Самое главное в жизни, все загадки её – хотите, я высыплю вам сейчас? Не гонитесь за призрачным –… ▷ Socratify.Net
ПОХОЖИЕ ЦИТАТЫ
ПОХОЖИЕ ЦИТАТЫ
Будьте благодарны за то, что у вас есть, и в конечном итоге вы приобретете больше. Если вы концентрируете свое внимание на том, чего у вас нет, вам никогда не будет достаточно.
Опра Уинфри (9)
Не спрашивайте у человека — любит он Вас или нет. Если Вы не чувствуете этого в его поступках по отношению к Вам, то, значит, ответ Вы уже знаете.
Элис Романова (30+)
Жизнь не дает вам людей, которых вы хотите. Она дает вам людей, в которых вы нуждаетесь. Они причиняют вам боль, любят, учат вас, ломают вас, чтобы превратить вас в того, кем вы должны быть.
Неизвестный автор (1000+)
Если у вас могут быть одновременно свобода и любовь, вам больше ничего не нужно.
У вас все есть — то, ради чего дана жизнь. Любовь. Свобода. Одиночество (Ошо) (20+)
Два чувства нас спасают в жизни — любовь и юмор. Если у вас есть одно из двух, вы — счастливый человек! Если у вас есть оба — вы непобедимы!
Неизвестный автор (1000+)
Не стоит менять себя в угоду другим. Ведь, если вам жмут туфли, вы же не меняете ноги?!
Неизвестный автор (1000+)
Если у вас есть мечта, ничто не помешает вам воплотить ее в жизнь, пока вы не сдаетесь.
Нельсон Мандела (20+)
Если вам удастся найти кого-то, с кем вы можете обняться и закрыть глаза на весь мир, вам повезло — даже если это продлится всего минуту.
Имя Ветра (Патрик Ротфусс) (10+)
Не обижайте тех, кто вас любит, ведь они беззащитны из-за любви к вам.
Неизвестный автор (1000+)
Больше всего люди обижаются на вас за то, что вы упрямо и нахально не хотите соответствовать их личным ожиданиям.
Неизвестный автор (1000+)
- Показать лучшие
- Главная
- ❤❤❤ Архипелаг ГУЛАГ (Александр Солженицын) — 36 цитат
Солженицын архипелаг гулаг цитаты.
Архипелаг гулаг (александр солженицын) книга, цитатыСамое главное в жизни, все загадки её – хотите, я высыплю вам сейчас?
Не гонитесь за призрачным – за имуществом, за званиями: это наживается нервами десятилетий, а конфискуется в одну ночь.
Живите с ровным превосходством над жизнью – не пугайтесь беды и не томитесь по счастью. Все равно ведь и горького не до веку и сладкого не дополна. Довольно с вас, если вы не замерзаете и если жажда и голод не рвут вам когтями внутренностей Если у вас не перешиблен хребет, ходят обе ноги, сгибаются обе руки, видят оба глаза и слышат оба уха – кому вам ещё завидовать? Зависть к другим, больше всего съедает нас же.
Протрите глаза, омойте сердце и выше всего оцените тех, кто любит вас и кто к вам расположен. Не обижайте их, не браните.
Ни с кем из них не расставайтесь в ссоре. Ведь вы же не знаете, может быть, это ваш последний поступок и таким вы останетесь в их памяти.
Если уж вы арестованы — то разве еще что-нибудь устояло в этом землетрясении?
Но затмившимся мозгом не способные охватить этих перемещений мироздания, самые изощренные и самые простоватые из нас не находятся и в этот миг изо всего опыта жизни выдавить что-нибудь иное, кроме как:
— Я?? За что?!? — вопрос, миллионы и миллионы раз повторенный еще до нас и никогда не получивший ответа.
Вселенная имеет столько центров, сколько в ней живых существ.
Человек, внутренне не подготовленный к насилию, всегда слабей насильника.
Александр Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ
Самое главное в жизни, все загадки её – хотите, я высыплю вам сейчас?
Не гонитесь за призрачным – за имуществом, за званиями: это наживается нервами десятилетий, а конфискуется в одну ночь.
