Что у тебя болит? Душа — 30 мая 2017
Этот разговор как фундамент. Или корень. Такая непоколебимая опора. Основа. Один из известнейших психологов России, руководитель Центра кризисной психологии, член Общественного совета Федеральной службы исполнения наказаний России, учёный, автор книг и многочисленных статей, редактор психологических порталов Михаил Хасьминский рассказал ИА «Чита.Ру» о том, почему люди совершают самоубийства; о чём говорить, если «душа болит, жить не хочу»; почему «группы смерти» — это испытание информационного оружия.
— С какого возраста возможна попытка суицида у ребёнка? Когда нужно начинать обращать внимание?
— На ребёнка нужно обращать внимание всегда. Даже до рождения, в период беременности. Наблюдение и воспитание не начинается с какого-то возраста. Это нужно делать беспрерывно, системно, постоянно. Суициды у детей в настоящее время случаются очень рано. Конечно, в раннем возрасте это не сознательные суициды, а подражательные.
Дети насмотрятся какой-нибудь дряни и потом повторяют. Или родители об этом постоянно говорят, манипулируют друг другом, а ребёнок это может взять как модель поведения.
Но я бы вообще не разделял проблему детских суицидов и взрослых. Это общая социальная проблема, её формирует единый социальный фон. Ведь дети становятся взрослыми. Взрослые — стариками. И так далее. Абсурдно же говорить о профилактике дорожно-транспортных происшествий только у детей. По-моему, лучше для всех возрастов заняться комплексной профилактикой всех деструктивных явлений.
— Отчего зависит уровень суицидов в стране?
— Суицид – комплексная и многосложная проблема. Это и медицинская проблема, и проблема переживания кризисов, и законодательства, и педагогики, и освещения этой проблемы в СМИ. Но самое главное, суицидальное поведение — проблема духовно-нравственная, в первую очередь, а вот на это обращают внимания в последнюю очередь.
Посмотрите на статистику суицидов на Северном Кавказе, например, в Ингушетии — единичные случаи в отличие от Дальнего Востока или вашего региона.
Разве там в десятки раз меньше психических больных, психологов в школе, в десятки раз отличается социально–экономическое положение? Очевидно, что нет. А в чём разница? В приверженности традиционным ценностям жизни того или иного народа. В них чётко даётся оценка всему, в том числе и суицидам. Зло называется злом. А у людей, которые вне традиционной религии, нет такой чёткой оценки, всё размыто, нет табу. Чёткое отношение к злу появляется только если мы рассматриваем проблему в духовно-нравственном аспекте. И тогда, однозначно, понимание того, что суицидам нет оправдания. Человек не должен сам себя убивать. Суицид — это убийство, которое запрещено духовными законами. Кстати, на Кавказе и разводов меньше, нет детей брошенных и стариков в интернат не сдают. Это всё традиционные ценности, которые и есть основной профилактирующий фактор.
— Но православие же тоже категорически против суицидов? Почему же такая разница с Кавказом?
— В республиках Северного Кавказа гораздо больше людей живут по этим принципам.
А у нас по-настоящему по православным принципам живёт гораздо меньший процент людей. Где-то 120 лет назад Россия находилась на самом последнем месте в Европе по количеству суицидов. Тогда количество суицидов было примерно такое как сейчас в Ингушетии (два случая на 100 тысяч населения). Вера напрямую связана с темой нашего разговора. Поверьте, я видел сотни суицидентов, но среди них не было ни одного по-настоящему верующего человека. Убеждён, что настоящая вера является лучшей профилактикой суицидов.
— Как должна освещаться тема суицидов в СМИ?
— Есть неопровержимые научные данные, которые собирались десятки лет, о том, как сообщения о суицидах запускают цикл подражания суицидам. Этот феномен известен ещё со времён выхода книги «Страдание юного Вертера» Гёте. Эта книга запустила сеть подражания суицидам в Германии. Буквально через несколько лет такая же цепь подражания суицидам началась после книги Карамзина «Бедная Лиза». Тогда стали подражать девочки и топились в пруду, в Москве.
