Видео Людмилы Петрановской
Видео
Видео с лекций, семинаров и выступлений
Как воспитывать современных подростков.
Людмила Петрановская.
От чего дети убегают в гаджеты.
Людмила Петрановская.
Воспитание с видом на будущее. Самая популярная лекция Людмилы Петрановской.
«Мы, наши дети и травмы старших поколений».
Лекция Людмилы Петрановской.
В 2013 году в России был учрежден благотворительный фонд «В ответе за будущее».
В рамках своей деятельности фонд реализует специальный проект для родителей, призванный помочь и поддержать советом. Это бесплатные регулярные онлайн встречи (вебинары) по детско-родительским отношениям.
Предлагаю вам к просмотру цикл передач, который мы записали с фондом в 2018-2019 году.
Цикл передач с Людмилой Петрановской
организован благотворительным фондом «В ответе за будущее»
«О детях по-взрослому»: 1-й год жизни ребенка и состояние мамы.
Людмила Петрановская.
«О детях по-взрослому»: От года до 3-х лет.
Людмила Петрановская.
«О детях по-взрослому»: Кризис 3-х лет.
Людмила Петрановская.
«О детях по-взрослому»: Старший дошкольный возраст (4-6 лет). Людмила Петрановская.
«О детях по-взрослому»: Мой ребенок идет в школу, возраст 6-9 лет. Людмила Петрановская.
«О детях по-взрослому»: Предподростковый возраст, 8-12 лет. Людмила Петрановская.
«О детях по-взрослому»: Подростковый возраст.
Людмила Петрановская.
«О детях по-взрослому»: Как современные дети выбирают себе профессию. Людмила Петрановская.
Интерактивная лекция «Школьная травля. Можно ли её победить?» Людмила Петрановская.
Оценивание и принятие. Как родителям относиться к результатам детей. Людмила Петрановская.
Ответ на вопросы родителей школьников.
Людмила Петрановская.
«И запретом можно сохранить любовь…»
Людмила Петрановская.
Онлайн лекция «ГАРРИ ПОТТЕР: СИРОТСТВО, СЕМЬЯ И ПРИВЯЗАННОСТЬ»
Дорогие друзья, с 1 на 2 февраля каждый год проходит Всемирная ночь «Гарри Поттера», когда поклонники саги о Мальчике Который Выжил встречаются и обсуждают любимую книгу.
Среди почитателей «Гарри Поттера» и дети, и бывшие дети, которые на нем выросли, и люди, которые прочли его взрослыми (порой выдирая из рук у своих детей, что уж греха таить).
В книге есть и живые герои с характерами, и сюжет, такой, что не оторваться, и магия, и сражения, и любовь, и сложные этические дилеммы.
Но есть тема, на которою нанизано все повествование. Сиротство. Его разные виды и грани. Его роль в развитии личности.
Каркас этой истории держится на трех опорах, судьбах трех главных героев, трех мальчиков, которых мы сегодня назвали бы «оставшимися без попечения родителей». Гарри, Северус, Том. Странным образом способные проникать во внутренний мир друг друга, они связаны сиротством, и каждый по своему сражается с судьбой, наделившей их тяжелым началом жизни.
А вокруг основного каркаса — еще множество судеб и вариантов сиротства, многообразие «кейсов», как говорят специалисты, которых хватило бы на целый курс по социальной работе.
Сиротство – частая тема в детской литературе, ведь для сюжета куда удобней, чтобы до ребенка не было никому особого дела.
Но не так много книг, в которых сиротство показано столь многогранно. Роалинг писала книгу, когда переживала потерю матери.
А на гонорары от книги она создала фонд «Люмос» — одну из самых авторитетных и эффективных в мире организаций, которая занимается преобразованием системы помощи детям, оставшимся без родителей. Роалинг знает, о чем пишет.
Предлагаю в ночь Гарри Поттера вместе посмотреть на сагу через эту призму.
Вторая цель лекции – сбор средств на деятельность ИРСУ — Институт развития семейного устройства, некоммерческой организации, которая работает для того, чтобы в России стало меньше сиротства.
Доступ к видео будет бесплатным, но мы очень рассчитываем на ваши посильные пожертвования. А самое лучшее, что вы можете сделать для ИРСУ – подписаться на регулярные взносы, пусть небольшие. Это придаст нам устойчивости и даст возможность более уверенно планировать свою деятельность.
| ПОМОЧЬ ИРСУ |
Одна из главных проблем нашего общества — виктимность – Анастасия Изюмская – Интервью – Материалы сайта – Сноб
СУчитывая травмы поколений, можно ли, перефразируя Винникота (британский педиатр и детский психоаналитик.
— Прим. ред.), быть сегодня хорошим родителем без специальной подготовки?
Факторы личные, семейные сегодня становятся более значимыми, чем какие-то мегаглобальные исторические. Благополучие ребенка зависит сейчас, в первую очередь, не столько от того, что происходило в стране, сколько от событий в конкретной семье. Кому-то досталось много родительского принятия, внимания. Причем тут далеко не все сводится к объективным фактам: был на пятидневке или не был. Кто-то был на пятидневке, но родители ухитрились в оставшееся время окружить ребенка вниманием, дать ему чувство защищенности. А с кем-то мама дома сидела и еще 25 нянь-гувернанток, а ребенок при этом ничего не получил.
СНо какое-то обобщение все же можно сделать?
Перелом в сознании стал происходить, когда родители начали долго — до трех лет — сидеть дома. Эти нынешние родители — дети конца 80-х. Как раз они сейчас создают семьи, рожают детей. И эти люди — назовем их «новые родители» — добрее.
Они более внимательны к детям, к их потребностям, у них больше внутреннего ресурса, меньше страха перед наблюдающим глазом «старшего брата». В связи с этим дети в таких семьях, с одной стороны, более открытые, а с другой — более чувствительные. У них нет необходимости в раннем возрасте терять уязвимость. И закрываться коркой, что, правда, не всегда нравится, например, государственным учреждениям.
