Читать онлайн «Отец и мать», Александр Донских – ЛитРес
Глава 1
Афанасий, опершись на локоть, лежал в тени своего заглушенного трактора и напряжённо смотрел в текучую знойную даль. Сердце парня – не здесь. Где-то далеко большие дороги и города, там другая и конечно же необыкновенная жизнь. А вокруг – непаханное поле, оно буйным июльским дикотравьем и непролазными кустарниками бугрилось за ухоженными огородами Переяславки, изломами спадало к обрывистому берегу Ангары, съединяясь с её молочково-зеленцеватыми водами. Шёл второй послевоенный год; страна мало-помалу поднималась к новой жизни, распахивая заброшенные земли, отстраиваясь, мечтая о лучшей доле.
Приметил дрожащую точку; она стремительно наплывала от окраинных домов и превращалась в каплю росы. А немного погодя он разглядел голубенькое платье, разброс трепещущих на ветру волос. Улыбнулся блаженно: «Бежит-таки моя Катя-Катенька-Катюша. Понимает, зазнобушка: голоден я, как волк зимой».
Вот и Екатерина – запыхалась, разгорелась. Парень любуется своей девушкой: тоненькая, напруженная, вся как струнка натянутая, тронь её – зазвучит певучей мелодией. А какие у неё глаза – чёрный пламень, однако кажется, будто светлы. Они у неё лучистые, сияющие, таких больше нет на земле.
Присела на корточки перед Афанасием, подала ему котомку. Он, очарованный, улыбчиво заглядывал в её глаза, вслепую развязывая своими крупными, уже вполне мужичьими пальцами узелок, однако тот настырно не давался ему. Нетерпеливо распялил застрёху, жадно съел вареник, ещё один, булькающе запил молоком из бутылки. Не забыл позабавить Екатерину: целиком запихнул в рот довольно крупную картофелину и вдруг выкатил глаза, замычал, словно бы подавился. Но тут же хлопнул себя по маковке, открыл рот – пусто.
– Смотри, и взаправду подавишься, едало! – посмеивалась Екатерина.
– Р-р-р, я и тебя проглочу!
Она пискнула, выворачиваясь из его тяжёлых, но чутких, ласковых рук.
– Скажу председателю: зачем даёте Афанасию трактор – он сам может запросто тянуть плуг. И стегать его не надо: известно, самый сознательный в нашем селе.
– А ну его, трактор, и это поле, и деревню! – отмахнул Афанасий рукой. Но прибавил значительно, даже с некоторой важностью: – В область, Катюша, на днях отчаливаю. С матушкой и батей уже обговорили. Десятилетка позади, учиться мне надо дальше. Вот такой расклад! Понимаешь?
Екатерина уткнулась лицом в подол.
– Чего закручинилась? – приобнял её Афанасий. – Обустроюсь, осмотрюсь в Иркутске и – тебя за собой.
– Чую, бросишь ты меня. Найдёшь другую. Их вон сколько всяких разных по городам шлындает.
– Прекрати! – рывком поднялся он с земли. – Сказал, возьму, так тому и быть. Ясно?
Но не устояло гневливое сердце Афанасия – тихонько, чуть не шепотком примолвил:
– Люблю я тебя одну и никому не отдам. Никому, никогда. Так и знай.
Помолчав с прикушенной верхней губой, тронутой чёреньким пушком усиков, снова заговорил солидно, старался зачем-то гуще баритонить:
– А кто попробует крутить с тобой – тому можешь сразу передать: щелчком Афанасий Ветров укокошит, кулака марать не будет. Ты меня знаешь: сказал – сделаю! Пока же – заканчивай десятилетку, знай себе учись. Потом прикатишь в Иркутск – глядишь, поступишь в институт. В библиотекарши метишь? Молодец! Оба будем образованными. Спецами!
Екатерина несмело подняла глаза на Афанасия – стоял он над ней рослый, могучий, лобастый и конечно же – родной, любимый, единственный. Но он смотрел в противоположную сторону, снова в ту же, где большие дороги и города, где неведомая другая жизнь.
– Афанасий, родненький, какая может быть десятилетка для меня? Я – брюхатая.
Последние слова произнесла на полвздохе, будто задыхалась.
– Знаю! – упёрся он взглядом в землю. – Уже ведь говорено об этом, и не раз.
– Что мы с тобой натворили!
Закуривал, разламывая спичку за спичкой. Отбросил так и не задымившую папиросу, зачем-то тщательно втёр её носком сапога в дёрн и даже притопнул.
– Боже, что натворили, что натворили!
– Не нудила бы ты, Катенька! – снова разгневилось нестойкое, прихотливое сердце парня. – И Бога зачем приплела? Нет ни богов, ни чертей!
– Не нужно тебе дитя?
Афанасий сжал зубы. Молчал.
– Говори: нужно или нет?
– Катя!
– Говори!
– Учиться я должен, учиться! Понимаешь? И тебе нужно учиться. Потом нарожаем детей, и всё такое в этом роде будет.
– Понятно: не нужно.
– Катерина!
– Что нам делать?
Он молчал.
– Что делать?
Молчал, стискивая зубы. Косточки скул выпирали, подрагивали.
– Что? – уже шепнула, обратившись, по-видимому, только лишь к самой себе.
Нет ответа, а взглядом – вдаль, поверх.
