Медный крест – это крест тех, кому Бог послал в жизни богатство. Тебе кажется, что богатым быть хорошо, а не ведаешь того, что они ни днем, ни ночью не знают покоя. Кроме этого, богатым придется дать отчет в том, как они употребляли свое богатство в жизни. Поэтому их жизнь очень нелегка, хотя раньше ты считал их счастливчиками. Железный крест – это крест военных людей, которые часто живут в походных условиях, терпят холод, голод и постоянный страх смерти. Каменный крест – это удел торговцев. Тебе они кажутся людьми успешными и счастливыми, однако тебе невдомек, каким трудом они добывают свое пропитание. И потом нередки случаи, когда они, вложившись в предприятие, полностью все теряют, оставаясь в полной нищете. А вот деревянный крест, который показался тебе наиболее удобным и подходящим, – это и есть твой крест. Ты жаловался на то, что кто-то живет лучше тебя, но не смог осилить ни одного креста, кроме своего. Поэтому ступай, и впредь не ропщи на свою жизнь и никому не завидуй. Бог каждому дает крест по силам, – сколько кто может снести.
При последних словах старца бедняк проснулся, и больше никогда не завидовал и не роптал на свою судьбу.
В МАГАЗИНЕ
А это не совсем притча, так как за основу взят реальный случай из жизни. Это яркий пример зависти, поэтому мы решили, что он здесь будет уместен.
Пошел как-то человек в магазин за яблоками. Нашел отдел фруктов, и видит, что яблок всего два ящика. Подошел он к одному, и давай выбирать яблоки покрупнее и покрасивее. Выбирает, а сам краем глаза замечает, что в соседнем ящике фрукты более хорошие по виду. Но там стоит какой-то человек, и тоже выбирает.
Ну, думает он, сейчас этот покупатель отойдет, и я наберу отличных яблок. Думает, а сам стоит, и перебирает плоды в своем ящике. Но вот проходит несколько минут, а тот все не отходит от ящика с хорошими яблоками. «Сколько же можно, – недовольствует мужчина, но решает подождать еще немного». Однако проходит еще пять минут, а тот, как ни в чем не бывало, продолжает ковыряться в ящике с лучшими яблоками.
Тогда терпение нашего героя заканчивается, и он поворачивается к соседу, чтобы довольно резко попросить его позволить и ему набрать хороших яблок. Однако повернув голову, он видит, что справа… зеркало!
БРЕВНО
Еще один пример зависти, когда это пагубное чувство разрушило жизнь завистника, который имел для счастья все.
Жили по соседству два приятеля. Один был бедный, а другому досталось от родителей большое наследство. Однажды утром пришел бедняк к своему соседу и говорит:
– Не найдется ли у тебя лишнего бревна?
– Конечно, – отвечал богач, – а для чего тебе?
– Бревно нужно для сваи, – пояснил бедняк. – Я дом строю, и мне не хватает одной только сваи.
– Хорошо, – сказал богатый сосед, – я дам тебе бревно бесплатно, потому что у меня их много.
Обрадованный бедняк поблагодарил товарища, взял бревно и пошел достраивать свой дом. Через некоторое время работа была окончена, и дом вышел весьма удачным: высоким, красивым и просторным.
Разобрала досада богатого соседа, пришел он к бедняку и стал требовать свое бревно назад.
– Как же я отдаем тебе бревно, – удивился бедный приятель. – Если я его выну, дом разрушится. Но я могу найти в деревне подобное бревно и вернуть тебе.
– Нет, – отвечал завистник, – мне нужно только моё.
И как спор их был долгим и безрезультатным, решили они идти к королю, чтобы тот рассудил, кто из них прав.
Богач взял с собой в дорогу побольше денег, на всякий случай, а его бедный сосед приготовил вареный рис и взял немного рыбы. По дороге они устали и сильно проголодались. Однако рядом не было торговцев, у которых бы можно было купить еды, поэтому бедняк великодушно угостил своим рисом и рыбой богача. Ближе к вечеру они прибыли во дворец.
– С каким делом вы пришли? – спросил король.
– Мой сосед взял у меня бревно и не хочет отдавать обратно – начал богач.
– Так ли это было? – обратился правитель к бедняку.
– Да, – отвечал тот, – но когда мы шли сюда, он съел часть моего риса и рыбы.