СЭто, кстати, отдельная часто звучащая тема: воспитатели жалуются, что ребенок слишком часто плачет, что он слишком много хочет. Даже к психологам-неврологам советуют обратиться. Вы об этом?
Да-да-да! До этого все строилось на том, что ребенок к моменту похода в школу или в детский сад уже научался отсоединяться от своих потребностей, отращивал мощную дистанционную защиту: «Это не со мной, это не я чувствую, я не чувствую». И, с одной стороны, такой ребенок менее требователен к взрослым, потому что в каком-то смысле он на них поставил крест. Они не существуют в его картине мира.
С другой стороны, у таких детей чувства словно чуть-чуть притушены, и они, конечно, для массовых учреждений удобнее. Но другой вопрос — это цена, которую они за это платят.
СКаким вы видите портрет рожденных в 2010-х?
Я думаю, они будут как минимум разными. У них будут меньше выражены поколенческие черты. Но опять-таки это будет, если опять чего-нибудь не случится. Потому что никто не застрахован от событий, которые всех уравняют. Ведь что бывает, когда происходит какая-то исторически обусловленная травма? Она нивелирует личностный разлет, личностные особенности, личный выбор, особенности семейного уклада. И всех накрывает шоковыми травматическими переживаниями, которые все это разнообразие стирают. Все становятся похожими, появляется портрет поколения. В норме не должно быть никакого портрета поколения, в норме все люди разные.
СЗначит, сейчас неплохое время, чтобы растить детей?
Да. Опять-таки если ничего не произойдет, то да.
Сейчас время сравнительного благополучия, материального, социального, и люди могут заниматься обустройством своей жизни, обустройством своей семьи. Сначала все ремонты делали, как сумасшедшие. Потом, следующим этапом, задумались про отношения. К детям стали внимательны. Я думаю, что если у нас и дальше были бы благополучные годы, это дало бы постепенно и дальнейшие качественные изменения. Обычно на следующем шаге люди начинают обустраивать социальную, гражданскую реальность вокруг себя, что тоже частично уже начиналось. Добровольцы ездили на пожары, занимались еще какой-то гражданской активностью, мобилизовывались, собирались. Даже начали появляться первые ростки чего-то политического.
То есть сначала обустроили квартиру, убрали облупившуюся краску со стен, наклеили виниловые обои, унитаз заменили на новый. Потом подумали: «А что это мы с мужем как кошка с собакой?» Попробовали договориться. «А что это я на ребенка ору?» Попробовали не орать. Потом уже следующим этапом: «А что это тут у нас вокруг происходит?» Так идет постепенное обустройство мира вокруг себя.
Но похоже, что это движение, к сожалению, будет прервано, будет откат назад. Я надеюсь, что не полностью, не на исходную точку. Все-таки за это время что-то проросло, укрепилось, и какое-то чувство благополучия все-таки проникло в нас. Но отката не избежать, потому что социальная ткань меняется медленно, и нам сытых лет не хватило.
СКак бы вы определили то, что происходит сейчас в стране? Какие чувства у вас это вызывает?
Сейчас мы в преддверии очень глубокого кризиса. Прежде всего экономического, но изменения будут и социальные, и политические… И хотя от этого страшно, временами все же кажется, что лучше уж как угодно, чем всю жизнь так, как сейчас. Некрасов писал: «Душно без счастия и воли…» Конечно, буря пугает, но духота и застой тоже на нервы действуют.
СКак в таких условиях сохранить внутреннюю целостность?
Надо беречь ресурсы, прежде всего отношения с друзьями, родственниками. Это люди, которые могут поддержать, которые могут прийти на помощь, независимо от чьих-то мнений или разницы во взглядах.
Нужно взять за правило не ругаться с людьми из-за глупостей, из-за поверхностных вещей. Сейчас очень много общения идет на уровне идей, позиций. Но это обусловлено тем, что все сидят в социальных сетях.
Это, безусловно, сказывается. И это, безусловно, та задача, которая определенными людьми решается вполне осознанно, за зарплату. Ведется целенаправленная работа по расколу общества. Важно не терять голову, понимать, что есть более глубокие вещи, чем твоя позиция, твой максимализм. Сейчас это не уместно. Потому что человек может иметь позицию, которая нам не нравится, но при этом быть хорошим человеком, то есть иметь схожие представления о помощи, о поддержке, о солидарности, о том, что не нужно делать гадостей. Таких людей надо держаться, независимо от того, согласны мы с ними по политическим вопросам или нет.
СК разговору о другой позиции. Как разговаривать с детьми, если их взгляды не совпадают с вашими?
Совершенно точно не надо ставить под угрозу отношения ради политпросвета, потому что ребенок еще двести раз передумает, а все обидные слова, которые будут сказаны в процессе, останутся в памяти.
Не нужно любой ценой переубеждать и стыдить за неправильную, на ваш взгляд, позицию. Ни в коем случае нельзя давать ребенку понять, что с такой позицией он вам не нужен. Я знаю, что есть родители, которые готовы сказать своему ребенку: «Если ты такое говоришь, ты мне больше не дочь/сын».
СЕсть ли какой-то базовый принцип, как говорить с детьми о политике, чтобы вас услышали?
Правило простое: если вы общаетесь с детьми все время, если они слышат ваши разговоры, видят ваши чувства, переживания, они этим пропитываются. Естественно, если до 13-14 лет ребенок не слышал таких разговоров, а потом вдруг вы ему выдаете сложные рассуждения, почему вы, например, не согласны с тем-то и тем-то, то, естественно, он не будет готов это переварить. Это то, что называется «жить вместе», иметь общее понятийное поле, общий объем общения. С другой стороны, для ребенка, особенно в раннеподростковом возрасте, очень важно не противостоять группе. И одно дело, если в школе присутствуют разные точки зрения.