Это факты исторические. То есть освещение суицидов может запускать множество подражаний. Почему это происходит? Например, вот человек, и ему хочется кричать с балкона. Но он этого не делает, потому что никто так не делает. А если появляются два-три человека, которые это делают, и он это видит и слышит, то и он легко переступает эту грань и подражает. То же самое с суицидами. Люди не делают того, что социально неприемлемо. А если из СМИ они об этом узнают, для них это становится социально-приемлемым. Они могут на это решиться. Это всё описано как эффект юного Вертера. Но есть эффект Папагено, когда СМИ описывают так, как надо, то количество суицидов как раз сокращается.
— А как надо?
— Это когда даётся чёткая оценка происходящего, а не романтическая история. Указана информация о том, где суицидент может получить помощь, информация о последствиях суицида. Журналисты много пишут о самоубийствах, потому что это покупаемая информация. Но никогда не пишут об инвалидизации суицидентов.
А об этом надо написать. Например, прыгнул с пятого этажа, сломал позвоночник. Теперь лежит в памперсах и будет так лежать до конца своих дней. Или пальнул в голову, а теперь ходит улыбается на солнышке как дурачок. Вот об этом и надо писать. Люди читают и понимают, что такого не хотят. Можно писать о том, что и умирать больно. Что большинство самоубийств заканчивается тем, что человек становится инвалидом на всю жизнь. Только один из десяти сразу умирает. А остальные мучаются и страдают. А те, кто погибает, испытывают огромный болевой синдром. Об этом надо писать, чтобы уменьшить количество суицидов. Я являюсь одним из соавторов рекомендаций по освещению суицидов СМИ, которую сделала Лига безопасного интернета в прошлом году. Там можно об этом прочитать, там всё написано.
— Не кажется ли вам, что освещение темы про «группы смерти» тоже было неаккуратным и отчасти пропагандирующим? —
— Во-первых, на мой взгляд, группы смерти не имеют почти никакого отношения к суицидальному поведению.
Это, как думают очень многие эксперты, тестирование информационного оружия. В данном случае, это скорее убийство. Представьте, гипнотизёр загипнотизировал человека и даёт ему установку на самоубийство. Это разве доведение до самоубийства? Нет. Это самое настоящее убийство. То же самое и происходит в сети, где, манипулируя несовершеннолетними с помощью интернета и современными наработками социальной психологии, реально убивают детей. Посмотрите, именно эти элементы, на мой взгляд, используются, когда Навальный и оппозиция выводит на несанкционированные митинги подростков. Так можно продвигать всё самое деструктивное. В том числе, самоубийства и массовые протесты.
Что касается освещения этой темы в СМИ, то это было просто дико. Если говорить о школах, то и там у меня есть сильные подозрения в полной некомпетентности. Педагогов заставляли проводить собрания, где они говорили детям: не ходите в такие-то группы, а потом перечисляли их. Само собой, что дети туда устремлялись сразу. Любой психолог знает, что если произносишь человеку «Не думай о белой обезьяне», то именно о ней сразу же начинаешь думать.
Очень странно, что многие специалисты этого не учли. И говорить с детьми надо не о группах и деструктивных веяниях, которые будут меняться, а о недоверии к анонимам, безопасности в интернете, здравом смысле. Ну и, конечно, необходимо образовывать детей, заботиться об их духовном и нравственном состоянии, любить их. А в информационном пространстве нужно работать более тонко. Нас очень технологично разрушают, и нам надо очень технологично обороняться и созидать. Я, например, участвуя в качестве эксперта на программе первого канала «Мужское и Женское» на эту тему, и увидев, что передача вместо того, чтобы служить инструментом профилактики, уходит в сторону популяризации этого деструктива, встал и вышел. И со мной член Общественной Палаты Юлия Зимова. Я, конечно, сказал, шеф-редактору свою позицию, объяснил, что они популяризируют эту тему на всю страну. Так и вышло. Рейтинг есть, а социальной пользы, на мой взгляд, не было. Один вред. К сожалению, мы допускаем на информационном поле такие огромные ошибки.