– В таком случае, – заключил король, обращаясь к богатому, – пусть он вернет тебе твое бревно, а ты отдай ему его рис и рыбу.
Вернулись они домой, бедняк вытащил бревно, принес его соседу и сказал:
– Я вернул тебе твое бревно, а теперь ложись, я хочу забрать у тебя свой рис и рыбу.
Богач перепугался не на шутку и начал бормотать, что, дескать, бревно уже можно и не возвращать.
Но бедняк был непреклонен.
– Смилуйся, – стал тогда богач просить, – я отдам тебе половину своего состояния.
– Нет, – отвечал бедный сосед, доставая из кармана бритву и направляясь к нему, – мне нужен только мой рис и моя рыба.
Видя, что дело принимает серьезный оборот, богач в ужасе закричал:
– Я отдам тебе все свое добро, только не тронь меня!
Так бедняк стал самым богатым человеком в деревне, а богатый завистник превратился в нищего.
ВЗГЛЯД СО СТОРОНЫ
В красивой иномарке ехал человек и наблюдал, как над ним пролетал вертолет. «Хорошо это, наверное, – думал он, – летать по воздуху. Никаких ни пробок, ни аварий, да еще и город, как на ладони…».
Рядом с иномаркой ехал молодой человек в жигулях. Он с завистью смотрел на иномарку и думал: «Как же это прекрасно иметь такую машину. Коробка – автомат, кондиционер, комфортные сиденья, и не ломается каждые 100 км. Не то, что моя развалюха…».
Параллельно с жигулем ехал велосипедист. Тяжело крутя педали, он думал: «Все это конечно хорошо, но каждый день дышать выхлопными газами – так долго не протянешь. Да и на работу постоянно потный приезжаю. А если дождь – вообще катастрофа, будешь грязный с головы до ног. То ли дело этому парню в жигуле…».
Тут же невдалеке стоял на остановке человек, и, глядя на велосипедиста, думал: «Был бы у меня велик, не пришлось бы каждый день на дорогу тратить деньги и толкаться в душных маршрутках. Плюс и для здоровья полезно…».
За всем этим наблюдал юноша, сидящий в инвалидной коляске на балконе 5 этажа.
«Интересно, – думал он, – чем так недоволен этот парень на остановке? Может ему нужно идти на нелюбимую работу? Но ведь потом-то он может пойти куда угодно, он ведь может ходить…».
ВДВОЕ БОЛЬШЕ
Один греческий царь решил наградить двух своих вельмож. Пригласив одного из них во дворец, он сказал ему:
– Я дам тебе все, что ты захочешь, но имей в виду, что второму я дам то же самое, только вдвое больше.
Задумался вельможа. Задача была непростая, а как он был очень завистлив, то ситуацию усугублял тот факт, что царь хочет второму дать в два раза больше, чем ему самому. Это не давало ему покоя, и он не мог решить, чего же просить у правителя.
На следующий день он явился к царю и сказал:
– Государь, прикажи выколоть мне глаз!
В недоумении царь спросил, почему тот изъявил столь дикое желание.
– Для того, – отвечал завистливый вельможа, – чтобы ты выколол моему товарищу оба глаза.
Прав был Спиноза, когда сказал:
«Зависть есть не что иное, как сама ненависть, ибо чужое несчастье причиняет ей удовольствие».
Если вам понравились приведенные примеры зависти – поделитесь данной статьей в социальных сетях. Если же вам вообще нравятся притчи – подписывайтесь на сайт interesnyefakty.org. С нами всегда интересно!
Понравился пост? Нажми любую кнопку:
Работа с похотью, ненавистью, гневом и завистью
В 2003 году Арон Ралстон занимался скалолазанием в штате Юта, когда валун сдвинулся и прижал его руку и предплечье к стене каньона. Опытный альпинист, Ралстон знал, как использовать свои веревки, якоря и все, что у него было, чтобы убрать валун. Но это не сработало. Прошло пять дней, и у него закончились еда и вода. Поэтому на следующее утро он сделал немыслимое: вытащил перочинный нож и отрезал себе руку. Затем он спустился на 60 футов вниз по отвесной стене каньона и ушел в безопасное место.
Ральстон пошел на радикальные меры, но оказался невероятно умен. Он понял, что может либо сохранить обе руки и умереть, либо потерять одну руку и остаться в живых.