Но если школа кондовая, и там очень четкая «линия партии», то надо десять раз подумать, прежде чем ребенка перенастраивать. Групповое давление — очень жестокая вещь. И может так случиться, что он попадет в ситуацию, которая очень глубоко его травмирует. Справиться с этим более-менее самостоятельно ребенок может начиная лет с 14-15, не раньше. Ставить 10-летнего в противоборство с группой — это очень высокий риск. Надо быть готовым в любой момент появиться в школе и там все контролировать, но я не знаю, насколько это реально. Или надо понимать, что ребенок может сильно огрести.
В 2005-м, весной, вскоре после событий на Майдане, я была в Киеве на психодраматическом семинаре израильского психолога. Естественно, там все эти темы были очень актуальны. И одна участница с бело-голубой стороны рассказывала про то, что произошло с ее дочерью. Весь класс был на революционной волне, все были «оранжевые», а ее дочь высказывала другие идеи. И в конце концов это противостояние вылилось в довольно безобразную историю, когда эту девочку привязали к стулу и надели на голову капюшон.
Ее не избили, но это был акт насилия, безусловно, эмоционального и физического. Для ребенка это все было большим шоком, большой травмой. Ее мать рассказывала об этом и плакала.
СДети сейчас очень погружены в информационное пространство. Насколько для них это травматично и можно как-то уберечь их?
Тут, скорее, надо просто быть в контакте с ребенком и надо быть готовым, какие бы чувства у него ни возникали, поддерживать его, объяснять ему, отвечать на его вопросы. Что безусловно не стоит делать, так это подвергать ребенка бомбардировке пропагандистским телевидением. Дело даже не в том, что там конкретно говорят, просто уже то, как это делается, сама интонация…
СВы советуете поддерживать и принимать ребенка в любых чувствах — это, прямо скажем, не для всех родителей такая уж простая история.
Собственно говоря, это и есть основная родительская обязанность. Что мы должны делать? Мы должны быть с ребенком в его переживаниях. Разных. И все.
Остальное очень вариативно: как его учить, как его лечить, как его кормить, как его то-се, пятое-десятое — это настолько по-разному происходит в разных культурах, в разных социальных слоях, в разных семьях. И ничего, как-то все вырастают. Что важно? Чтобы ребенок чувствовал, что он не один, пока он не может быть один. Чтобы он чувствовал, что в его столкновениях с жизнью, с миром, в его чувствах, разочарованиях, обидах мы вместе с ним. Это не значит, что нам должны нравиться все его чувства или, уж тем более, что нам нравятся все проявления его чувств. Это как в фильме «Аватар», у них приветствие было на этой планете: «Я тебя вижу» вместо «Здравствуйте» — вот это оно.
Часто, когда родители говорят о том, что все принимают, что под принятием имеется в виду: что бы ребенок ни делал, мне все нравится, что бы он ни делал, я со всем согласен. Но это же не так! Принятие чувств — это не про то, что мне все нравится, и я со всем согласен, а про то, что я не подталкиваю ребенка к диссоциации.
Я не говорю ему: не чувствуй это! Я не требую от него не бояться, не сердиться, я не требую от него быть мертвым. Но я могу ему сказать: не ори.
СЕсли судить по вашей статье «Травмы поколений», прежде чем начать принимать своих детей, неплохо научиться принимать самих себя. Нам всем еще оздоравливаться и оздоравливаться.
Да, конечно. Оздоравливаться — это всегда хорошо. Потому что, когда человек сам в нормальном состоянии, сам родитель, когда он сам спокоен, наполнен, он же много чего может вынести. Ну что такое, по большому счету, может сделать двухлетний ребенок? И если ты сам очень большая собака, вокруг которой щенок бегает… Ну да, дернет он ее за ухо, погавкает… Конечно, она предпочла бы более тихую обстановку, более комфортную, но, по большому счету, она же не станет его ни кусать, ни рычать на него — подумаешь, бегает, носится, а она просто смотрит. Но для этого надо быть такой большой собакой. Очень большой собакой, которую очень сложно вывести из себя.
А поскольку мы все не очень большие, то легко теряем над собой контроль.
СЕще на злобу дня. Победа Кончиты Вурст расколола общество, по-моему, похлеще событий на Украине.
Люди стараются не думать о том, о чем им страшно думать. Тут уж подойдет что угодно — хоть бородатая женщина. Этот трюк старый, как мир. В Средние века их привозили на ярмарки и с дураков брали деньги с криком: «Посмотрите! Бородатая женщина!» Я не понимаю, почему это вызывает такую бурную реакцию.
СС другой стороны, так в публичное российское пространство вернулась тема геев, вообще сексуальности как таковой.
Безусловно, это тоже есть, но я не думаю, что решать эту проблему с помощью эпатажа — это правильный способ. Нет никаких отдельных прав геев, есть просто люди. И любой человек, который не нарушает права других людей, имеет право на уважение к себе. И все. И в этом смысле и Кончита не исключение, и кто угодно. Поэтому писать про нее гадости просто отвратительно, но делать из нее знамя борьбы за свободу тоже немного странно.
Если она сама себя называет «она», значит, мы соглашаемся с тем, что это «она», и разрешаем делать все, что угодно, что не затрагивает никак других людей. Любая возня вокруг этого, на самом деле, всегда имеет вторым слоем дискриминацию. Например, когда в порыве защиты тех же самых геев начинают с пеной у рта доказывать, что это норма, меня это очень смущает. Мне не нравится эта аргументация через норму, потому что в ней присутствует вот какой момент: если не норма, тогда мочи их. И вот поэтому — чтобы их якобы не мочили, — мы должны объяснить, что это норма. Это почему так? А диабетиков тоже мочить? Инвалидов?