— Может быть, это сделано специально, чтобы отвлечь внимание от других серьёзных проблем? Например, социально – экономических причин суицидов, которые не связаны с группами?-
— Не думаю, это обычный непрофессионализм и погоня за рейтингом. А социально-экономическое положение, как я говорил, не так влияет на количество суицидов, как принято считать у журналистов. Но влияет стремление к потреблению. Люди хотят получать удовольствие, деньги, ощущения. Это и тянет иногда в бездну. К сожалению, забывается то, что истинное удовлетворение приносит только созидание, любовь и гармония в твоей душе. Это происходит не в момент покупки чего-либо, ни когда, ты что-то оторвал или возвысился над кем-то, а когда у тебя мир в душе.
— Как обрести этот мир в душе?
— Все традиционные религии этому и учат. Невозможно ответить в двух словах на этот сложнейший вопрос. Да и не психолог это должен рассказывать. Но, очевидно, что вера человека — самое основное, это стержень и компас.
Например, когда работаешь с суицидентами, у них частый вопрос: «А зачем жить?». Они обесценивают всё то, что важно для остальных людей. Можно долго рассказывать, что у них есть тысячи возможностей, призывать, объяснять, что все проблемы можно преодолеть, получить желаемое. Но это их обычно не убеждает, потому что им сейчас плохо. Он не хочет ничего достигать в жизни, у него сломался компас, утерян смысл. А религии всегда этот компас человеку дают. Или когда спрашиваешь суицидента: «Что у тебя болит?». Ответ один: «Душа болит». Почти все так говорят. Оно так и есть. А дальше вопрос: «Почему ты решил, что если убьёшь своё тело, то душа перестанет болеть?». Он обращает внимание на свою душу, понимает, что эта боль никуда не денется, останется, усилится. И человек, который на секунду понимает, что это путь вникуда, отказывается от дальнейшей трагедии. Любой человек ощущает свою душу, но не любой человек придаёт этому значение. И вот в кризисе он её может не только ощутить, а задуматься, поменять жизнь.
— Все суициды связаны с потерей духовной опоры?
— Нет, безусловно не все случаи, связанные с суицидам, имеют духовную основу, а также не всегда и психологическую. Например, среди суицидентов 25% душевнобольных, а около 20% делают попытку в аффекте. Что касается остальных, то да, это потеря духовности. Ведь очень многие суициденты имеют и личностные особенности, которые только доказывают то, что у них проблемы с мировидением, критикой, интерпретацией ситуаций, что как раз указывает на основные проблемы в том числе и духовной плоскости.
— А какие это особенности?
— Назову несколько. Это очень часто эгоизм, лень менять себя, высокий уровень притязаний, низкий уровень ответственности, инфантильность. Такой распространённый букет качеств у суицидента.
Именно поэтому, когда они не могут чего-то достичь и начинают страдать, то делают глупости. При этом часто из-за лени и пытаться решить ситуацию уже не хотят, а ждут, когда её решат за них. Это как раз из-за эгоизма.
А поскольку за них не решают, то они часто начинают манипулировать суицидом.
Мне вообще набор этих особенностей и основные причины в психологической и духовной плоскости напоминают работу операционной системы. Например, компьютер с качественной лицензированной операционной системой работает чётко и без сбоев. Так живёт здоровый духовно и психологически человек. А если операционка с системной ошибкой, то компьютер постоянно виснет, выключается, приложения тормозят или совсем плохо работают. Вот так же и в жизни. Люди живут хорошо или плохо — в зависимости от той операционной системы, которая в них заложена.
Это связано не только с суицидами, у людей со здоровой операционкой и разводов меньше, и кризисы они преодолевают проще, так как у них есть качественные ресурсы для этого, и детей знают, чему учить. А главное — показывают им пример.