Она приподнялась с земли, но отчего-то не смогла сразу выпрямиться, полусогнуто стояла, как старушка. Сказала, не взглянув на Афанасия:
– Вечером наведаюсь к бабке Пелагее. В-вытравлю, – через силу, почти не размыкая губ, выговорила она.
Он, не взглянув на Екатерину, с неловко повёрнутой от неё головой, чрезмерно широко шагнул к трактору:
– Пахать пора. Председатель мне так наказал: кровь из носу, а чтобы до своего отъезда я залежь поднял. Ты хорошо знаешь, Екатерина: если я слово дал – в лепёшку расшибусь, а выполню. Так-то!
Приобнял Екатерину за худенькие плечи, поцеловал в маковку, как ребёнка. Подтолкнул к селу, так и не взглянув в её глаза:
– Ну, ступай, ступай домой.
– Суровый ты со мной, Афанасий. Пахота для тебя важнее.
– Пойми, Катенька, слово я дал!
Но вдруг подхватил её на руки:
– А садись-ка, зазноба, в кабину: прокачу пару борозд. Напоследок! Увидишь, какой я пахарь.
– Что, стóящий разве?
– Небось слыхала, как хвалят меня в деревне.
– Ой, и хвастун же ты!
– Сейчас увидишь: залежь буду раздирать на куски, кромсать. Глянь-ка, какая тут землища – зверюга! – топнул он сапогами по твёрдой, скованной дёрном земле.
Усадил Екатерину в кабину, рванул рычаги – взревел дизель, впились стальные ножи в почву. Они рвали заматеревшую землю в клочья, вываливая чёрные, литые шматки. Добрый урожай принести этой земле в следующем году, скопившей за лихолетия недюжинных сил, но пока что она дикая, бесполезная, существует сама по себе, и Афанасию нужно подчинить её надобностям человека, великим целям и устремлениям долгожданной мирной жизни, государства. Скрежетала кабина, лязгали гусеницы, вырывался из трубы чадный дым – трактор хищно напирал на целину. Охваченный задором и удальством, Афанасий улыбался Екатерине, рукой смахивая поминутно натекающий на брови и ресницы пот, даже насвистывал и щеголял умелым вождением трактора, играючи переталкивая рычаги. А то и – проказливо газанёт – Екатерину, как пушинку ветром, откидывало назад. «Ну, каков я? – казалось, хотел он спросить у девушки своими выходками. – То-то же! Знай наших!»
Екатерина была восхищена своим озорным парнем, цеплялась за его твёрдое плечо.
Перекрикнул грохотание:
– Выучусь – и вот так же, Катенька, попру по жизни!
Екатерина не поняла неожиданных слов своего возлюбленного, которые, казалось, нечаянно и некстати оторвались от его потаённых мыслей:
– Попрёшь? Не понимаю, о чём ты, Афанасий?
– Выучусь, говорю, и всей мощью попру по жизни! Ты знаешь, я силач. Ничто меня не застопорит. Пахать буду жизнь, чтобы урожай получался обильным. А если заартачится, – по газáм, по газáм! – налегал он на педаль газа. Екатерину снова отбрасывало. – Пахотные ножи буду остро точить. Лучшим зерном засею поле нашей с тобой жизни. Вот так хочу жить! Только б, милая моя, выучиться, образование получить, в инженерá, в люди выбиться – и сам чёрт мне не страшен!
Она крикнула в его красное, будто раскалённое, ухо:
– А если людей зацепишь невзначай плугом!
– А-а, что люди! Они – точно этот дёрн: лежит себе, полёживает, непонятно зачем. А пришёл сильный человек, раскурочил его, разбил комки и – вот тебе: благодать для всех. Сей зерно, потом собирай урожай! Эх, много, Катюша, в жизни всякого разного дёрна, хочу разрывать его, культивировать!
Девушка поглядывает на парня, любуется им, гордится им: умный, красивый, сильный он у неё. Что там – богатырь, красавец, семи пядей во лбу. Лучший ученик школы, единственный со всего района по направлению в институт поступает, а ещё какой труженик, активист, комсомолец. Он перехватывает её взгляд – не без самодовольства, но ласково улыбается. Она напрягается лицом для ответной улыбки, однако губы перекашиваются, лёгкое, игривое настроение сминается. Тяжелы, видать, её мысли, уже, по всей вероятности, не девичьи они, совсем не девичьи. Он, чтобы приободрить, притискивает её к своему боку, чмокает в маковку.
Внезапно – тряхнуло, лязгнули ножи плуга, и трактор будто бы поплыл, оставлял позади нетронутой почву, лишь траву просекал. Афанасий шибанул педаль тормоза, рывками заглушил двигатель, выскочил из кабины. Смятой в кулаке кепкой – оземь, выругался, плюнул: станина плуга лопнула на сварном шве, зацепившись за брошенную в поле стальную раму сенокосилки; она скрыто и бог весть сколько лет пролежала здесь, отчасти засыпанная перекатным песком и суглинком, плотно перевитая сухотравьем. Можно подумать, замаскировалась и поджидала своего часа. И вот, получается, – дождалась-таки.
В порыве ожесточённого отчаяния Афанасий подбежал к плугу, взмахнул кулаком, – не садануть ли по нему хотел? Однако только лишь глубоко и горестно вздохнул, поник плечами. Побрёл степью, забыв о Екатерине, в сторону села.