Сейчас многие вопросы в публичном пространстве не обсуждаются, и это, конечно, плохо. Например, подростки, которые начинают осознавать свою гомосексуальность, оказались сейчас в чудовищной ситуации. И последствия могут быть очень тяжелые.
СЧто родители в этой ситуации могут сделать?
Как минимум у родителей должны быть такие отношения с ребенком, чтобы он мог им об этом свободно рассказать.
Как минимум родители должны думать о том, что они говорят. Когда вы в общем угаре сливаетесь в экстазе осуждения бородатых женщин, нет никаких гарантий, что ваш ребенок, которому, допустим, сейчас пять лет, еще через семь лет не обнаружит у себя признаки, например, гомо- или транссексуальности. И все, что вы сейчас говорите, все это у него записано. И если вы говорите: «Таких убивать надо!», то это слышит ваш ребенок. И когда он поймет это про себя, то он лучше прыгнет в окошко, чем скажет вам о том, что он такой. Такой, как те, которых вы ненавидите и презираете. У всего это есть цена, и, к сожалению, она очень высокая. И такое упоение в подобных обсуждениях и полемиках, где можно блистать в остроумии, чесать язык и объединяться с кем-то, дружить против кого-то, оно очень чревато.
СВы как-то писали, что Путин — это плата нашего общества за незрелость, за нежелание нести ответственность и всерьез «впахивать». Как вам кажется, у нашего общества есть шанс созреть в этом поколении или это задача, которая будет стоять уже перед нашими детьми и внуками?
Тут никуда не денешься: все растут, жизнь идет.
Просто Россия только сейчас, с большим опозданием, со всякими искусственными задержками подошла к этому порогу. Впрочем, не только Россия. Судя по событиям во многих странах, мы присутствуем при очередной «весне народов», когда люди переходят порог зрелости, от инфантильности к ответственности. При этом происходит разрыв детско-родительских отношений с властью и рождение нации, народа как субъекта власти, то есть буржуазно-демократическая революция. Она прокатилась в свое время по Европе, причем во многих странах это происходило не в один присест, а несколькими волнами. У нас была только попытка, которая сорвалась. Эта задача, которая не решена, и, конечно, она будет решена. В ближайшие годы или в следующем поколении — это отдельный вопрос, зависящий от многих факторов. Но куда нам деваться? Так или иначе это произойдет.
СКакой диагноз вы бы сейчас поставили нашему обществу?
Если говорить о том, что происходило в последние месяцы, то тут скорее психиатр нужен, а не психолог.
Я часто говорю о том, что одна из основных болезненных проблем — это виктимность. Виктимность — это последствие тяжелых травм. Даже не войны, а именно насилия. Репрессии породили эту вымученную беспомощность и психологию жертвы. С одной стороны, а что мы можем? От нас ничего не зависит, они сильнее. С другой стороны, никто не сфокусирован на своих реальных проблемах в своем ближайшем окружении, а все думают о геополитике, о планах НАТО. Идиотская ситуация, когда, человек не может повлиять на цвет заборчика у себя во дворе, но при этом с утра до вечера рассуждает о коварных планах альянса.
СТо есть вы за теорию малых дел?
Нет, это не теория малых дел. «Теория малых дел» — это довольно искусственное соображение. Мне она не близка. Я за то, чтобы стать хозяевами своей жизни, своей страны. И заниматься тем, что важно, а не жить этими непонятными фантомами, геополитическими соображениями, фантазиями о величии, которые не имеют никакого отношения к реальности. Был клип у группы «Тату», когда они пели: «Нас не догонят!» В машине неслись непонятно куда, но понятно, что и сами вряд ли уцелеют, и все, кто окажется у них на пути.
И при этом довольные собой ужасно: нас не догонят! Это состояние подросткового неадеквата и есть состояние нашего общества.
СВ каком направлении могут развиваться события?
Для гражданской войны в России сейчас нет никаких оснований, точно так же, как на Украине нет никаких оснований, как бы нам ни старались это внушить. А для революции безусловно есть основания, потому что революция — это и есть разрыв детско-родительских отношений с властью. Это как подросток хлопает дверью и уходит в ночь, хотя папа не пускает. И говорит: «Не учи меня жить, заткнись, старый хрыч!» В этот момент он берет на себя ответственность за свою жизнь: я сам найду, на что жить, я сам решу, куда мне идти, я сам позабочусь о себе. Есть ли сейчас на это силы в России, не знаю.С
Синдром-летия — Вики | Golden
Этот феномен был обнаружен в результате более чем 20-летней практики, в течение которой автор исследовал так называемые трансгенерационные или межпоколенческие связи.
Юбилейным синдромом, по Шутценбергеру, называют повторяющиеся события в жизни членов семьи, происходящие в одном возрасте. Обычно это не просто жизненные вехи — окончание учреждения, свадьба, рождение детей, а события огромной важности, определяющие дальнейшую жизнь и нередко несущие трагический смысл: тяжелая травма или болезнь, потеря близких, и материальное имущество, разрушение семьи и т. д. Шутценбергер считает, что реализуя синдром юбилея, дети тем самым выражают лояльность к своим родителям и семье в целом.
Открытие феномена
Сама Шуценбергер объясняет свой интерес к этой теме:
«Я начала интересоваться этим предметом двенадцать лет назад под впечатлением одного комментария, сделанного моей дочерью. Она сказала мне:» Мама, ты осознаешь, что ты старшая из двоих детей (второй ребенок умер), а папа старший из двоих, второй ребенок умер, а я старший из двоих детей, второй ребенок умер... и так как Дядя Жан-Поль умер, я до некоторой степени боялся смерти моего брата…» (Вот что случилось.)»