Живите с ровным превосходством над жизнью – не пугайтесь беды и не томитесь по счастью. Все равно ведь и горького не до веку и сладкого не дополна. Довольно с вас, если вы не замерзаете и если жажда и голод не рвут вам когтями внутренностей… Если у вас не перешиблен хребет, ходят обе ноги, сгибаются обе руки, видят оба глаза и слышат оба уха – кому вам ещё завидовать? Зависть к другим, больше всего съедает нас же.
Протрите глаза, омойте сердце и выше всего оцените тех, кто любит вас и кто к вам расположен. Не обижайте их, не браните.
Ни с кем из них не расставайтесь в ссоре. Ведь вы же не знаете, может быть, это ваш последний поступок и таким вы останетесь в их памяти.
Александр Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ
Ревность — это оскорбленное самолюбие. Настоящая любовь, лишившись ответа, не ревнует, а умирает, окостеневает.
Александр Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ
Смирная овца волку по зубам.
Александр Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ
Не наказывая, даже не порицая злодеев, мы не просто оберегаем их ничтожную старость — мы тем самым из-под новых поколений вырываем всякие основы справедливости. Оттого-то они «равнодушные» и растут, а не из-за «слабости воспитательной работы».
Александр Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ
Сколько из нас признают: именно в неволе в первый раз мы узнали подлинную дружбу!
Александр Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ
Граждане, любящие путешествовать! Не забывайте, что на каждом вокзале есть отделение ГПУ и несколько тюремных камер.
Александр Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ
Или вот говорят о ком-то уехавшем с Архипелага:
— Дали три, отсидел пять, выпустили досрочно.
* Катаев В.
Россия, конец XX — начало XXI — Акунин Б. * Альтов С. * Высоцкий В. * Гераскина Л. * Дементьев А. * Задорнов М. * Кунин В. * Мелихан К. * Окуджава Б. * Рождественский Р. * Сахаров А. * Снегов С. * Солженицын А. * Суворов В. * Тальков И. * Троепольский Г. * Успенский Э. * Филатов Л. * Черных В. * Шендерович В. * Щербакова Г.
Солженицын Александр Исаевич (р. 1918)
Цитаты из произведений Александра Солженицына —
лист () () () 4 () () () () () () () () ()
Биография Александра Солженицына >>
Цитаты из книги Александра Солженицына «Архипелаг ГУЛаг»
(1958-1968; издана на Западе в 1973–1975; в СССР распространялась нелегально)
Это волчье племя — откуда оно в нашем народе взялось? Не нашего оно корня? не нашей крови? Нашей.
Так чтобы белыми мантиями праведников не шибко переполаскивать, спросим себя каждый: а повернись моя жизнь иначе — палачом таким не стал бы и я? Это — страшный вопрос, если отвечать на него честно.
По роду деятельности и по сделанному жизненному выбору лишенные ВЕРХНЕЙ сферы человеческого бытия, служители Голубого Заведения с тем большей полнотой и жадностью жили в сфере нижней. А там владели ими и направляли их сильнейшие (кроме голода и пола) инстинкты нижней сферы: инстинкт ВЛАСТИ и инстинкт НАЖИВЫ. (Особенно — власти. В наши десятилетия она оказалась важнее денег.) Власть — это яд, известно тысячелетия. Да не приобрел бы никто и никогда материальной власти над другими! Но для человека с верою в нечто высшее надо всеми нами, и потому с сознанием своей ограниченности, власть еще не смертельна. Для людей без верхней сферы власть — это трупный яд. Им от этого заражения — нет спасенья. Помните, что пишет о власти Толстой? Иван Ильич занял такое служебное положение, при котором имел возможность погубить всякого человека, которого хотел погубить! Все без исключения люди были у него в руках, любого самого важного можно было привести к нему в качестве обвиняемого.