Глава 2
Вечером в зимовьюшке за огородами, тайком от всего света, над Екатериной колдовала древняя бабка Пелагея, знахарка, травница, повитуха, давнишняя доверительная помощница местных баб и девок, пошедших на вытравливание, выскребание плода своей незрелой, несвоевременной любви. Екатерина стонала, кусала подушку, а седовласая, сгорбленная женщина, навидавшаяся на своём веку, лишь приговаривала, хладнокровно орудуя вязальной спицей:
– Ничё, девонька, ничё. Бог терпел и нам велел. Дитё убиваешь, посему и мучения тебе не по возрасту твоему малому, а по греху великому.
– Убиваю?
– Убиваешь, убиваешь, – бесцветно и нехотя поддакивала старуха.
Ночью через окно забрался к Екатерине в дом Афанасий, и она пересохшими, судорожными губами обожгла его и напугала:
– Хотел – убила. А забудешь меня, убью и тебя.
Целовал, стоя на коленях, потрясённый Афанасий её омертвело скрюченные, но пылающие руки:
– Люблю, люблю, Катюша, одну тебя люблю! Дай поступлю, учиться начну, а закончишь десятилетку – тебя вызову в город. Потом – всю жизнь вместе, любить буду до смерти единственно тебя, на руках буду носить. Любимая, прекрасная!
А она в бреду и жару, уже не разумея его, шептала:
– Убила. По греху великому. Убила…
Ушёл, покачиваясь и запинаясь, будто захмелел, обессилел. Выбрел, подальше от села и людей, на берег Ангары, уткнулся лицом в росную жёсткость травы, завыл без слёз. «Хотел. Убила. Хотел. Убила…» – занозами вонзались в его сердце жуткие слова.
Как жить теперь? Недавно, днём, так мечталось, так пелось во всём его существе, так ясно виделась даль жизни и судьбы. Теперь же – мрак, жуть, путаница. А что вынесла его бедная Катюша, если сказала – «убила»! И беспрерывно втыкаются в его сердце беспощадные слова: «Хотел. Убила. Хотел. Убила…» И не спрятаться, не увернуться от них, и никак не обмануть себя, не успокоить. Кажется, сама тьма ополчилась и изрекает, наказывая, карая, затягивая в какую-то пропасть, как в могилу.
Чёрный окоём, наконец, стронулся замутью робкого утра. Переяславка мало-помалу выявляется избами и огородами из дремучих потёмок. Вспыхивают огоньки в окнах, коровы призывно мычат, овцы гомонятся, плещутся о воду вёсла бакенщика, птицы хлопают крыльями по густому, знобкому воздуху – отовсюду привычные приметы жизни родного села и поангарской округи. Так неужели рассвету, а потом и дню наступить? Неужели жизни быть прежней? Но понимает Афанасий – не бывать, не бывать ей прежней, не вернуться в беспечную, вольную юность свою. Пойдёт он сейчас по улице, встретит односельчан, дома увидит мать, отца и брата Кузьму, – но сможет ли он открыто смотреть в их глаза, привычно общаться? Как жить теперь, как жить?
А утро напирает, берёт своё, засевая дали земли и неба светом и сиянием. Просторы открываются шире, ярче, раздвигая пределы для неминучего нового дня, для продолжения жизни. По Ангаре и волглым пойменным лугам раскатился блеск – солнце выплеснулось из-за хребта правобережья первыми лучами. Далеко-далеко стало видно: земля – беспредельна, небо – неохватно, и Афанасию хочется смотреть только в даль, единственно в даль. Там – другая жизнь, там – город, там столько возможностей, чтобы учиться, а потом продвигаться по жизни, там, несомненно, легче будет забыть ужас нынешней ночи и, может быть, удастся начать какую-то новую жизнь.
«Новая жизнь, новые люди, большие дела, бескрайние дели», – шепчет, как молитву, Афанасий.
Но одновременно его сердце тяжелеет грустью: Катенька, его бедная Катя-Катенька-Катюша! Он уедет из Переяславки, не может не уехать, потому что ему надо учиться, он оставит любимую и – что же она? Ему сейчас тяжко, а каково Катеньке, какие мучения она выдержала. А потом как ей будет житься без него? Зажигаются в памяти её удивительные, лучащиеся чарующим свечением глаза – не насмотреться в них. И не налюбоваться её кроткой, но гордой красой с роскошными волосами, с косой её знатной, не наслушаться её тихого, но строгого голоса – вся она пригожая, необыкновенная, желанная, единственная.
Чуть расслабилось сердце парня, потянуло губы к улыбке, да снова, будто карая или зловредничая, вторгаются в сознание страшные, ломающие волю слова: «Хотел. Убила. Хотел. Убила…»
Воздух густой, влажный, холодный, – Афанасий глубоким, зловатым захватом вбирает его в грудь, как студёную воду в жару, казалось, силясь вытеснить из неё гнетущие, угольями жгущие чувства и воспоминания.
Ангара перед ним как широкая, выстеленная зеленцеватым бархатом дорога; долга она, широка, ясна, дивна – иди и радуйся. Да, иди и радуйся. А какие просторы и дали вокруг! В груди ширится какое-то сильное, могучее чувство. Конечно же иди и радуйся, молодой, сильный, целеустремлённый. И смело, гордо иди.