Точно так же, чтобы жить духовно, нам нужно отсекать все необходимое. Это означает быстрое и полное устранение всего, что морально или духовно лишает нас или заставляет впадать в грех (или оставаться в нем).
В Нагорной проповеди Иисус сказал своим ученикам: «Если правый глаз ваш соблазняет вас, выколите его и бросьте. Лучше тебе потерять одну часть своего тела, чем все тело быть брошенным в ад. И если твоя правая рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось прочь. Лучше тебе лишиться одной части тела твоего, чем всему телу твоему пойти в геенну» (Матфея 5:29).–30 НИВ).
Здесь Иисус имел дело с тремя сферами греха, широко распространенными в нашей культуре: гнев, ненависть и похоть. Грех обманывает нас, заставляя думать, что если мы не совершили настоящего дела, то с нами все в порядке. Гнев и ненависть — это убийство в сердце.
Похоть – это прелюбодеяние в сердце. Иисус имел дело с сердцем.
Чтобы было ясно, гневу есть место. Иисус не говорил, что христианин не может злиться. Есть определенные вещи, которые должны нас разозлить. Библия даже говорит: «Гневаясь, не согрешайте» (Ефесянам 4:26). Есть место праведному гневу. Но это не то, о чем Иисус говорил в 5-й главе Евангелия от Матфея.
В языке оригинала слово, которое Иисус использовал для обозначения гнева, относится к укоренившемуся гневу, злобе, которая лелеется внутри. Это не описание человека, который раздражается, выходит из себя, а потом извиняется. Иисус говорил о всепожирающем гневе. Многие люди в глубине своего сердца имеют гнев и ненависть до такой степени, что их истинное желание состоит в том, чтобы ненавистный человек умер.
Слово «ненависть» означает привычное презрение. Это не просто преходящая эмоция; это глубоко укоренившееся отвращение.
Вы так относитесь к кому-нибудь? Библия говорит, что «кто ненавидит брата своего, тот человекоубийца» (1 Иоанна 3:15).
Почему мы так поступаем? Иногда гнев коренится в зависти. Помните историю о Каине и Авеле? По сути, Каин убил своего брата, потому что завидовал ему. Ной Вебстер определил зависть как «досаду, огорчение, недовольство или беспокойство при виде чужой удачи».
Дело не в том, что кто-то сделал что-то лично против вас; это просто тот факт, что они добились успеха, а вы им завидуете. Может быть, они наслаждаются денежным успехом. Может быть, они женились на ком-то, на ком вы бы хотели жениться. Может быть, они достигли чего-то, что вы хотели бы, чтобы вы могли достичь. Может быть, они получили то положение, которое, по вашему мнению, должно было быть у вас.
Проблема с завистью в том, что она перерастает во что-то еще худшее. По словам Эзопа, «зависть стреляет в другого и ранит себя». Единственный человек, который страдает, когда вы завидуете, — это вы.
Мы все были обижены в жизни. Большинство из нас подвергались оклевете, жестокому обращению, ограблению и использованию в своих интересах. Иисус не говорит, что мы должны быть половицами для остальной части планеты. Но вместо того, чтобы наносить удары по тем, кто причинил нам зло, мы должны любить их позитивно.
Когда вы прощаете кого-то, вы освобождаете заключенного: себя. Другой человек может даже не осознавать, как сильно вы его или ее ненавидите. Другой человек может даже не знать о вашей горечи и не заботиться о вас. Но оно поглощает вас и причиняет вам боль. Это убивает тебя медленно.
Иисус сказал: «Вы слышали, что сказано древним: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших и молитесь за гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного. (Матфея 5:43–45 NIV).
Нет лучшего примера того, кто сделал это, чем Сам Иисус. После того, как он опознал Иуду как своего предателя, он сказал ему: «Что хочешь делать, делай скорее» (Иоанна 13:27). Затем, когда он снова встретил Иуду в Гефсиманском саду, сопровождаемый стражей храма и другими воинами, Иисус сказал ему: «Друг, зачем ты пришел?» (Матфея 26:50 NKJV).
Я нахожу это удивительным. Он знал, что Иуда был здесь, чтобы предать его. Он знал, что Иуда способствовал его аресту. Но Иисус сказал: «Друг, зачем ты пришел?» Это был последний шанс Иуды покаяться. Иисус предложил это, но Иуда пропустил это.