— Но вот эту верную операционную систему должны родители заложить в ребёнка?
— Знаете, сейчас есть родители, в которых никто ничего не заложил в своё время.
А когда ты сам пуст, то сложно делиться. Но, в любом случае, надо самому начать искать, а потом уже это передавать. Если будешь лежать, то оно само не придёт. Ведь очень важно не только заработать, но и научить ребёнка преодолевать кризисы, научить правильному пониманию добра и зла, показать то, что такое настоящая любовь и сделать так, чтобы ребёнок никогда это не спутал просто со страстью. Если мы спокойно относимся к какому-либо греху, то мы этому и научим детей. А потом он будет это совершать и даже не задумается о последствиях. А если он не будет понимать, что хорошо, а что плохо, то возникнет хроническая болезнь его души, операционка начнёт ломаться и зависать. Когда наступит серьёзный кризис — например, смерть близкого, собственная тяжёлая болезнь — человеку не поможет, скажем, психоанализ. Ему поможет только то, что обращено к его страдающей душе. А до этого лучше всё же стремиться к знаниям, понимать, по каким правилам живёт этот мир, улучшать свою душу. Во всех традиционных религиях набор заповедей почти одинаков.
— Можно ли говорить, что подростковые суициды — это почти всегда проблема детско-родительских отношений?
— Проблема отношений с ребёнком ключевая, важная, но, увы, не основная. Среди подростков, которые покончили с собой, немало тех, у кого отношения с родителями были превосходными. Но они, бывает, прыгают из окон, например, не сдав, как от них ожидают, ЕГЭ, или боясь наказания, или признаться в том, что не оправдали надежд. А причина тут в том, что они не понимают бесценности своей жизни, её смысла, который не в ЕГЭ, своего места в мире, который определяет их душа,а также много другого. То есть проблема не в том, что с родителями контакта нет, а в том, что внутри важного нет, в том числе и потому, что не дали родители. И вот эта пустота, которую, конечно, должны и родители заполнять, и школа, и церковь, заменяется уже деструктивным содержанием, который приводит к трагедии. В прямом смысле — свято место пусто не бывает.
— Какая ваша главная цель приезда в Читу?
— Я лечу из Красноярска, где проводил много мероприятий, в том числе и семинар для руководителей образования края.
А от вас улечу в Благовещенск на большой форум, посвящённый демографическому развитию Дальнего Востока, который проводит министерство по развитию Дальнего Востока России, членом рабочей группы которого я являюсь. Там, наряду с другими мероприятиями, я буду проводить такой же семинар по предупреждению суицидов, как и в Чите. Основная цель в Чите — поделиться со специалистами знаниями в такой тонкой области, как профилактика суицидального поведения в регионе. У меня есть проект такой программы, разработанный группой учёных, которая легко внедряется, требует административного ресурса, хорошего межведомственного взаимодействия и мотивации к решению проблемы, но совсем не затратная для региона. Она реально сможет снизить количество суицидов в крае. Это не содержит пустых идей организации флешмобов, акций или агитации за здоровый образ жизни тех людей, которым сама жизнь не нужна, а содержит реальный план действий, направленный на реальную профилактику деструктивного поведения. Это программа презентовалась и в других регионах.
Многие начинают по ней работать.
Тело болит от того, что страдает душа…
Анна Белоусова
Люди давно заметили, что эмоциональное состояние, которое испытывает человек, может как разрушить организм, истощив его жизненную силу, так и восстановить его, наполнив энергией. Тело действительно болит от того, что страдает душа, уверен действительный член Общероссийской профессиональной психотерапевтической лиги, доктор медицинских наук, профессор Сергей Александрович Игумнов.
Еще с древности к лечению любого заболевания подходили с позиций единства души («психо») и тела («сома»). Например, древние греки были уверены в том, что болезни возникают в результате неправильного отношения к миру, себе, а самое главное – своему организму. Поэтому Гиппократ и рекомендовал лечить не болезнь, а больного. Выражаясь современным языком, можно сказать, что медицина в то время была «психо–социо–соматической». Однако и сегодня такое понятие как психосоматика не потеряла своей актуальности.