Тайга по левобережью – нет ей пределов, великим лесным океаном захватила она землю, вздымается к небу валами сопок и гор. Промышляя с младшим братом Кузьмой, порядком исходил Афанасий левобережные дремучие леса за годы войны. Подкармливалось тайгой всё село, а Афанасий, фартовый, смекалистый охотник, к тому же неимоверно выносливый, упористый, набивал дичи столько, что раздавал старухам и бабам с малыми детьми. Они величали его – «наш кормилец».
Правобережье – обширное полустепье с полями, луговинами и подпушками перелесков, но немало и богатых, корабельных сосновых рощ. Охваченная полями Переяславка дородным своим туловом жмётся к Ангаре, будто корова, выбредшая с выгона, чтобы напиться воды. А вон кладбище – сереньким облачком прильнуло к склону холма; а рядышком с погостом – оборудованная под склады облупившаяся церковка без креста. Дорога-большак, вырвавшись из плутания по оврагам и буеракам, на Бельской седловине вонзается в Московский тракт и устремляется к городам – к Усолью-Сибирскому, а там дальше – и к самому, величаво говорили старые переясловцы, «граду нашему стольному» Иркутску. По этим дорогам он, Афанасий Ветров, пойдёт и поедет в большую, новую жизнь и столько всего ему предстоит совершить для людей и себя! Впереди, несомненно, интересная, прекрасная, захватывающая жизнь.
А позади неизбывное, горестное – война. Позади гибель в Сталинграде старшего брата Николая, полуголодное существование семьи с отцом-инвалидом, которому в Гражданскую осколком снаряда отсекло левую руку по плечо, и уже немолоденькой, хворой матерью. Позади и затаённый стыд, что, как не рвался, не буянил в сельсовете и военкомате, не попал на фронт, такой здоровый парнина, уже лет с четырнадцати – мужик мужиком статью, норовом, да и умом не младенец. Зато в колхозе трудился за десятерых: и в конюховке подсоблял, и на скотник, если направляли, – шёл и ворочал навоз, и в трактор сел уже в тринадцать и был сноровист за рычагами как мало кто в окрýге, и в кузне был желанен – молотом омахивал будь здоров. Но успевал Афанасий и учиться, благо школу не закрыли, хотя собирались, потому что учеников из старшеклассников набиралось к каждому сентябрю не более семи-восьми человек, и ближайшая школа оказалась бы за двадцать вёрст. Не находишься туда каждый день, пришлось бы оставить учение, удовольствовавшись семилеткой. Можно сказать, судьба поспособствовала, чтобы Афанасий закончил десятилетку, и теперь мечта его необоримая и лучезарная – высшее инженерное образование.
Начинается другая, совсем другая жизнь. Она непременно будет счастливой для всех. Афанасий верит: легче, веселее заживут люди и – сытнее, наконец-то, сытнее. Будут наедаться вволю. За войну многие семьи и лебедой пробавлялись, и крапивой, и жмыхом – кормом для скота. Что производил колхоз – подчистую фронту, госпиталям, заводам; даже молоко и картошку нечасто видел селянин на своём столе. И не придут отныне в Переяславку похоронки, – а их нагрянуло, переворотив души и судьбы, немало. Не слышать надрывного вдовьего воя, хотя плакать и скорбеть, конечно, ещё долго. Очень долго. Очень.
Стоит Афанасий перед Ангарой и тайгой, перед великими просторами земли и неба и ощущает себя – богатырём. Хочется ему героически, непременно как-нибудь ярко, с размахом, «как Стаханов», трудиться. Но в деревне он не хочет оставаться, ему здесь негде развернуться, вроде как мала она для него. Страна поднимается, отстраивается, и он хочет участвовать в великих стройках и делах.
Широка, дивна земля, на которой Афанасий родился и живёт, и он чует, что и жизнь его должна быть под стать его родной земле.
Уже светло – надо идти домой. Поспать, вздремнуть, конечно, не получится; позавтракает наскоро, что мать выставит на стол, и – в поле, вспахивать целину. С мехдвора уже слышны чихания и рокот тракторов.
Пошёл, зачем-то крепко, но и машисто ступая по тропе, да взглядом случайно скользнул в сторону пастушечьей зимовьюшки. Тотчас подсёкся шаг, будто запнулся Афанасий: снова вспомнилась Екатерина, его бедная, страдающая Катенька. Недалече от огородов перед развалом выпасных лугов сутулится зимовьюшка, схороненная от белого света черёмуховым чащобником. В этом пустующем зимами и ранними вёснами домике вечерами и любились, пьянея нежностью и восторгом, с нынешнего марта Афанасий и Екатерина. Истопят, бывало, печурку, расстелит Афанасий на топчане свою широкополую богатую медвежью шубу – медведя сам завалил, – прильнут друг к дружке – и нет всего белого света для них.
Опять всколыхнулось, будто шипами проскребло по сердцу: «Хотел. Убила. Хотел. Убила…»
– Да что же, всю жизнь мне терзаться?!
У кого спросил, в отчаянии поматывая головой, упираясь глазами в дорогу? Никого не было рядом, только его родная земля, стряхнувшая ночь, только распахнутое во все пределы небо, горящее зарёй нового дня.
Глава 3
Через неделю с небольшим, починив плуг и вспахав-таки задичавшее поле, Афанасий попрощался с селом и отбыл в город для сдачи вступительных экзаменов в политехнический институт.