Есть соображения…» И все! И не будет! — Или ты — особист, смершевец, всего лейтенант, но старый дородный полковник, командир части, при твоем входе встает, он старается льстить тебе, угождать, он с начальником штаба не выпьет, не пригласив тебя. Это ничего, что у тебя две малых звездочки, это даже забавно: ведь твои звездочки имеют совсем другой вес, измеряются совсем по другой шкале, чем у офицеров обыкновенных (и иногда, в спецпоручениях, вам разрешается нацепить, например, и майорские, это как псевдоним, как условность). Над всеми людьми этой воинской части, или этого завода, или этого района ты имеешь власть идущую несравненно глубже, чем у командира, у директора, у секретаря райкома. Те распоряжаются их службой, заработками, добрым именем, а ты — их свободой. И никто не посмеет сказать о тебе на собрании, никто не посмеет написать о тебе в газете — да не только плохо! и хорошо — не посмеют!! Тебя, как сокровенное божество, и упоминать даже нельзя! Ты — есть, все чувствуют тебя! — но тебя как бы и нет! И поэтому — ты выше открытой власти с тех пор, как прикрылся этой небесной фуражкой.
Для такой ЧИСТКИ нужен был Сталин, да, но и партия же была нужна такая: большинство их, стоявших у власти, до самого момента собственной посадки безжалостно сажали других, послушно уничтожали себе подобных по тем же самым инструкциям, отдавали на расправу любого вчерашнего друга или соратника.
И все крупные большевики, увенченные теперь ореолом мучеников, успели побыть и палачами других большевиков (уж не считая, как прежде того, они все были палачами беспартийных). Может быть 37-й год и НУЖЕН был для того, чтобы показать, как малого стоит все их МИРОВОЗЗРЕНИЕ, которым они так бодро хорохорились, разворашивая Россию, громя ее твердыни, топча ее святыни, — Россию, где и м с а м и м ТАКАЯ расправа никогда не угрожала. Жертвы большевиков с 1918 по 1936 никогда не вели себя так ничтожно, как ведущие большевики, когда пришла гроза на них. Если подробно рассматривать всю историю посадок и процессов 1936-38 годов, то главное отвращение испытываешь не к Сталину с подручными, а к унизительно-гадким подсудимым — омерзение к душевной низости их после прежней гордости и непримиримости.
И как же? как же устоять тебе? — чувствующему боль, слабому, с живыми привязанностями, неподготовленному?.. Что надо, чтобы быть сильнее следователя и всего этого капкана? Надо вступить в тюрьму, не трепеща за свою оставленную теплую жизнь.
Надо на пороге сказать себе: жизнь окончена, немного рано, но ничего не поделаешь. На свободу я не вернусь никогда. Я обречен на гибель — сейчас или несколько позже, но позже будет даже тяжелей, лучше раньше. Имущества у меня больше нет. Близкие умерли для меня — и я для них умер. Тело мое с сегодняшнего дня для меня — бесполезное, чужое тело. Только дух мой и моя совесть остаются мне дороги и важны. И перед таким арестантом — дрогнет следствие! Только тот победит, кто от всего отрекся! Но как обратить свое тело в камень?
Нас просвещают и готовят с юности — к нашей специальности; к обязанностям гражданина; к воинской службе; к уходу за своим телом; к приличному поведению; даже и к пониманию изящного (ну, это не очень). Но ни образование, ни воспитание, ни опыт ничуть не подводят нас к величайшему испытанию жизни: к аресту ни за что и к следствию ни о чем. Романы, пьесы, кинофильмы (самим бы их авторам испить чашу ГУЛага!) изображают нам тех, кто может встретиться в кабинете следователя, рыцарями истины и человеколюбия, отцами родными.
— О чем только не читают нам лекций! и даже загоняют на них! — но никто не прочтет лекции об истинном и расширительном смысле уголовных кодексов, да и сами кодексы не выставлены в библиотеках, не продаются в киосках, не попадаются в руки беспечной юности. Почти кажется сказкой, что где-то, за тремя морями, подследственный может воспользоваться помощью адвоката. Это значит, в самую тяжелую минуту борьбы иметь подле себя светлый ум, владеющий всеми законами! Принцип нашего следствия еще и в том, чтобы лишить подследственного даже знания законов.