Плюс – минус.
Для начала разберемся в самом понятии «эмоция». Это субъективная реакция человека на любые внешние и внутренние раздражители, в том числе, и живущие только в его воображении. Все эмоции можно условно разделить на отрицательные и положительные. К сожалению, первых на порядок больше.
К минусовым (их еще называют защитными эмоциями) относятся: гнев, страх, жадность, ревность, неприязнь, зависть, высокомерие, неудовлетворенность, презрение, злость, раздражение, ненависть, негодование, возмущение, хитрость, агрессивность. Несмотря на свой негативный окрас, они нужны каждому из нас, но лишь на короткое время, чтобы выжить в критической ситуации, например, мобилизовать иммунную систему на борьбу с заболеванием.
К положительным эмоциям относятся доброта, радость, доверие, откровение, любовь. Они помогают быстрее восстановиться после болезни. Восточные целители уверены, что негативные эмоции — источник любых заболеваний, а на Западе сейчас даже существует такое научное направление, как психоонкология.
Барьер для стресса.
Что такое стресс? Это все, что выводит наш организм или нас самих из состояния устойчивого равновесия и спокойствия. По сути, он является неизбежным звеном нашей жизни. И чаще всего он возникает из-за неверного (субъективного) восприятия жизни — преувеличения, упрощения, ошибочных выводов.
Сильные эмоции очень вредны для человека, причем это относится как положительным, так и отрицательным. И те и другие создают всегда одну и ту же цепочку: стресс — симптом — болезнь. И чем сильнее эмоция, тем активнее физиологическая реакция организма. К примеру, нестабильность психики, неадекватность поведения, нежелание решать свои проблемы могут поменять биохимический состав крови. А это уже ведет к дисгармонии желез внутренней секреции и тяжелейшей патологии всей эндокринной системы, может нарушиться координация движений.
Бьет точно в цель.
У каждой эмоции разный результат. Таким образом, теряя надежду на лучшее, мы снижаем иммунитет, а язву желудка и двенадцатиперстной кишки может вызвать стресс, ночная работа, а также бессознательные внутренние конфликты.
Причиной астмы может быть не только аллергия, но и желание подавить бессознательные конфликты. А на такое серьезное заболевание, как артрит (хроническое ревматоидное воспаление суставов), оказывают влияние кризисы в отношениях.
Доказано, что многие люди, которые очень хотят похудеть, в душе противятся тому, чтобы взять на себя роль взрослого человека, а избыточная полнота может быть результатом как раз «заедания» чувства страха или горя. Бессознательные же истоки избыточного веса надо искать в раннем детстве, когда отношения с матерью определялись во многом при приеме пищи. Поэтому для многих людей быть сытым означает находиться в безопасности. Страх ускоряет старение, а грусть сверх меры чревата различными легочными заболеваниями. Злоба, раздражительность и гнев приводят в негодность печень.
Тренировка эмоций.
О том, что тело можно натренировать, знают все.
А как быть с эмоциями? Можно ли ими управлять? Оказывается, да. У каждой эмоции, позитивной или негативной, есть своя противоположность и когда Вы испытываете, например, злость, вспомните о любви.
И вообще, почаще вспоминайте всё хорошее, что было в Вашей жизни. Это пойдет на пользу не только настроению, но и здоровью.
Как жить?
Каждому из нас надо научиться контролировать свои эмоции. Ведь как живем и мыслим, то и получаем.
— К любой проблеме можно отнестись как к непреодолимому препятствию, а можно представить, что жизнь помогает нам проявить себя, научиться чему–то новому, стать сильнее и свободнее.
— Надо понять, что мы сами — причина многих наших болезней. И если невозможно изменить ситуацию, надо изменить отношение к ней. Помните: наша жизнь настолько хороша, насколько хорошо мы о ней думаем. Мыслите только позитивно!