Накануне вечером прокрался к Екатерине в дом. Лежала она на кровати тусклая, утянутая. Он не смог открыто посмотреть в её глаза, стоял на коленях перед её кроватью, тыкался губами в её ладони, как младенец. А она шептала, пытаясь погладить его по голове, но рука не слушалась, сваливалась:
– Любимый, любимый! Что бы не случилось, я навсегда твоя.
– Катенька, я виноват перед тобой. Виноват. Виноват…
– Глупенький, я – женщина, мне и положено маяться по нашим бабьим делам. – Помолчала, прикусывая корочку губы. – Ты меня не забудешь, не бросишь?
– Я тебя могу забыть, бросить?! Да ты что, Катенька, Катюша!
Она через силу улыбнулась голосом:
– Смо-о-о-три-и-и мне!
И следом проговорила очень тихо, чтобы, казалось, никто-никто не услышал, даже Афанасий, а может быть, и самой себе боялась признаться в этом:
– Я люблю крепко, до того крепко, что жутко больно бывает в сердце. – Помолчав, пришепнула: – Моя любовь не разорвала бы его.
Он, наконец, взглянул в её глаза, надеясь увидеть в них улыбку, ласку, прежнее, ещё совсем детское, милое ему простодушие. Но в её глазах зияли глубины, из которых сверкали и били острые лучи, а не как обычно – струился тихий, приветный девчоночий свет. Она разительно в день-два повзрослела, она стала другой – непонятной, непостижимой, какой-то не от мира сего, подумал Афанасий, потупляясь, очевидно, боясь её глаз.
Вымученная болями и бессонницей, Екатерина затихла, задремала. Растерянный, потрясённый, Афанасий, как заворожённый, смотрел на её строгое прекрасное любимое, но тусклое, измождённое лицо, напомнившее ему лики с икон, которые мать прятала на чердаке. Потихоньку, оборачиваясь, ушёл, ссутуленный, казалось, не имея сил распрямить плечи, вздохнуть в полную грудь.
Дома не смог уснуть, как не пытался. Её глаза, её слова, её страдания жили в нём, озадачивая, тяготя, мучая. «Что ж ты, любовь наша сладкая, загорчила, полынью запахла? А-а, вон оно чего: “хотел – убила”! – с преувеличенной язвительностью усмехнулся он во тьму, словно бы там мог кто-то скрываться и подслушивать его мысли. – Убила! Убила! Хотел! Хотел! Повинен, понимаю. Но жить-то надо! Чего же теперь изводиться? Забыть! Забыть!..» – отбивал он кулаком по спинке кровати.
Спозаранку в туманных сырых потёмках Афанасий уехал, точнее ушёл на большак, наспех попрощавшись со своими домашними; вроде как убежал. Остановил попутку, забился в угол кузова и видел только небо и смотрел, вглядывался в него, казалось, чего-то отыскивая в облаках и высях.
Поначалу небо было глухим, дремучим, мертвенно-синим – и оно раздражало и даже злило Афанасия. Однако чем дальше от родного села – тем светлее, приветнее выявлял себя мир сей, и Афанасий утешался: вот как должно быть в жизни: светло, просторно и – оптимистично. Оптимистично! Хватит мрака! Войну выстояли, голодуху и – горевать? Ну, нет! В душе понемножку отпускало, но уже прежней юношеской беспечности и лёгкости, понял он, в ней не поселиться никогда.
Поступил успешно, по баллам опередив всех. Вскоре, как было принято, его с одногруппниками направили на народнохозяйственные работы; с октября – учёба, библиотечные залы, общественные, комсомольские дела, непременная вечерняя сутолока общежития. Новая жизнь порывом подхватила его душу и разум. Мало-помалу изглаживалась в памяти жуть той ночи и того мучительного прощания. А ненароком ярко и резко вспомнится – содрогнётся сердцем, поспешит к людям, чтобы в их кругу скомкались и приглохли нежеланные чувства и переживания.
Но Екатерину он не мог забыть – только и единственно она была его любовью, только и единственно о ней он думал с нежностью и печалью. Ни с кем не водился, ни одну девушку, даже самую раскрасавицу и умницу, не подпустил к себе, как не увивались они возле столь видного парня, мужика-богатыря.
Читать онлайн «Отец и мать» — Петрушевская Людмила Стефановна — RuLit
Людмила Петрушевская
Отец и мать
* * *
Где ты живешь, веселая, легкая Таня, не знающая сомнений и колебаний, не ведающая того, что такое ночные страхи и ужас перед тем, что может свершиться? Где ты теперь, в какой квартире с легкими занавесочками свила ты свое гнездо, так что дети окружают тебя и ты, быстрая и легкая, успеваешь сделать все и даже более того?
Самое главное, в каком черном отчаянии вылезло на свет, выросло и воспиталось это сияние утра, эта девушка, подвижная, как умеют быть подвижными старшие дочери в многодетной семье, а именно в такой семье была старшей та самая Таня, о которой идет речь.