Затем, когда Иисус висел на кресте, первые слова, которые Он произнес, были в молитве: «Отче! прости им, ибо не ведают, что творят» (Луки 23:34 NIV).
Это хорошо для Иисуса, можете подумать вы. Он Бог.
Да, и Иисус умер на кресте, потому что нам нужно прощение. И мы должны распространять это прощение на других. Прощенные люди должны быть прощающими людьми.
Авраам Линкольн сказал: «Лучший способ уничтожить врага — сделать его другом».
Это бескорыстие, эта любовь, к которой призывает Иисус, встречается во многих людях, которых использовал Бог. Это был дух Авраама, когда он отдал лучшую землю своему недостойному племяннику Лоту. Это был дух Иосифа, когда он целовал своих братьев, которые так плохо с ним обращались. Это был дух Давида, когда он не воспользовался возможностью лишить жизни царя Саула, преследовавшего его. Это был дух Стефана, который молился за тех, кто забивал его камнями до смерти.
Это также тот дух, который должен быть у каждого из Божьих детей. Да поможет нам Бог подставить другую щеку и пройти лишнюю милю. Пусть Он даст нам возможность изменить сердце, отказавшись питать ненависть.
Каин и Авель: насилие, стыд и ревность
Насилие в семье не имеет смысла. Это не служит никакой полезной цели, а является просто двусмысленным выражением бессилия и господства. Случайные, бессмысленные акты насилия игнорируют индивидуальность жертвы: любой может стать его мишенью. Случайные акты насилия антисоциальны. Явное бессилие избежать или бороться с опасностью такого насилия делает современную жизнь опасной и неопределенной. То, что возникновение случайного насилия является признаком нашего времени, но, тем не менее, непостижимо, — вот что многие люди больше всего сожалеют. Его хаотичность, полное отсутствие разума угнетает и порождает страх.
Каин
При поиске объяснения беспричинного насилия, возможно, стоит более внимательно изучить событие, которое можно считать прототипом этого явления: кровавую встречу Каина и Авеля. В одной из первых глав Бытия (4,1–8) рассказывается история рождения детей Евы. Как люди с обязанностями, возделывающие землю и разводящие скот, каждый из них приносит подношение Богу, своему создателю и защитнику. Тем не менее, когда они приносят свою благодарность, контрфактическое выражение нужды и бессилия человека после того, как его изгнали из Рая, дела идут плохо. Динамику бессмысленного насилия можно исследовать через разворачивающуюся в результате драму (Бастиан и Хильгерс 19).90). Сюжет приходит в движение, когда жертва Каина в виде полевых плодов отвергается, а жертва его младшего брата Авеля, тучная часть первого теленка сезона, принимается. Отвержение и принятие случайны, без причины и смысла, в них нет смысла. Текст, во всяком случае, не дает никаких объяснений. В то время как подтверждение и признание ищутся и ожидаются, когда выражаются благодарность и зависимость, отказ является абсолютным, тотальным и бескомпромиссным. В Новой пересмотренной стандартной версии говорится: «И призрел Господь на Авеля и на дар его, а на Каина и на дар его не призрел. Каин очень разгневался, и поникло лице его» (Бытие 4, 5). В Новом голландском переводе Библии реакция Каина на этот неожиданный и случайный отказ представлена как реакция ярости и гнева: «Тогда Каин пришел в ярость, и лицо его помрачнело». Его гнев кажется признаком зависти. Зависть заставляет чувствовать себя неполноценным; чувство, которое исчезает, когда кто-то крадет у другого то, что он жаждет для себя. Еврейский философ Мартин Бубер перевел этот отрывок иначе: «E achtete auf Habel und seine Spende, auf Kajin und seine Spende achtete er nicht. Das entflamte Kajin und sein Antlietz fiel». И в Einheitsuebersetzung от 1979 этот отрывок переводится как: «…Da ueberlief es Kain ganz Heisz und sein Blick senkte sich». Приношение Каина отвергается, он краснеет от стыда. Его лицо падает. Его неожиданно бросил Тот, от кого он зависит как фермер и чьей благосклонности он добивался. Унижение и боль нельзя скрыть или подавить, ибо Авель видел все.