.. и так как Дядя Жан-Поль умер, я до некоторой степени боялся смерти моего брата…» (Вот что случилось.)» Позже в своей работе она обнаружила странный случай: внезапный тяжелый рак у молодой цветущей женщины, которая только что вышла замуж за своего любимого мужчину. В том же возрасте ее мать умерла от рака много лет назад. Подобные случаи повторялись, и Шутценбергер взялась за серьезное изучение темы, обнаружив в процессе, что она не первая, кто интересовался этим вопросом: в 1991-1992 годах статистические исследования Жозефины Хилгард.
«Джозефина Хилгард (врач и психолог), изучающая карты всех пациентов, поступивших в одну американскую клинику в течение нескольких лет (1954-1957), доказал, что внезапное начало психоза у больных во взрослом возрасте могло быть обусловлено повторением в семье травматического события, перенесенного в детстве, — потери матери или отца в связи с ее (его) смертью, помещением в психиатрическая клиника или несчастный случай.
При повторении контекста, когда ребенок вырастает и становится таким же старым, как и его родитель (когда он, например, попал в психиатрическую больницу), а его ребенку исполняется столько же лет, сколько ему, например, его мать умерла или была госпитализация (двойная годовщина), — повторная госпитализация в лечебное учреждение, что является «статистически значимым». Механизмы генерации
В работе с клиентами Шутценбергер использовала интегративный подход, во время консультации уточняя биографические данные клиента, сведения о его семье и взаимоотношениях в ней. Она составляла геносоциограмму по своей методике, основанной на составлении генеалогического древа, но более сложной, так как в ней указывались еще и социометрические связи, контекст тех или иных событий.
Шутценбергер опирался при изучении юбилейного синдрома на следующие психологические понятия и понятия:
- Психоаналитическая концепция «скрытой верности семье», разработанная Иваном Бузормени-Надь.
- Концепция, предложенная Авраамом и Тереком, связанная с понятиями так называемого «крипта» и «призрака», которые могут быть «внесены» в потомка в результате травмы, полученной его предком, причины которые могли быть связаны с какими-то несправедливыми и тяжелыми жизненными событиями (историческими трагедиями, семейными тайнами, например, связанными с «исключенными» членами семьи — в местах лишения свободы, психиатрических больницах, детьми, рожденными вне брака, и т. д.
- Концепция триангуляции из теории семейных систем Мюррея-Боуэна: семейные союзы за исключением некоторых отдельных членов семьи.
Schutzenberger также связывает передачу тяжелых событий через поколение со стрессом, который человек испытывает во время трагических событий.
» Американский врач Джордж Энгель изучал это явление на себе (1975). Он описал, например, свой сердечный приступ в годовщину внезапной смерти брата (сорок девять лет) из-за остановки сердца.
И в первую годовщину его смерти у него случился тяжелый сердечный приступ.Можно предположить бессознательную идентификацию с братом, вызвавшую такую же физическую реакцию на стресс годовщины (страх смерти)» Из российских исследователей и популяризаторов теории трансгенерационных травм можно назвать психолога Людмилу Петрановскую: в статье о передаче травмы через поколение она простым и доступным языком раскрывает механизм этого явления, объясняя влияние глобальных процессов, происходящих в стране, на жизнь человека и его потомков.
«Семья живет для себя. Молодые совсем, только что вышли замуж, ждут ребенка. Или только что родили. А может даже вдвоем успели. Любовь, счастье, надежды полные. И тут случается беда. Маховики истории сдвинулись и пошли перемалывать народ.Чаще всего первыми в жернова попадают мужчины.Революции,войны,репрессии-первый удар по ним.И вот молодая мама осталась одна.
Ее наследство-постоянная тревога,непритязательная работа… Пока мать рвет жилы, чтобы ребенок элементарно выжил, не умер от голода или болезни, он растет сам, уже травмированный. Неуверенный в том, что его любят, неуверенный в том, что он нужен, со слабо развитой эмпатией. интеллект нарушается в условиях депривации.Помните картину «Опять двое»?Написана в 51.Главной героине 11 лет.Дитя войны,травмированное больше чем старшая сестра,запечатлевшая первые годы нормальной семейной жизни , а младший брат, th Любимое дитя послевоенной радости — отец вернулся живым. На стене висят трофейные часы. А мальчику трудно учиться. Наследие травмы
В середине-конце 2000-х Брент Безо с женой жили в Украине, когда Безо стал замечать некую социальную враждебность и недоверие среди населения. Это было тонко, «не обязательно то, что вы бы заметили, если бы провели там совсем немного времени», — говорит Безо, докторант психологии Карлтонского университета в Оттаве.
В разговорах с людьми Безо слышал упоминания о Голодоморе, массовом голоде миллионов советских украинцев с 1932 по 1933 год, что многие считают преднамеренным геноцидом, организованным режимом Иосифа Сталина.
Задаваясь вопросом, продолжает ли и каким образом это ужасное событие резонировать с людьми, Безо провел качественное пилотное исследование 45 человек из трех поколений 15 украинских семей: тех, кто пережил Голодомор, их детей и внуков. Люди спонтанно делились тем, что они считали трансгендерными последствиями того времени, включая рискованное поведение для здоровья, тревогу и стыд, накопление еды, переедание, авторитарные стили воспитания, высокую эмоциональную потребность со стороны родителей и низкое доверие и сплоченность общества — то, что многие описывали как жизнь в «режиме выживания» (
«Казалось, что каждое поколение училось у предыдущего, а выжившие говорили детям: «Не доверяйте другим, не доверяйте миру», — говорит Безо. Сейчас он проводит более масштабное количественное исследование, чтобы сравнить межпоколенческие эффекты среди украинцев, которые остались в стране после Голодомора, тех, кто эмигрировал, и группы украинцев, не затронутых этим событием.