| Оскар Уайльд Каталог Кентервилля Глава 7 СОДЕРЖА | Оскар Уайльд (1856-1900) Кентервильское привидение Гило-идеалистический роман Через четыре дня после этих любопытных происшествий около одиннадцати часов ночи в Кентервильском Чейзе начались похороны. На следующее утро, перед отъездом лорда Кентервиля в город, мистер Отис побеседовал с ним о драгоценностях, подаренных призраком Вирджинии. Они были совершенно великолепны, особенно одно рубиновое колье в старинной венецианской оправе, которое действительно было превосходным образцом работы шестнадцатого века, и их стоимость была так велика, что мистер Отис испытывал большие сомнения, позволяя своей дочери принять их. Милорд, сказал он, я знаю, что в этой стране считается, что смертный приговор применяется не только к земле, но и к безделушкам, и мне совершенно ясно, что эти драгоценности являются или должны быть фамильными реликвиями в вашей семье. Поэтому я должен просить вас взять их с собой в Лондон и рассматривать их просто как часть вашего имущества, которое было возвращено вам при некоторых странных условиях. Лорд Кентервиль очень серьезно слушал речь достойного министра, то и дело теребя свои седые усы, чтобы скрыть невольную улыбку, а когда мистер Отис расплакался, сердечно пожал ему руку и сказал: дочь оказала моему несчастному предку, сэру Саймону, очень важную услугу, и я и моя семья многим обязаны ей за ее удивительное мужество и отвагу. Драгоценности явно принадлежат ей, и, черт возьми, я думаю, что если бы я был достаточно бессердечен, чтобы забрать их у нее, злой старик вылез бы из гроба через две недели, ведя меня за дьявольскую жизнь. Что касается того, что они являются семейными реликвиями, ничто не является семейной реликвией, если не упоминается в завещании или юридическом документе, и о существовании этих драгоценностей было совершенно неизвестно. Мистер Отис был очень огорчен отказом лорда Кентервиля и умолял его пересмотреть свое решение, но добродушный пэр был весьма тверд и, в конце концов, уговорил министра позволить его дочери сохранить подарок, подаренный ей призраком. и когда весной 1890 года юная герцогиня Чеширская была представлена в первой гостиной королевы по случаю ее свадьбы, ее драгоценности были предметом всеобщего восхищения. Ибо Вирджиния получила корону, которая является наградой для всех хороших маленьких американских девочек, и вышла замуж за своего любовника, как только он достиг совершеннолетия. Герцог и герцогиня, по окончании медового месяца, отправились в Кентервильскую охоту, а на следующий день после приезда днем отправились на уединенное кладбище у соснового леса. Сначала возникли большие трудности с надписью на надгробной плите сэра Саймона, но в конце концов было решено выгравировать на ней просто инициалы имени старого джентльмена и стих из окна библиотеки. Дорогой Сесил! У меня нет от тебя секретов. Да, ты знаешь, ответил он, улыбаясь, ты никогда не говорил мне, что с тобой случилось, когда ты был заперт с призраком. Я никогда никому не говорила, Сесил, серьезно сказала Вирджиния. Я это знаю, но ты можешь мне сказать. Пожалуйста, не спрашивай меня, Сесил, я не могу тебе сказать. Бедный сэр Саймон! Я многим ему обязан. Да, не смейся, Сесил, правда смеюсь. Он заставил меня увидеть, что такое Жизнь, что означает Смерть и почему Любовь сильнее их обоих. Герцог встал и нежно поцеловал жену. Ты можешь получить свой секрет, пока у меня есть твое сердце, — пробормотал он. У тебя всегда было это, Сесил. А ты когда-нибудь расскажешь нашим детям, правда? Вирджиния покраснела.
|
Катафалк был запряжен восемью вороными лошадьми, каждая из которых несла на голове большой пучок качающихся страусиных перьев, а свинцовый гроб был накрыт ярко-пурпурным покрывалом, на котором золотом был вышит Кентервильский герб. . Рядом с катафалком и каретами шли слуги с зажженными факелами, и вся процессия производила удивительное впечатление. Лорд Кентервиль был главным провожающим, специально приехавшим из Уэльса, чтобы присутствовать на похоронах, и сел в первую карету вместе с маленькой Вирджинией. Затем шли посланник Соединенных Штатов и его жена, затем Вашингтон и трое мальчиков, а в последнем вагоне ехала миссис Амни. Все считали, что, поскольку она боялась призрака более пятидесяти лет своей жизни, она имела право увидеть его в последний раз. В углу церковного двора, прямо под старым тисом, была вырыта глубокая могила, и преподобный Август Дампьер читал службу самым впечатляющим образом. Когда церемония закончилась, слуги, по старинному обычаю семьи Кентервильских, погасили свои факелы, и, когда гроб опускали в могилу, Вирджиния выступила вперед и возложила на него большой крест из белого и розовые цветы миндаля.