Вина и стыд
Стыд — это нарциссический аффект par excellence. Внезапно оказывается, что представление о себе и образ, в который хотят верить другие, оказываются ложными. Такой стыд нельзя контролировать или контролировать. В этом его отличие от вины. Вина предполагает свободу: выбор между тем, что должно быть сделано, и тем, что сделано, между долгом и желанием, между добром и злом. Вина — это коррелят свободного решения, которое оказывается неправильным. Вина связана с действиями, с тем, что человек делает. Стыд же связан с видением и восприятием, с самопониманием и самопредставлением, со всем своим существованием. Стыд связан с чувством неправоты. Психология развития рассматривает стыд и сомнение как часть той ранней стадии жизни, на которой дети пытаются подтвердить свою автономию, когда, к удовольствию своих любящих, любящих родителей, они пытаются остаться в одиночестве и вместо этого продемонстрировать свое бессилие, падая. Когда ребенок выставил себя дураком, от все еще неуверенной самооценки мало что остается. Стыд возникает, когда человеку не удается достичь своего эго-идеала, и он вынужден признать собственную неполноценность, в частности, когда личный faux pas , возможно, сам по себе невинный, был замечен кем-то другим.
Вина всегда связана с нарушением правил, призванных защищать общее благо. Эти правила необходимы как социальная гарантия и охрана порядка. Вина также является частью более поздней фазы детского развития, которая проявляется, когда ребенок, преследуя свои собственные интересы, не принимает во внимание общее благо и права других в коллективном благополучии.
Когда тебя одолевает стыд, вина кажется меньшим из двух зол. В конце концов, вина предполагает некоторый уровень контроля над ситуацией, которая делает человека бессильным и неэффективным. Вина как результат неправильного выбора и неправильных действий всегда ограничена и конечна, в то время как стыд тотален и всеобъемлющ. Поскольку стыд охватывает всего человека, люди обычно предпочитают пристрастность вины, как это делал Каин. Чтобы выжить, чтобы не утонуть в самоуничижении и избежать внезапной тщетности существования, Каин убил своего брата. Ибо именно взгляд Авеля определил неизбежность никчемности Каина. Убийство Авеля действительно кажется примером бессмысленного насилия, хотя для Каина это была попытка справиться с ситуацией, в которой он чувствовал себя потерянным, а мир казался лишенным смысла. Каин предпочел бы активно винить себя, чем пассивно стыдиться. Вина сводит универсальное к частному; вина подразумевает наказание и, возможно, прощение; чувство вины может сделать жизнь лучше. Провинившийся Феликс . Слава Богу за вину.
Мужество и бравада
Признавая сложность конкретных событий, эта трансформация стыда в вину может способствовать лучшему пониманию бессмысленного насилия. Чтобы достичь этого, мы должны рассмотреть, что сегодня означает человеческая уязвимость и как мы справляемся с ней. Представление о том, что современный человек может быть уязвимым и слабым, кажется, противоречит прямому, но наивному и поверхностному опыту повседневной жизни. В конце концов, в современном индивидуалистическом обществе жизнь определяется множеством возможностей и вариантов выбора. Больше, чем когда-либо прежде, мы можем строить свою жизнь в соответствии со своими личными предпочтениями. Мы можем жить так, как мы хотим. Но в таком приятном существовании нет ни провала, ни неудачи, за которую легко можно было бы возложить ответственность на небрежность правительства, неисполнение долга социальными институтами или несостоятельность политической системы и т. д. Есть только наша личная ответственность. Мы неизбежно терпим неудачу. Мы вынуждены признать, что мы не всесильны, какими хотим быть. Реальность не соответствует условиям, установленным нашим эго-идеалом.