Анна Белоусова
Душевная боль, горе и трансформация
Между слезливыми рыданиями Мэри рассказывает болезненную историю о том, как ее жизнь стала бессмысленной и как обострились родительские и семейные проблемы после самоубийства ее сына-подростка четыре года назад.
Слушая, как она говорит — наклонившись, отведя глаза, монотонным голосом, — можно заключить, что у Марии депрессия, реакция на тяжелую утрату.
Тем не менее, как опытному терапевту, мне нужно копнуть глубже, так как я узнал, что депрессия не является истинным диагнозом; это совокупность симптомов, предупреждающих внимательного наблюдателя о гораздо большем беспокойстве. Ее внешний вид, выражение бурлящих эмоций, ее борьба с ясностью ума, ее трудности в отношениях и ее заявления о том, что жизнь потеряла свой смысл, — все это говорит мне о том, что каждый аспект существа Мэри борется за то, чтобы изменить жизнь, которая была разорвана на части. .
Мэри определяет чувства вины и стыда. «Как, — восклицает она, — я могла не видеть его борьбы?» Мэри описывает потерю доверия к себе, к своим решениям, ко всем и во всем.
Слезы текут, когда она говорит, что больше не может посещать свою церковь. Она находит свое время там слишком болезненным, потому что кажется, что это усугубляет проблемы, с которыми она сталкивается с ее давними убеждениями о рае и аде.
История Мэри — это история душевной боли.
Определение боли души
Из-за глубины моей работы меня часто просят дать определение боли души. Я пришел к выводу, что душевная боль — это совокупность физических, умственных, эмоциональных и социальных страданий, пережитых после трагического события в жизни. Тем не менее, это больше, чем сумма страданий этих человеческих аспектов. Душевная боль – это кризис человеческого духа. Это страдание самого глубокого рода. Это чума глубоко внутри. Это борьба с неразрешимыми вопросами жизни и смерти, рая и ада, воскресения и реинкарнации.
Три фазы роста души
Хотя душевная боль является самым сильным бедствием, она может стать путешествием огромного роста.
Это путешествие может занять много времени, потому что это путешествие внутрь своего существа, а затем обратно. Это путешествие, которое может принести полную трансформацию.
Мне нравится сравнивать это путешествие с путешествием гусеницы в процессе метаморфозы. 1 Мы отправляемся в путь, борясь, как гусеница, на животе. На этой первой фазе, когда мы начинаем подвергать сомнению значение нашего опыта, мы пытаемся стереть неприятный вызов статус-кво нашей системы убеждений.
К фазе 2 мы уступили истощению борьбы. Как и для гусеницы в коконе, мы теперь заблокированы от остального мира. Мы погружаемся в наши попытки найти ответы на непрекращающиеся вопросы, которые льются из наших внутренних глубин. Со временем мы признаем, что многие убеждения, которых мы так твердо придерживались, не выдерживают проверки нашим жизненным опытом.
Кокон истончается. Мы чувствуем свои крылья. Мы готовы к полету. Фаза 3 наступает. Мы остро осознаем, что стали чем-то совершенно другим.
Хотя мы, возможно, еще не знаем, каковы все изменения или чего нам теперь предстоит достичь, мы знаем, какие убеждения мы больше не можем сохранять.
Опыт трагедии сформировал нас. Душевная боль стала катализатором путешествия внутрь себя. Там мы обнаружили более глубокую и истинную цель нашей жизни. Хотя мы хотели бы усвоить эти уроки более легким способом, мы глубоко благодарны за душевную боль, которая вызвала нашу трансформацию. 2, 3
Ссылки
1) Симингтон, Джейн. и ВОН (1999). Прослушивание боли души (аудиовизуальные материалы).Souleado Productions. Эдмонтон, AB: Книги о полетах.
2) Симингтон, Дж. (2003). Путешествие к священному: исправление сломленной души. Эдмонтон, AB: Книги о полетах.