В это время из-за облака вышла луна и залила своим безмолвным серебром погост, и из дальней рощицы запел соловей. Она подумала об описании призраками Сада Смерти, глаза ее затуманились от слез, и по дороге домой она почти не произнесла ни слова.
Что до моей дочери, то она всего лишь ребенок и, к моему удовольствию, пока мало интересуется подобными праздными роскошями. Мне также сообщила миссис Отис, которая, я могу сказать, является немалым авторитетом в отношении Арта, имевшего честь провести несколько зим в Бостоне, когда она была девушкой, что эти драгоценные камни имеют большую денежную ценность и, если их выставить на продажу, будут стоить немалую сумму. высокая цена. При таких обстоятельствах, лорд Кентервиль, я уверен, что вы понимаете, насколько невозможно для меня позволить им оставаться во владении кого-либо из членов моей семьи; и в самом деле, все эти тщеславные безделушки и игрушки, как бы они ни подходили и не были необходимы для достоинства британской аристократии, были бы совершенно неуместны среди тех, кто был воспитан на суровых и, я думаю, бессмертных принципах республиканской простоты. Возможно, я должен упомянуть, что Вирджиния очень хочет, чтобы вы позволили ей оставить шкатулку на память о вашем несчастном, но заблудшем предке.
Так как она очень старая и, следовательно, давно не ремонтировалась, вы, возможно, сочтете нужным выполнить ее просьбу. Со своей стороны, признаюсь, я очень удивлен, обнаружив, что мой ребенок выражает симпатию к средневековью в любой форме, и могу объяснить это только тем фактом, что Вирджиния родилась в одном из ваших лондонских пригородов вскоре после миссис Отис. вернулся из поездки в Афины.
Уверяю вас, у меня на них не больше прав, чем у вашего дворецкого, и, смею предположить, когда мисс Вирджиния вырастет, ей будет приятно носить красивую одежду. Кроме того, вы забываете, мистер Отис, что вы взяли мебель и призрак на оценку, и все, что принадлежало призраку, сразу же перешло в ваше владение, как бы ни проявлял активность сэр Саймон в коридоре ночью, в с точки зрения закона он действительно был мертв, и вы приобрели его имущество путем покупки.
Они оба были так очаровательны и так любили друг друга, что все были в восторге от этого брака, кроме старой маркизы Дамблтон, которая пыталась поймать герцога за одну из своих семи незамужних дочерей и дала не меньше чем три дорогих званых обеда для этой цели, и, как ни странно, сам мистер Отис. Мистер Отис лично очень любил молодого герцога, но теоретически возражал против титулов и, по его собственным словам, не без опасения, как бы среди ослабляющего влияния любящей удовольствия аристократии истинные принципы республиканской простота должна быть забыта. Его возражения, однако, были полностью отвергнуты, и я полагаю, что, когда он шел по проходу Сент-Джорджес на Ганновер-сквер с дочерью, опирающейся на его руку, во всей Англии не было более гордого человека.
Герцогиня привезла с собой несколько прекрасных роз, разбросала их по могиле, и, постояв у нее некоторое время, они вошли в полуразрушенный алтарь старого аббатства. Там герцогиня села на упавший столб, а муж лежал у ее ног, курил сигарету и смотрел в ее прекрасные глаза. Внезапно он бросил сигарету, взял ее за руку и сказал ей: Вирджиния, у жены не должно быть секретов от мужа.
Кентервильское привидение Полный текст — Глава I.
Когда г-н Хирам Б. Отис, американский посланник, купил Кентервиль Чейз, все говорили ему, что он поступил очень глупо, поскольку не было ни малейших сомнений в том, что это место населено привидениями. В самом деле, сам лорд Кентервиль, человек самой щепетильной чести, счел своим долгом сообщить об этом мистеру Отису, когда они пришли обсуждать условия.