В эпоху, когда индивидуальное высокомерие и мания величия социально подкрепляются, нарциссическая уязвимость высока (Capps 1993). Там, где успех является нормой, каждая неудача становится гораздо более болезненной. Однако показывать такую уязвимость просто не принято. Нужно быть энергичным, а не ныть и делать вид, что все в порядке. Соответственно, в попытке победить свой сокровенный страх неудачи люди учатся подавлять все, что их пугает. Простые офисные работники чувствуют себя героями, когда выходят невредимыми из путешествия на выживание в Арденнах по приглашению босса; их чувство общности усиливается, когда по совету бизнес-консультанта они вместе покоряют пустыню. Люди чувствуют себя увереннее и увереннее, прыгая с моста на тарзанке, взбираясь на гору, отправляясь на сафари или исследуя незнакомые культуры по маршруту турагента. Несмотря на то, что такие действия объявляются проявлением свободы и уверенности в себе, частота и экстравагантность таких действий, их своеобразное и драматичное осуществление, скорее указывают на то, что они являются выражением скрытого истощения и поиска смысла, который не может быть признан другими. Это страх быть признанным хрупким и раздробленным, который максимально скрыт от посторонних глаз выбором слишком крайних. Несмотря на видимость обратного, именно из-за множества возможностей для саморазвития и самореализации — и подразумеваемого давления, которое такие возможности оказывают в отношении производительности и отличия, — современный человек особенно уязвим для неудач. В то же время наша культура требует, чтобы страх неудачи скрывался за фасадом мужества и бравады. Неуважение, когда необходимы поддержка и восхищение, высмеивание в случае неудачи — это смертельная травма для хрупкого существования. Стыд, который это порождает, находит выражение в неистовой ярости и в то же время скрывается за ней. Когда самоуважение и самоуважение смертельно ранены, забота о других не имеет никакого значения, ибо единственный способ вновь утвердить собственное жертвенное «я» — это уничтожить тех, кто был свидетелем его гибели. Такого рода целенаправленная деструктивность освобождает преступника от зависимости и уныния от переживания стыда. Результатом этого действия является главным образом признание вновь обретенной свободы, что подразумевает, конечно, вину: возможность или даже уверенность в неправильном выборе. Крайность насилия, чрезмерность проступка и подчеркнутая вина существенны, поскольку являются убедительным свидетельством чего-то вновь обретенного: контроля, свободы, самоуважения.
Авель
Превращение стыда в вину также приятно для окружающих и зрителей. Ситуация проста, упрощена: легко проводится разделение между добром и злом, ими и нами. Такая дихотомия помогает восстановить порядок, снова сделать мир безопасным, соблюдать правила. Подобный маневр, предназначенный для локализации зла, требует некоторого празднования, потому что он публично провозглашает свою невиновность в молчаливом протесте, который требует признания и подтверждения. Проходят марши, развеваются флаги, их цвет белый, убийца черный. В этом, быть может, чересчур напыщенном и легкомысленном восклицании собственной праведности публика играет роль убитой невинности и слишком охотно отождествляет себя с другим — добрым — братом, Авелем.
История Каина и Авеля о двух братьях. Их подношения — это не только знак благодарности, но и просьба о признании и подтверждении, необходимых для жизни в угрожающем мире, где правят сомнения и неуверенность. В таком мире, как их, богов нужно умилостивить. Узнавать, что одного брата принимают и предпочитают, а другого игнорируют и отвергают в том, что казалось мирным подношением из простой благодарности, но оказалось борьбой за любовь и подтверждение, тревожит и угрожает. Чтобы иметь возможность жить с такой двусмысленностью и неуверенностью, само низкое благородство отвергнутого брата должно быть поразительно и мучительно ясно видно из кажущейся невиновности другого. Однако, несмотря на видимость, на арене любви и неприятия, страха и принятия невиновных не бывает. Авель не невиновен, ибо само его существование определяет конфликт. Авель — брат Каина, и ни одно из желаний его брата ему не чуждо. Авель такой же, как Каин, только более успешный (Drewermann 1989). Однако для того, чтобы добиться успеха, он явно должен делать все возможное, чтобы хранить молчание о соревновании, в котором они застряли, и воздерживаться от слов о достигнутой таким образом победе.
Этот парадокс победы, одержанной за счет отрицания конкуренции, может быть слишком легко распознан везде, где есть молчаливый протест против бессмысленного насилия. Несмотря на молчание, такого рода протест является громким провозглашением морального превосходства Авеля и всех таких миролюбивых, благодарных людей, как он, над виновниками этого ужасного преступления. Прославление молчания как реакции на бессмысленное, случайное насилие может быть понято и как сомнительная попытка отплатить стыдом за вину. Образцовый смысл молчаливого протеста сродни депрессивному шантажу для исправления проступков своенравного ребенка, который навязывает мать не сердитая, а грустная. Однако трагедией такого рода протеста является то, что он предполагает непримиримую дилемму. На место провальной прагматики ставится онтологический дефицит — виновник ничего не стоит: преступник просто сделал что-то не так.