3) Симингтон, Дж. (2010). Освобождение пленника. Эдмонтон, AB: Книги о полетах.
Душевная печаль | Psychology Today
Источник: Pixabay
Мардж, женщина из нашего сообщества медитации, находилась в болезненном противостоянии со своим сыном-подростком.
В 15 лет Микки постоянно пропускал занятия и употреблял наркотики, и его только что отстранили от занятий за курение марихуаны на территории школы. В то время как Мардж винила себя — в конце концов, она была родителем — она также злилась на него.
Пирсинг, который она не одобряла, ложь, затхлый запах сигарет и наушники, которые держали его в своем собственном отдаленном мире — каждое взаимодействие с Микки оставляло у нее чувство беспомощности, гнева и страха. Чем больше она пыталась взять под контроль свою критику с помощью «заземлений» и других способов установления ограничений, тем более замкнутым и дерзким становился Микки. Когда она пришла на консультационную сессию, она хотела поговорить о том, почему вся эта ситуация на самом деле была ее ошибкой.
Адвокат крупной фирмы, Мардж чувствовала, что ее карьера помешает внимательному воспитанию детей. Она развелась с отцом Микки, когда мальчик пошел в детский сад, а ее новый партнер, Ян, переехал к ним несколько лет спустя.
Чаще всего именно Ян, а не Мардж, ходил на встречи родительского комитета и футбольные матчи. Это Ян был там, когда Микки вернулся домой из школы. Недавно стресс достиг своего пика, когда новый аккаунт увеличил часы работы Мардж.
«Хотел бы я быть рядом с ним больше», — сказала она. «Я люблю его, я пыталась, но теперь до него невозможно достучаться. Я так боюсь, что он собирается превратить свою жизнь в крушение поезда». Я услышал отчаяние в ее голосе. Когда она замолчала, я предложил ей немного посидеть тихо. «Вы можете заметить любые чувства, о которых вы знаете, и, когда будете готовы, назвать их вслух». Когда она снова заговорила, тон Мардж был ровным. «Злость — на него, на меня, кто знает. Страх — он разрушает свою жизнь. Вина, стыд — так стыдно за то, что напортачила как мать.
Я тихо спросил ее, не против ли она потратить некоторое время на расследование позора. Она кивнула. «Вы можете начать с того, что согласитесь позволить этому быть там, чувствуя, где вы больше всего чувствуете это в своем теле».
Она снова кивнула и через несколько мгновений положила одну руку на сердце, а другую на живот. — Хорошо, — сказал я. «Продолжайте позволять себе чувствовать стыд и чувствовать, хочет ли он что-то сказать. Что он думает о вас, о вашей жизни?»
Прошло некоторое время, прежде чем Мардж заговорила. «Позор говорит, что я всех подвел. Я настолько погружен в себя, что для меня важно. Это не только Микки, это Ян, и Рик (ее бывший муж), и моя мама, и… я эгоистичный и слишком амбициозный. Я разочаровываю всех, кто мне дорог».
«Как давно ты себя так чувствуешь, что всех подвел?» Я спросил. Она сказала: «Сколько себя помню. Даже будучи маленькой девочкой. Я всегда чувствовал, что подвожу людей, что не заслуживаю любви. Теперь я бегаю, пытаясь чего-то добиться, пытаясь быть достойным, и в итоге я терплю неудачу с теми, кого люблю больше всего!»
«Подожди минутку, Мардж, и позволь чувству неудачи людей, того, что ты не заслуживаешь любви, стать таким же сильным, как оно есть на самом деле».
Через несколько мгновений она сказала: «Это похоже на болезненное тянущее чувство в моем сердце».
— Теперь, — сказал я, — почувствуй, каково это знать, что даже маленькой девочкой — сколько себя помнишь — ты жила с этой болью незаслуженной любви, жила с этим болезненным дерганьем в сердце. Почувствуйте, что это сделало с вашей жизнью». Мардж затихла, а затем начала беззвучно плакать.