«Мы сами не хотели жить в этом месте, — сказал лорд Кентервиль, — с тех пор, как моя двоюродная бабушка, вдовствующая герцогиня Болтонская, была напугана до припадка, от которого так и не оправилась, когда две скелетные руки легли ей на плечи.
когда она одевалась к обеду, и я чувствую себя обязанным сообщить вам, мистер Отис, что привидение видели несколько живых членов моей семьи, а также настоятель прихода, преподобный Август Дампье, который — член Королевского колледжа в Кембридже. После несчастного случая с герцогиней никто из наших младших слуг не хотел оставаться с нами, и леди Кентервиль часто почти не спала по ночам из-за таинственных шумов, доносившихся из коридора и библиотека.»
«Милорд, — ответил министр, — я возьму мебель и привидение по оценке. Я приехал из современной страны, где у нас есть все, что можно купить за деньги, и со всеми нашими бойкими молодыми людьми, рисующими Старый Свет». красное и увозя ваших лучших актеров и примадонн, я полагаю, что если бы в Европе существовала такая вещь, как привидение, мы бы очень скоро поселили его дома в одном из наших публичных музеев или на улице. дорога как шоу».
— Боюсь, что призрак существует, — сказал лорд Кентервиль, улыбаясь, — хотя он и сопротивлялся уговорам ваших предприимчивых импресарио.
любого члена нашей семьи».
«Ну, как и семейный врач, если на то пошло, лорд Кентервиль. Но нет такой вещи, сэр, как призрак, и я полагаю, что законы природы не будут приостановлены для британской аристократии».
— Вы, конечно, очень естественны в Америке, — ответил лорд Кентервиль, который не совсем понял последнее замечание мистера Отиса, — и если вы не возражаете против призрака в доме, все в порядке. Только вы должны помнить, что я предупреждал. ты.»
Через несколько недель после этого покупка была завершена, и в конце сезона министр и его семья отправились в Кентервиль-Чейз. Миссис Отис, которая, как мисс Лукреция Р. Таппан с 53-й Западной улицы, была знаменитой нью-йоркской красавицей, теперь была очень красивой женщиной средних лет, с прекрасными глазами и великолепным профилем. Многие американские дамы, покидая родину, принимают вид хронически нездорового, полагая, что это форма европейской утонченности, но миссис Отис никогда не впадала в эту ошибку.
У нее было великолепное телосложение и поистине удивительное количество жизненных сил. Ведь во многих отношениях она была вполне англичанкой и была прекрасным примером того, что у нас с Америкой теперь действительно все общее, кроме, конечно, языка. Ее старший сын, которого родители окрестили Вашингтоном в момент патриотизма, о чем он никогда не переставал сожалеть, был светловолосым, довольно красивым молодым человеком, который подготовился к американской дипломатии, возглавив немцев в казино Ньюпорта. в течение трех сезонов подряд и даже в Лондоне был известен как отличный танцор. Гардении и звание пэра были его единственными слабостями. В остальном он был чрезвычайно благоразумен. Мисс Вирджиния Э. Отис была пятнадцатилетней девочкой, стройной и прелестной, как оленёнок, с прекрасной свободой в больших голубых глазах. Она была замечательной амазонкой и однажды дважды обгоняла старого лорда Билтона на своем пони по всему парку, выиграв с преимуществом в полтора раза, прямо перед статуей Ахилла, к огромному удовольствию юного герцога Чеширского, который сделал предложение.
для нее на месте, и той же ночью его опекуны отправили обратно в Итон, в слезах. После Вирджинии появились близнецы, которых обычно называли «Звездно-полосатыми», так как их постоянно ругали. Это были очаровательные мальчики и, за исключением достойного министра, единственные настоящие республиканцы в семье.