Работа является частью зарождающегося направления исследований и клинической работы в психологии и смежных дисциплинах, которая изучает, влияют ли и как массовые культурные и исторические травмы на будущие поколения. Наблюдения Безо совместимы с наблюдениями исследователей, которые изучают межпоколенческие последствия Холокоста, убийств красных кхмеров в Камбодже, геноцида в Руанде, перемещения американских индейцев и порабощения афроамериканцев. Исследователи говорят, что трансгенерационные эффекты носят не только психологический, но и семейный, социальный, культурный, нейробиологический и, возможно, даже генетический характер.
Но за исключением исследований, связанных в основном с Холокостом, эта область все еще относительно молода и имеет много неизвестных. В то время как исследователи травм добились больших успехов в понимании и лечении однократной травмы в настоящей жизни, они только начинают изучать влияние травмы, передаваемой из поколения в поколение, и ее выражение, говорит отдел APA.
«Продолжение изучения межпоколенческих эффектов может помочь лучше понять и лечить психологическую боль в ее истоках», — добавляет Яэль Даниэли, доктор философии, соучредитель и директор Группового проекта для переживших Холокост и их детей в Нью-Йорке, где она работала старшим руководителем. психотерапевт с 1970-х гг.
«Подобные массовые травмы влияют на людей и общество многоаспектно», — говорит Даниэли, который также является основателем Международного центра изучения, предотвращения и лечения травм, унаследованных от нескольких поколений.
«Нам надлежит как можно шире изучить эту область, чтобы мы могли извлечь уроки из страданий людей и узнать, как предотвратить их для будущих поколений».
Более широкий взгляд на симптомы
Одна из первых статей, в которой отмечалось наличие межпоколенческой травмы, появилась в 1966 г., когда канадский психиатр Вивиан М. Ракофф, доктор медицинских наук, и ее коллеги зафиксировали высокий уровень психологического стресса среди детей, переживших Холокост ( Психическое здоровье Канады , т. 14). С тех пор исследователи оценивают тревожность, депрессию и посттравматическое стрессовое расстройство у переживших травму и их потомков, при этом пережившие Холокост и их дети изучались наиболее широко и в течение самого длительного периода времени.
Большинство этих исследований выявили атипично высокие показатели этих заболеваний. Тем не менее, в некоторых случаях они оказывают незначительное влияние или вообще не находят его. Обзор 20 исследований детей, переживших культурные и военные травмы, проведенный в 2017 году Синди С.
Сангаланг, доктором философии из Университета штата Калифорния в Лос-Анджелесе, и Синди Ванг из Университета штата Аризона, например, обнаружил восемь исследований, показывающих негативные психические, психосоциальные и/или поведенческие эффекты на потомство выживших, три из которых показали смешанные результаты, а два показали отсутствие различий между потомством и контрольной группой (9).0013 Журнал здоровья меньшинств иммигрантов
Другие исследователи рассматривают более широкое представление о том, как могут пострадать выжившие и их потомство. В начале 1980-х Даниэли начала писать как минимум о четырех адаптивных стилях, которые она и другие наблюдали у переживших Холокост. Примеры включают «жертву», людей, которым трудно уйти от первоначальной травмы, эмоционально нестабильных и чрезмерно защищающих, и «оцепеневших» тех, кто эмоционально отстранен, нетерпим к слабостям других и поддерживает «заговор молчания» внутри себя. семья. (Другие стили включают «борец» и «те, кто сделал это».
)
В клинической, групповой и общественной работе Даниэли также наблюдал специфические модели поведения среди детей, переживших Холокост, в том числе чрезмерную защитную позицию по отношению к своим родителям, высокую потребность в контроле, одержимость Холокостом и незрелую зависимость. Она назвала эти реакции «репаративными адаптационными воздействиями», чтобы подчеркнуть идею о том, что потомки выживших используют их, чтобы попытаться восстановить мир для своих родителей, бабушек и дедушек и самих себя — в основном бессознательно. Связанная с ней теория предсказывает взаимосвязь между исходной травмой, историей семьи и посттравматической социокультурной средой, адаптационными стилями выживших и интенсивностью репаративных реакций на них их детей и внуков (9).0013 Американский журнал ортопсихиатрии
В 2015 году Даниэли и его коллеги начали строить эмпирическую основу для своей теории, создав Даниэли Перечень наследия травм нескольких поколений ( Journal of Psychiatric Research , Vol.
68; American Journal of Ortho-psychiatry , Vol. 85). , № 3), анкета из трех частей, предназначенная для взрослых детей переживших Холокост. Детей спрашивают о стилях воспитания их родителей, их воспитании, влиянии этого влияния на их собственную жизнь, а также об их семейной истории и демографии.
Исследования начинают подтверждать теорию. В исследовании, опубликованном в Psychological Trauma: Theory, Research, Practice, and Policy (Vol. 9, No. S1, 2017), Даниэли, Фрэн Х. Норрис, доктор философии, Дартмутского колледжа, и Брайан Энгдал, доктор философии, Университет Миннесоты впервые передал список Даниэли 484 взрослым детям и внукам переживших Холокост. Затем они провели дополнительные клинические интервью с подвыборкой из 191 ребенка. В целом, у 35 % меньшей выборки было генерализованное тревожное расстройство, у 26 % — большой депрессивный эпизод, а у 14 % — посттравматическое стрессовое расстройство. Но когда они сравнили эти данные с данными инвентаризации, 46 % людей с высокими показателями репаративного воздействия имели психиатрический диагноз, по сравнению с только 8 % людей с низкими показателями.
Исследователи, изучающие индейское и канадское население, также обнаруживают широкое влияние на детей и внуков тех, кто пережил массовое культурное угнетение. В обзорной статье 2014 года в Transcultural Psychiatry (Vol. 51, No. 3) психолог Эми Бомбей, доктор философии, доцент Университета Далхаузи в Галифаксе, Новая Шотландия, Канада, и ее коллеги изучили исследования, посвященные межпоколенческим эффектам индейского школы-интернаты, учреждения, находившиеся в ведении правительства Канады с 1880-х до середины 19-го века.90-е. Согласно первоначальным правительственным текстам, целью школ было устранение «индейской проблемы». Школы давали некачественное образование и учили местных детей стыдиться своего языка, культурных верований и традиций.