Младше ее были многочисленные девочки и самый последний, мальчик, которого мать так и носила у груди все самое последнее время своей супружеской жизни и бегала со своим сыном на руках вслед за мужем, направляющимся на службу, — бежала, чтобы не дать ему уйти на эту проклятую службу, где он только занимается сплошным развратом. Мать бегала за ним чуть ли не каждое утро, почти каждое утро ее брало отчаяние, что опять-таки она дает своему супругу возможность уйти из рук, уйти к ненавистному, свободному и легкому времяпрепровождению у себя на службе, и она бежала из последних сил с мальчиком на руках по улице, чтобы догнать мужа и свободной рукой хотя бы сорвать фуражку с головы у него, опрометью убегающего, — да, такие сцены были не в новинку для их улицы, сплошь заселенной военнослужащими. Мать Тани болела острой ненавистью к своему мужу, ненавистью труженицы и страдательницы к трутню, к моту и предателю интересов семьи, хотя отец каждый вечер возвращался в лоно этой семьи и брал на руки очередного маленького, но мать и этот жест трактовала как уловку, как подлый финт провинившегося кобеля, и они чуть не раздирали маленького пополам — отец, чтобы не дать его взбешенной матери, а мать, чтобы не дать отцу повыставляться и поиграть в бесчестную игру, в отца семейства, при полном отсутствии к тому оснований.
Отец, несмотря на это, все-таки как-то еще удерживался в семье, и трудно сказать, на каком основании этот человек пытался каждый вечер возвращаться домой в миролюбивом состоянии духа, со смущенным или деланно равнодушным или еще каким придется видом, каждый раз не его собственным, а каким-то наживным, приготовленным только что, а не с тем естественно мрачным и ненавидящим лицом, какого только и можно было ожидать от него в этой ситуации, — но нет, не в его силах было прийти озлобленным, он все примеривался, что бы лучше изобразить, возвращаясь каждый раз домой к одиннадцати часам.
Вместе с тем бедность в семье не поддавалась описанию, так как мать не работала и все делала спустя рукава, в ожидании одиннадцати, а затем двенадцати и позже часов, так что дети часто засыпали в ожидании главного момента, кульминационного пункта дня, и утром их невозможно было добудиться. Мать заходила все дальше и дальше в своем справедливом гневе, она вдруг могла встретить мужа у дверей офицерской столовой и начать бить его ногами, держа на руках маленького; мать словно бы протестовала против общепринятого мнения, что так с мужиком ничего не добьешься, а только его отпугнешь и отвратишь навеки, — мать словно бы бросала каждый раз вызов судьбе и окружающим, бросая детей голодными и уходя с мальчиком в окружающую поселок степь или крича самые страшные слова о том, что у Таньки был выкидыш от отца — в стене, в пазу, оказались окровавленные тряпки.
цитаты матери и отца — BrainyQuote
Лив Шрайбер
Все, что делали мои мать и отец, было направлено на то, чтобы поставить меня там, где я есть.
Генри Луи Гейтс
Моя икона красоты — любовь между мамой и папой.
Стелла Максвелл
Я горжусь своей тяжелой работой. Тяжелая работа не всегда приводит к тому, чего мы желаем. Я много чего хотел, но не всегда получал. Но я очень доволен благословениями моих матери и отца, которые привили мне большую трудовую этику как в личном, так и в профессиональном плане.
Тамрон Холл
Я думаю, что меня воспитали двое лучших людей на свете. Мои мать и отец — это просто определение тяжелой работы, как то, что тяжелая работа приносит вам. Они научили меня и моих братьев и сестер ставить высокие цели и отдавать все, чтобы их достичь.
Джози Лорен
Боже, благослови моих маму и папу за всю тяжелую работу, которую они проделали для нашей семьи.
Кой Боулз
Я помню, как слышал рассказы матери и отца об их родителях, бабушках и дедушках, когда их вывезли из резервации, отправили в школы-интернаты и в значительной степени научили стыдиться того, кем они были как коренные американцы. Сегодня вы можете почувствовать это влияние.
Часк Спенсер
Моя мать оказала наибольшее влияние на мою жизнь в моральном плане. Если говорить прямо, мои мать и отец — это два человека, на которых я могу положиться, несмотря ни на что.
Джек Вагнер
Человек никогда не может рассчитывать начать с нуля; он должен начать с готовых вещей, как даже его собственные мать и отец.
Марсель Дюшан
Великий урок, который дали мне мать и отец, был почти незаметен. Это было сильное чувство укоренения.
Дэн Ратер
Я продукт этих дальновидных матери и отца.
Киран Беди
Я слишком хорошо помню премьеру «Экстази», когда я смотрел, как мой голый зад прыгает по экрану, а мои мать и отец сидели там в шоке.
Хеди Ламарр
Я думаю, что каждый ребенок растет с представлениями о том, что то, что нам дано, и есть наше общество. Ваше образование, и ваши мать и отец, они говорят вам, что так оно и есть, но потом вы достигаете подросткового возраста и думаете: «Неужели это так? Почему? Почему это так? Иногда этот вопрос приводит к чему-то большему.
Элис Энглерт
Моя мама просто невероятная. Она вникла в роль матери и отца в моей жизни.
Девин Друид
Сколько бы нам ни было лет, мы все еще можем называть их «Святая Мать» и «Отец» и доверять им по-детски.
Десмонд Моррис
Мои мать и отец были намного более замечательными, чем любой мой рассказ может сделать их. Мне они кажутся просто мифически прекрасными.
Орсон Уэллс
Самое-самое начало в том, что мои мама и папа были авиаторами.