Ревность и зависть
История Каина и Авеля показывает, что невинных не бывает. Каждому Авелю нужен свой Каин в борьбе за признание и восхищение, если он хочет гордиться собой. Точно так же каждый Каин приходит в ярость из-за зависти к безмолвному зрелищу ханжеского, скромного брата по имени Авель.
Но, может быть, не зависть, а ревность поглотила Каина. Каин был отвергнут, хотя и любил Бога. Быть отвергнутым без причины кем-то, кого вы любите, кто-то, кому вы хотели и думали, что можете доверять, — это, пожалуй, худшее, что может случиться с человеком. Каин воспринимает отказ от своего приношения как предательский поступок. Бог прелюбодействует (Берке 1986). Любовь Каина подразумевала, что любовь должна быть исключительной. Но, оказывается, есть и другие, разделяющие любовь Божию и даже любимые больше, которым отдается предпочтение. Тогда мир рушится. Разочарование в прежнем объекте любви трансформируется в ненависть к незваному гостю, укравшему любовь, на которую он считал себя единственным заслуживающим. Непонимание питает бушующую ревность. Ревность, движимая любовью и желанием быть любимой, радикально отличается от зависти. Своеобразие этой ревности определяется триадным характером рассматриваемых отношений. Когда нарушается монополия любви, возникает ревность, основанная на простых обещаниях: я люблю тебя, и ты любишь меня. Когда взаимность любви оказывается иллюзией, когда приходится верить, что любовь украдена кем-то другим, тогда надо мстить.
Ревность, происходящую от потерянной любви, следует отличать от вульгарной зависти. Ревность выражает разочарование в том, что было неправильно понято как взаимные отношения. Таким образом, разочарованный, но все еще влюбленный, человек обвиняет третью сторону в том, что она украла его любовь. Зависть, однако, ничего не знает об альтруистической любви, но очарована мономаниакальным себялюбием. Зависть двойственна. В зависти человек завидует тому, чем, в его глазах, незаслуженно владеет другой. Мы можем узнать это по поведению той матери, которая ничего не говорит, когда Соломон предлагает разрубить спорного ребенка пополам: если я не могу иметь ребенка, то никто другой не сможет. Каин не завидует, он ревнует. Ревность, пожалуй, можно понимать как беспомощную попытку оправдать того, кто неожиданно и внезапно дарит свою любовь кому-то другому, приписывая эту драматическую потерю силе незваного гостя. Смертельная ненависть к злоумышленнику выражает продолжающуюся любовь к первоначальному объекту любви. Ревность отчаянно пытается сохранить любовь, которая кажется потерянной. Преданный, отвергнутый и униженный Каин охвачен ненавистью к сопернику, похитившему предмет его любви. Он убивает своего брата Авеля из ревности. Это кажется бессмысленным насилием, но оно не лишено смысла.
Чтобы уберечь его от мести тех, кто опасается взрыва насилия, Каин отмечен знаменательным знаком, знаком, предупреждающим других не платить злом за зло. В то время как якобы бессмысленное убийство Авеля, кажется, угрожает основам гражданского общества, метка Каина является следствием. Это показывает уязвимость Каина и возвращает, как замаскированное благословение, любовь, которую он считал потерянной. За убийство Авеля, проистекающее из разочарованной любви, нельзя мстить; в противном случае разовьется страшная спираль насилия. Знак защищает Каина от тех, кто не понимает, как разочарованная любовь привела к убийству, от тех, кто не может оценить драму, в которой Каин лишился любви из-за любви. Метка Каина — это выражение сострадания к израненному сердцу, лежащему в основе братоубийственной трагедии.
Бессмысленное насилие?
Чтобы завершить этот анализ бессмысленного насилия, мы должны обратить внимание на определяющую его динамику стыда. Нарциссические проблемы занимают важное место в современной культуре (Mooy, 1998). Они связаны с нестабильностью самооценки, которая (без ясной причины) колеблется между чувством полной никчемности и грандиозным великолепием. Эта проблема наглядно проявляется в чрезмерной заботе многих обычных мужчин и женщин о своем общественном имидже и в их неуверенности в том, достаточно ли оценен этот имидж. Акты насилия — это оскорбление самооценки, оскорбление, серьезность которого прямо пропорциональна грандиозности первоначально воображаемой ценности личности. Парадокс в динамике насилия заключается в том, что суждения других имеют такое большое значение, потому что они отражают наше подавленное и скрытое самопознание. Вот почему разрушение иллюзии мнимого всемогущества и неуязвимости приводит к ужасающим последствиям (Муй 19).98). Именно убийство и убийство, то есть лишение жизни другого в ответ на причинение вреда, подтверждают in extremis предполагаемую угрозу всемогуществу и величию.