Два широкомасштабных общенациональных обследования, включенных в обзор — Региональное долгосрочное обследование состояния здоровья коренных народов и Обследование коренных народов — показали, что дети, а в некоторых случаях и внуки тех, кто посещал школы, чаще сообщали о психологических расстройствах.
дистресс и попытки самоубийства, трудности с обучением и проблемы в школе и заражение гепатитом С в результате употребления наркотиков, чем контрольная группа, чьи родители не посещали такие школы.
В меньшей степени изучено влияние рабства на афроамериканцев из поколения в поколение. Но важное направление смежных исследований изучает взаимосвязь между продолжающейся расовой дискриминацией и травмой. Монника Уильямс, доктор философии из Университета Коннектикута, активно изучавшая эту тему, недавно разработала метод оценки беспокойства, связанного с расовой дискриминацией. Уильямс и его коллеги обнаружили, что из 123 афроамериканских студентов, принявших участие в исследовании, те, кто сообщил о высоких показателях воспринимаемой дискриминации, также имели более высокие, чем другие, показатели неконтролируемого чрезмерного возбуждения, чувства отчуждения, беспокойства о будущих негативных событиях и восприятия других как опасных (9).0013 Психология насилия
Несмотря на то, что прямых исследований межпоколенческих эффектов может быть немного, нетрудно заметить такие воздействия на нынешние поколения афроамериканцев, добавляет Алфи Бреланд-Ноубл, доктор философии, которая руководит проектом AAKOMA (Афроамериканские знания, оптимизированные для осознанно здоровых подростков). в Джорджтаунском университете и изучает психические расстройства и методы лечения афроамериканцев.
Актуальным примером, по ее словам, является страх, с которым сталкиваются многие афроамериканские родители, говоря с сыновьями о возможных столкновениях с полицией. «Это травмирует родителей и травмирует детей», — говорит она.
Этот сценарий является частью наследия, которое она называет «общим стрессом» — чувством, что вы должны управлять всем в своем собственном сообществе, потому что вы не знаете, с чем вы столкнетесь в обществе в целом.
«Среди афроамериканцев и других маргинализированных людей существует ощущение, что наши стрессоры уникальны для нас и не обязательно разделяются людьми вне наших групп», — объясняет она.
«Итак, мы делимся историями о нашем жизненном опыте, которые помогают подготовить почву для того, как наши близкие сталкиваются с миром». В свою очередь, это может привести к общему недоверию к другим людям вне группы, особенно к представителям исторически репрессивных групп, наряду с изолированностью внутри группы, говорит она.
Механизмы передачи
Психологи и другие специалисты также изучают, как травматические эффекты могут передаваться из поколения в поколение. В качественном исследовании, которое перекликается с выводами Даниэли о важности семейного общения и семейной среды, Лидевайд Х. Беркмойс, доктор философии из Нидерландского института изучения преступности и правоохранительных органов в Амстердаме, и его коллеги провели пять месяцев, наблюдая и опрашивая 41 мать, которая пережили геноцид в Руанде в 1994 году и их детей-подростков.
Команда обнаружила прямые последствия геноцида, в том числе то, как матери сообщали своим детям о травме, например, хранили молчание или выражали надежду, что подобное событие больше никогда не повторится.
Исследователи также наблюдали косвенные последствия, такие как то, как геноцид повлиял на второе поколение посредством изменений, включая усиление бедности, увеличение семейной нагрузки и скомпрометированное воспитание детей. Тем временем подростки обсуждали, как, по их мнению, эти факторы повлияли на их собственную жизнь. Многие говорили, что из-за бедности они не могли посещать школу и вынуждали усерднее работать, чтобы поддерживать семью на плаву (9).0013 Общества , Том. 7, № 3, 2017).
Психолог-травматолог Елена Черепанова, доктор философии, из Кембриджского колледжа в Бостоне, изучает, как первоначальные реакции выживших на событие могут повлиять на будущие поколения — тема, изложенная в ее готовящейся книге под предварительным названием «Понимание трансгенерационного наследия тоталитарных режимов: Парадоксы выживания». Она предполагает, что жизнь в таких трудных, угнетающих обстоятельствах может привести к тому, что родители будут формулировать основанные на страхе «сообщения о выживании», которые они передают своим детям и внукам, — такие идеи, как «Не проси о помощи — это опасно».
Хотя изначально сообщения могли помочь людям остаться в живых, в настоящее время они часто не имеют значения и могут даже увеличить уязвимость людей в межличностных отношениях. Боязнь раскрытия личной информации и недоверие к специалистам по психиатрической помощи, например, «именно поэтому пережившим травму так трудно искать и принимать поддержку», — говорит Черепанов, который сравнивает эти сообщения в российской и американской выборках.
Еще одним транспортным средством может быть само тело. Исследователи под руководством экономиста Доры Л. Коста, доктора философии, из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе изучили данные о смертности и другие данные периода Гражданской войны о 700 военнопленных армии Союза (военнопленных) и 2500 их детей, а также данные о 5000 человек, не являющихся военнопленными. Военнопленные солдат Союза и 15 000 их детей. Начиная с того времени, когда сыновьям этих солдат исполнилось 45 лет, они обнаружили, что сыновья военнопленных Союза, переживших особенно суровые условия в заключении, умирали в целом в более молодом возрасте, чем сыновья военнопленных, которые жили в лагерях в более благоприятных условиях, или чем сыновья солдат, не являющихся военнопленными ( Труды Национальной академии наук , Vol.
115, № 44, 2018).