Мардж испытывала то, что я называю «душевной печалью», печаль, которая возникает, когда мы можем ощутить наше временное, драгоценное существование и непосредственно столкнуться со страданием, вызванным потерей жизни. Мы осознаем, как наше отвращение к себе мешает нам быть ближе к другим, выражать и впускать любовь. Мы видим, иногда с поразительной ясностью, что закрылись от собственного творчества и спонтанности, от полной жизни. Мы вспоминаем упущенные моменты, когда могло быть иначе, и начинаем оплакивать свою непрожитую жизнь.
Это горе может быть настолько болезненным, что мы бессознательно склонны от него отдаляться.
Даже если мы начинаем прикасаться к своей печали, мы часто хороним ее, возвращаясь к стыду — осуждая свои страдания, предполагая, что мы каким-то образом заслужили их, говоря себе, что у других есть «настоящие страдания», и нам не следует жалеть себя. Наша душевная печаль раскрывается полностью только тогда, когда мы прямо и осознанно соприкасаемся со своей болью. Оно раскрывается, когда мы остаемся на месте и полностью осознаем, что этому человеку приходится нелегко. В такие моменты мы обнаруживаем естественный подъем сострадания — нежность нашего собственного прощающего сердца.
Когда плач Мардж утих, я предложил ей спросить у места печали, чего оно жаждет больше всего. Она сразу поняла: «Поверить, что я достойна любви в своей жизни». Я предложил ей еще раз положить одну руку на сердце, а другую на живот, позволяя мягкому прикосновению выражать заботу. «Теперь почувствуйте, какое сообщение наиболее резонирует для вас, и пошлите его внутренне. Позвольте энергии послания омыться и утешить все части вашего существа, которым нужно его услышать».
Через пару минут Мардж сделала несколько полных вдохов. Выражение ее лица было безмятежным, беззащитным. «Это кажется правильным, — тихо сказала она, — быть добрым к моему собственному израненному сердцу». Мардж смотрела не только на свою вину, но и на свои нужды. Она лечила себя с состраданием.
Перед тем, как она ушла, я предложил ей сделать паузу, когда она осознает вину или стыд, и воспользоваться моментом, чтобы воссоединиться с состраданием к себе. Если бы она была в уединенном месте, она могла бы нежно коснуться своего сердца и живота, и позволить этому контакту углубить ее общение со своей внутренней жизнью. Я также посоветовал ей включить в свою ежедневную медитацию практику метты (любящей доброты) к себе и своему сыну: «Вы обнаружите, что сострадание к себе откроет вам чувство большей любви».
Шесть недель спустя мы с Мардж снова встретились. Она сказала мне, что в конце своей ежедневной медитации она начала выполнять метту для себя, напоминая себе о своей честности, искренности и стремлении хорошо любить.
Затем она загадывала себе пожелания, чаще всего повторяя: «Пусть я приму себя такой, какая я есть. Да преисполнюсь я любящей добротой, хранимой в любящей доброте». Через несколько минут она вспоминала своего сына: «Я видела, как загораются его глаза, когда он оживляется, и каким счастливым он выглядит, когда смеется. Тогда я говорил: «Пусть ты чувствуешь себя счастливым». Пусть вы чувствуете себя расслабленно и легко. Пусть ты почувствуешь мою любовь сейчас». С каждой фразой я представляла его счастливым, расслабленным, чувствующим, что я влюблена в него».
Их взаимодействие начало меняться. Она выходила рано утром в субботу, чтобы забрать его любимые рогалики, пока он не проснулся. Он вынес мусор без спроса. Они вместе смотрели по телевизору несколько серий The Wire . Затем Мардж рассказала мне: «Несколько дней назад он пришел в мой домашний офис, устроился поудобнее на диване и небрежно спросил: «Как дела, мам? Просто решил зарегистрироваться».
«Это был не совсем продолжительный чат», — сказала она с улыбкой.