Если насильственное поведение можно рассматривать как реакцию и защиту от стыда, то социально-политические последствия институционального неуважения и общественного позора также имеют отношение к нашему анализу. Пока правительственная бюрократия продолжает верить, что она всегда знает лучше, чем средний гражданин, пока крупный бизнес продолжает предпочитать взаимозаменяемость и взаимозаменяемость лояльности, пока коллегиальность (например, в университетах) продолжает приноситься в жертву иерархии, и от производительности к производству, эффект таких политик и стратегий ощущается как преднамеренные атаки на самооценку обычных граждан, клиентов, заказчиков и сотрудников. Такие оскорбления подразумевают отказ от фасада, за которым пытаются сохранить видимость успешной жизни. Индивидуум должен заключить, что в глазах тех, кто стоит выше него, его ценность равна нулю и, следовательно, не имеет никакого значения. В обществе, в котором никто не считается, каждая такая нарциссическая травма порождает сильный гнев. Насилие во всех его формах соответствует давлению, направленному на то, чтобы представить себя компетентным, успешным, принятым, достойным человеком, чья самооценка подтверждена. Этот вид насилия бывает не только физическим. Повседневная грубость, вульгарность и высокомерие являются выражением постыдной и насильственной защиты от посягательств на уязвимое «я». Стыд ощущается еще сильнее, когда речь идет об интимных вопросах. Частично это объясняет сексуальное насилие. Порнография, изнасилование, насилие в семье — не менее нарциссические попытки восстановить самооценку за счет унижения другого (Stoller 19).87). Явный отказ от социальных, культурных или сексуальных табу в целом следует рассматривать как упражнение в нарциссическом исправлении путем пристыжения наивных и невинных. Ярость на дорогах, дорожная агрессия, неприглядность современной архитектуры и демонстративное потребление должны также пониматься как выражение ненависти и мстительности, полных стыда и проистекающих из чувства неполноценности и разочарования. Такое насилие хоть и неприятно, но не бессмысленно. У него есть цель, хотя, возможно, нам лучше закрыть глаза на темную сторону собственного существования. Культивировать концепцию бессмысленного, бессмысленного насилия — это последняя попытка поддержать идею справедливого мира, поддерживающего притворство нашей собственной невиновности.
Надежда и юмор
Как пережить это чувство неполноценности и стыда, отражающееся в обесценивающей улыбке всех тех, кто воспринимает и ценит плохое представление, которое мы, по-видимому, даем в театре жизни? Жизнеобеспечение должно основываться на доверии и надежде, которые мы должны были усвоить, когда нас кормили и отнимали от груди в младенчестве. Лелея в себе надежду, мы могли бы победить свою уязвимость и невозмутимо следовать своему собственному пути, веря, что однажды нас увидят такими, какие мы есть. Это внутреннее убеждение должно быть достигнуто в детстве, когда в отношениях с самыми важными людьми в нашей жизни преобладала не обида, а поддержка и подтверждение (Эриксон 19).64). Надежде можно научиться, когда можно рассчитывать на постоянную материнскую заботу и постоянное провидение. Именно первичная идентификация с матерью, переживаемая как продолжение себя, делала и делает приемлемой конечную природу собственного существования. В то же время нарциссическая уязвимость, единственной панацеей от которой является надежда на лучшую жизнь, является результатом безразличной или недоверчивой педагогики, характеризующейся родительской небрежностью или баловством. Чтобы сохранить надежду, необходимо отказаться от некоторых желаний и обменять их на более реалистичное видение будущего. Надежда требует постоянной адаптации к возможностям момента (Pruyser 19).63). Таким образом, необходим как отказ от желаний, так и постоянное создание новых, более осуществимых устремлений, чтобы уравновесить искушение поддаться иллюзорным мечтам (см.