Джеймс Розенквист
К счастью, я вырос в семье, которая была заземлена. Мои мать и отец знали, как направлять мою карьеру и заботиться о моих интересах.
Ларенц Тейт
Моя мама была мне матерью и отцом. Мой отец потерял рассудок, когда мне было около 4 лет. И моя мама делала все возможное, чтобы убедиться, что нас правильно воспитали.
Энтони Рэй Хинтон
Я не думаю, что внутренние переживания детей изменились. Они все еще хотят, чтобы мать и отец жили в одном доме; им нужны места для игр.
Беверли Клири
Мои мать и отец, а также многие из моих родственников были издольщиками.Джон Льюис
Мои мать и отец не любили друг друга, поэтому они всегда ссорились.
Тина Тернер
Я произошел от матери и отца, которые всегда давали мне уверенность в своих убеждениях, и именно отсюда пришла любовь.
Чак D
Это всегда было о том, чтобы быть первым, о победе. Призов за второе место не было. Мои мать и отец говорили: «Делай, что хочешь, лишь бы ты был лучшим в этом деле».
Дэвид Хэй
И моя мать, и отец очень поддерживали любой из нас, кто хотел сделать карьеру.
Джеймс Гандольфини
Долг благодарности, который мы в долгу перед нашими матерью и отцом, идет вперед, а не назад. То, что мы должны нашим родителям, это счет, представленный нам нашими детьми.
Нэнси Фрайдей
Мои мать и отец ничего не знали об инструментах. Я просто однажды увидел мужчину в деревне, играющего на гитаре, и сказал: «Ого, этот мужчина хорошо играет на этой гитаре».
Питер Тош
Путь к усыновлению начался для моих родителей, как и во многих других семьях: мои мать и отец отчаянно хотели иметь детей, но не могли.
Маркус Самуэльссон
Я любил своих мать и отца.
Роджер Мур
Мои мать и отец — мои большие музыкальные герои. Я думаю, это потому, что это были мои первые воспоминания о том, как я действительно услышал музыку, влюбился в нее и захотел каким-то образом стать ее частью.
Джей Демаркус
Мои мать и отец познакомились благодаря альпинизму, и было совершенно естественно, что я тоже стал альпинистом.
Адам Ондра
Я не думаю, что у моей матери и отца когда-либо были сомнения относительно того, за что меня наказать или нет. Мои родители происходят из очень строго определенной культуры.
Б. Ф. Скиннер
Я работаю над своими отношениями с матерью и отцом, но мое воспитание было очень разрушительным.
Пас-де-ла-Уэрта
Мои мать и отец прошли через Холокост. Семья была уничтожена. Я рос, не зная ни теток, ни дядей, ни бабушек и дедушек.
Элизабет Диллер
Мои мать и отец были фантастическими, очень активными. Мне трудно это говорить, но я очень любящий человек и всегда любил своих друзей. В долгосрочной перспективе это окупается. Меня очень интересуют другие люди, и если вы, то они заинтересованы в вас.
Бой Джордж
Семейная жизнь была прекрасной. Улицы были мрачны. На детских площадках было мрачно. Но дома всегда было тепло. У моей матери и отца были прекрасные отношения. Я всегда чувствовал себя там «в безопасности».
Роберт Кормье
Я был благословлен тем, что у меня были мать и отец, которые признавали ценность образования.
Джеб Буш
Я был единственным ребенком, и у меня были мать и отец, которые просто. .. в доме не было натурала, и я имею в виду это в очень хорошем смысле. Было весело, и мы много смеялись.
Бетти Уайт
Единственное, на что мне приходится ориентироваться, это на то, что мне рассказывали мать и отец, как меня воспитывали.
Мадлен Олбрайт
Моя любовь к артишокам возникла еще в детстве. Мои мать и отец нарезали сердечки и жарили их, и они были хрустящими вокруг листьев и нежными у основания.
Хосе Андрес
Мои мать и отец сказали мне, что я бог. Я был хорошим итальянским мальчиком, который тусовался с теми же четырьмя парнями. Я был маленьким богом.
Чазз Пальминтери
Когда ты приезжаешь из Польши, у тебя ничего нет. Твои мать и отец работают. У вас есть только кровать для сна. У тебя есть кухня, и все. Вы должны бороться.
Лукас Подольски
Когда я был ребенком, мне приснился кошмар, и утром я спросил у матери и отца: «Если я кого-нибудь убью, вы все равно будете меня любить?» Мои родители были очень озабочены этим, но я думаю, что не я один прошу об этом — не любви, а абсолютной верности.
Клэр Дени
Одной из причин, по которой я так хорошо выжил, была моя генетика. У моей матери и отца была очень тяжелая жизнь, и, черт возьми, они выжили.
Пэтти Дьюк
Мои мама и папа познакомились, когда играли в шахматы, поэтому я всегда любил эту игру. Если бы не шахматы, меня бы здесь не было.
Дороти Даннетт
Я понимаю, что мои мать, отец и сестра находятся в Турции, но если я перестану говорить, кто заступится за тысячи и тысячи невинных людей в тюрьме?
Энес Кантер
Что ж, мне очень повезло. Я вырос на юго-западном побережье Шотландии, и у моих отца и матери был музыкальный магазин, поэтому меня окружали пианино, барабаны, гитары и, конечно же, музыка.