Исследователи предполагают потенциальное средство передачи этих эффектов: эпигенетика, молекулярные процессы, управляемые окружающей средой, которые могут включать или выключать гены. В то время как отсутствие у исследователей возможности собирать биологические образцы ограничивало их способность показать прямую связь между более ранними смертями и эпигенетическими изменениями, в статистическом «процессе исключения» эпигенетика стала сильным соперником.
Психолог Рэйчел Иегуда, доктор философии, директор отдела исследований травматического стресса в Медицинской школе Икана на горе Синай в Нью-Йорке, более подробно рассматривает возможную эпигенетическую передачу. Она и ее коллеги обнаружили, например, что дети переживших Холокост с посттравматическим стрессовым расстройством имеют более низкий уровень метилирования — один из типов эпигенетического механизма — в конкретном связанном со стрессом глюкокортикоидном рецепторе, GF-1F, чем дети переживших Холокост, у которых не было посттравматического стресса.
ПТСР ( Американский журнал психиатрии , Том. 171, № 8, 2014).
В последнее время команда изучает непосредственно эпигенетические изменения в поколениях. В известном исследовании, в котором сравнивались уровни метилирования у 32 переживших Холокост и 22 их детей с показателями контрольной группы, они обнаружили, что у переживших Холокост и их детей обнаруживались изменения в одном и том же месте одного и того же гена — FKBP5, связанного со стрессом. ген, связанный с посттравматическим стрессовым расстройством и депрессией, в то время как в контрольной группе этого не произошло ( Biological Psychiatry , Vol. 80, No. 5, 2016).
Хотя исследование, по общему признанию, небольшое, оно является важным первым шагом, отмечают Иегуда и другие, а эпигенетика — плодотворная область для дальнейших исследований ( World Psychiatry , Vol. 17. No. 3, 2018).
Перспективные вмешательства
Несмотря на многочисленные пробелы в понимании трансгенерационных эффектов травмы, клиницисты и исследователи проводят вмешательства на основе последних результатов, в том числе на уровне сообщества.
Одним из примеров является долгосрочная интервенция, адаптированная к племенам первых наций и коренных американцев в Канаде и Соединенных Штатах, под названием «Укрепление семей». Основанная на очень успешной программе, основанной на фактических данных, начатой в Университете штата Айова, она направлена на предотвращение употребления психоактивных веществ в раннем возрасте путем улучшения общения в семье, уменьшения семейных конфликтов и обучения детей навыкам сопротивления употреблению психоактивных веществ. Тесно сотрудничая с оджибве, лакота, дакота, навахо, пуэбло и другими племенами, исследователи, в том числе социолог Мелисса Уоллс, доктор философии из Медицинской школы Университета Миннесоты, адаптируют программу, чтобы она нашла отклик у каждого племени.
«Мы много слышим о потере чувства общности, об утрате связей между поколениями, — говорит Уоллс. «Это действительно глубокая боль, глубокая боль — почти тоска по тому, что было раньше». По ее словам, вмешательства помогают преодолеть эту пропасть, объединяя семьи и общество в целом.
В статье Уоллса, Джеррида Д. Иванича, докторанта Университета Небраски-Линкольна, и его коллег описаны два тематических исследования работы с местными группами по адаптации протокола ( Prevention Science , первая онлайн-публикация, 2018 г.). Одна версия, называемая Бии-Зин-Да-Де-Дах, что на оджибве означает «слушать друг друга», была пересмотрена с годами, чтобы включить более актуальный в культурном отношении материал и быть адаптированной для маленьких детей. Четвертая версия программы в настоящее время проходит пятилетнее рандомизированное контролируемое исследование, финансируемое Национальным институтом по борьбе со злоупотреблением наркотиками.
Результаты этих программ могут быть значительными, говорит Уоллс, который описывает церемонию, проводимую в конце каждого вмешательства. Там родители или опекуны дают детям одеяло, чтобы символизировать их поддержку следующего поколения. «Это всегда мощно», — говорит Уоллс. «Думаю, это гораздо больше, чем просто программа для людей, которые этим занимаются».
В области медицины Даниэли рекомендует использовать свой инвентарь, чтобы формулировать вопросы и помогать лечить клиентов. Она также предлагает, чтобы клиницисты работали с пациентами над построением генеалогических деревьев нескольких поколений, включающих детали семейной истории травм — деятельность, которая может помочь семьям выйти за рамки секретов и перейти к связи и росту.
В том же духе Черепанов предлагает использовать «генограмму выживания», которая адаптирует методологию генограммы — иллюстрированную версию генеалогического древа, используемую в психотерапии для выделения семейных отношений, состояния здоровья и психологических паттернов — к трансгенерационному травматическому опыту. Эта методология помогает детям и внукам выживших изучить жизненные уроки предков, такие как «Никогда не ослабляй бдительность» в их первоначальном контексте, и изучить, как такие сообщения могут помочь или навредить им в их нынешней жизни (9).0013 Журнал психодрамы, социометрии и групповой психотерапии , Vol.
63. № 1, 2015).
Между тем, Бреланд-Ноубл призывает своих афроамериканских клиентов использовать несколько простых инструментов, чтобы справиться с гневом, ошеломлением или онемением реакции на исторические или современные травмы, связанные с гонками. Один из них — просто назвать проблему. «Мы так привыкли жить с беспокойством и страхом, ориентированным на расовую принадлежность, что не обязательно признаем или называем это проблематичным», — говорит она. «Я хочу, чтобы люди чувствовали себя комфортно, владея и называя нашу историю».
Она также поощряет клиентов использовать методы ухода за собой, такие как внимательность, физические упражнения или другие заботливые действия. Третьим инструментом, на который она обращает внимание, является профилактика — уменьшение воздействия потенциальных триггеров, таких как новости о стрельбе полицией на расовой почве или другие провокационные материалы, связанные с расой.
Преодоление современных травм, таких как расизм, которые связаны с первоначальной травмой, является ключом к тому, чтобы помочь новым поколениям исцелиться и двигаться дальше, соглашается Бомбей.