Поскольку Кентервиль-Чейз находится в семи милях от Аскота, ближайшей железнодорожной станции, мистер Отис телеграфировал, чтобы их встретила повозка, и они отправились в путь в приподнятом настроении. Был прекрасный июльский вечер, и в воздухе пахло сосновым лесом. Время от времени они слышали, как дикий голубь размышлял над своим сладким голосом, или видели глубоко в шелестящем папоротнике блестящую грудь фазана. Маленькие белки глазели на них с буковых деревьев, когда они проходили мимо, а кролики мчались по зарослям и по замшелым буграм, подняв свои белые хвосты. Однако, когда они вышли на авеню Кентервильской охоты, небо внезапно затянуло тучами, атмосфера, казалось, воцарилась странной тишиной, огромная стая грачей бесшумно пролетела над их головами, и, прежде чем они добрались до дома, упало несколько крупных капель.
выпал дождь.
На ступеньках их встречала старуха, аккуратно одетая в черный шелк, в белом чепце и фартуке. Это была миссис Амни, экономка, которую миссис Отис по настоятельной просьбе леди Кентервиль согласилась оставить на прежней должности. Она сделала каждому из них низкий реверанс, когда они сошли, и сказала в причудливой, старомодной манере: «Добро пожаловать в Кентервильскую погоню». Следуя за ней, они прошли через прекрасный тюдоровский зал в библиотеку — длинную низкую комнату, обшитую панелями из черного дуба, в конце которой было большое витражное окно. Здесь они нашли чай, накрытый для них, и, сняв свои накидки, сели и стали оглядываться, а миссис Амни прислуживала им.
Внезапно миссис Отис заметила тускло-красное пятно на полу у камина и, совершенно не понимая, что оно на самом деле означает, сказала миссис Амни: «Боюсь, что-то пролилось».
— Да, сударыня, — вполголоса ответила старая экономка, — на этом месте пролилась кровь.
«Как ужасно!» воскликнула миссис Отис; «Меня совершенно не интересуют пятна крови в гостиной.
Их нужно немедленно удалить».
Старуха улыбнулась и ответила тем же тихим, загадочным голосом: «Это кровь леди Элеоноры де Кентервиль, которая была убита на этом самом месте ее собственным мужем, сэром Саймоном де Кентервилем, в 1575 году. Сэр Саймон пережил ее. девять лет и внезапно исчез при очень загадочных обстоятельствах. Его тело так и не было обнаружено, но его виновный дух до сих пор преследует Чейза. Пятно крови вызвало большое восхищение у туристов и других, и его нельзя удалить ».
«Это все вздор,» воскликнул Вашингтон Отис; — Пятновыводитель «Чемпион» Пинкертона и моющее средство «Парагон» очистят его в мгновение ока, — и прежде чем перепуганная экономка успела вмешаться, он упал на колени и быстро стал тереть пол маленькой палочкой, похожей на черную косметику. Через несколько мгновений от пятна крови не осталось и следа.
«Я знал, что Пинкертон сделает это», — торжествующе воскликнул он, оглядывая свою восхищенную семью; но едва он произнес эти слова, как ужасная вспышка молнии осветила мрачную комнату, страшный раскат грома заставил всех вскочить на ноги, и миссис Амни потеряла сознание.
«Что за чудовищный климат!» — спокойно сказал американский посланник, закуривая длинную сигару. «Я полагаю, что старая страна настолько перенаселена, что приличной погоды не хватает для всех. Я всегда придерживался мнения, что эмиграция — это единственное, что может помочь Англии».
«Мой дорогой Хирам,» воскликнула миссис Отис, «что мы можем сделать с женщиной, которая теряет сознание?»
«Зарядите это ей, как поломки,» ответил министр; «она не упадет в обморок после этого»; и через несколько мгновений миссис Амни определенно пришла в себя. Однако не было никаких сомнений в том, что она была очень расстроена, и строго предупредила мистера Отиса, чтобы он остерегался какой-нибудь беды, которая может прийти в дом.
«Я своими глазами видела такое, сэр, — сказала она, — что у любого христианина волосы встали бы дыбом, и много-много ночей я не закрывала во сне глаз от ужасных вещей, которые здесь творятся. » Однако мистер Отис и его жена горячо уверяли честную душу, что они не боятся привидений, и, призвав благословение Провидения на своих новых хозяина и хозяйку и договорившись о повышении жалованья, старая экономка пошатнулась.