Клайв Андерсон
Моя мать изучала Библию, и когда я был маленьким, и мать, и отец говорили: «Если бы люди жили только по Золотому правилу, не было бы тех проблем, которые есть». Другими словами, «относись к людям так, как хочешь, чтобы относились к тебе». Если кто-то плохо с вами обращается, две ошибки не сделают вас правым.
Монте Ирвин
Есть вещи, о которых вы не можете говорить с матерью и отцом, есть вещи, о которых вы не можете говорить со своими детьми.
Ширли Найт
В молодости у меня были судороги. Мои мать и отец не знали, что делать и как справиться с этим, но они сделали все возможное с тем немногим, что у них было.
Принц
Мои мать и отец рассказали мне о черном превосходстве и династии. Они испытали расизм лично, и когда что-то подобное происходит с вами, а не вокруг вас, у вас развивается иное восприятие, чем у того, кто ни разу в жизни не сталкивался с расизмом.
Лиззо
У моей матери и отца было так много взлетов и падений, и они оставались друг с другом и помогали друг другу. Моя мама занималась глажкой и работала официанткой. Мой отец работал на фабрике и заполнял налоговые декларации.
Патти Смит
Мои мать и отец были партизанскими национальными героями: от них я научился самопожертвованию и дисциплине и тому, что личная жизнь не так важна, как сообщение, которое вы хотите оставить.
Марина Абрамович
Мои мать и отец, Джо и Тереза Монтана взяли меня с собой и научили никогда не сдаваться и стремиться быть лучшим.
Джо Монтана
Ей предстояло сыграть роль матери и отца одновременно, и она сделала это в совершенстве. Благодаря ей мне удалось найти выход. Моя мама — мое самое большое вдохновение.
Кая Скоделарио
Когда я был ребенком, я притворялся Бондом; Раньше я придумывал сценарии, раздражал сестру и раздражал маму и папу, притворяясь кем-то другим, так что я вроде как уже играл, когда был ребенком. Я просто не знал этого.
Анайрин Барнард
И мама, и папа работали за все, что у них было.
Эван Росс
Я не имел никакого отношения к рождению от матери и отца. Но я имел непосредственное отношение к дурной славе Кристин Шепард. Я горжусь работой, которую проделал в Далласе.
Мэри Кросби
Я чувствую, что гетеросексуальный брак — лучший путь, и он, несомненно, освящен святой Библией, и он таит в себе гораздо больше возможностей: возможность иметь детей как от матери, так и от отца, мужчины и женщины.
Роберт Х. Шуллер
Мой отец из Австралии, а мать родилась в Индии, но на самом деле она тибетка. Я родился в Катманду, жил там до восьми лет, а потом переехал в Австралию с мамой и папой. Так что да, я очень запутался, был во многих разных школах.
Дичен Лахман
Отец-Мать (Персонаж) — Гигантская Бомба
Отец-Мать (Персонаж) — Гигантская Бомба DraftsSubmittedReviewed 0) { %>Пожертвования на Вики
ВзносыНет изменений, ожидающих рассмотрения
Изменения не проверены
- Добавьте или отредактируйте что-либо в вики, и ваши изменения будут отображаться здесь
- Когда вы закончите, отправьте изменения на рассмотрение
- Если ваши изменения будут одобрены нашими модераторами, они появятся на странице
бтн-белый»> Добавить
Добавлено 0 заглушек.
0) {%>
Новинка:
0) {%>
1) {%> — из
- проверено = «проверено» имя=»[][]» связанные с данными = «» значение=»»/> *
Характер » появляется в 2 играх
Отец-Мать — неоднозначный в гендерном отношении родитель множества разных детей, живущих в хаотичном городе Халстедом, и чья семья представляет собой могущественный клан.
На этой странице нет последних изменений вики.
Гат, главный герой Zeno Clash, был воспитан Отцом-Матерью и всю свою жизнь жил с семейным кланом, и все казалось просто восхитительным. Так было до тех пор, пока Гхат не открыл самую темную тайну Отца-Матери. Когда Гат столкнулся с ним, это привело к драке, закончившейся смертью Отца-Матери. Тайна Отца-Матери никогда не раскрывается ни второстепенным персонажам, ни игроку, по крайней мере, до самого конца.
Отец-Мать подобен королю или королеве в семейном клане. Клан состоит из многих людей, все дети Отца-Матери, и все смотрят на него так, что это граничит с поклонением. Все они поклялись защищать его от любого вреда из-за жизни, которую он дал им. Но секрет Отца-Матери в том, что он крадет новорожденных детей у их родителей и заменяет их поросятами, телятами и т. д. Человеческие родители, очевидно, глупее мешка с молотками, одурачены, и невежественная мать думает, что она родила. к свинье, но на самом деле Отец-Мать крадет младенцев, чтобы привести их в род и сохранить род крепким.
Отец-Мать — нечеловечески выглядящий персонаж, наполовину человек, наполовину птица и т. д. Одной из его главных характеристик является то, что он огромен. Он в два раза выше любого другого персонажа в игре, и у него странный андрогинный вороний голос.
sizepositionchange
sizepositionchange
- Title:
Изображение какого размера мы должны вставить? (Это не повлияет на исходную загрузку)
Как вы хотите расположить изображение вокруг текста?
PositionChange
PositionChange
PositionChange
BordersheaderPositiontable
- Строки:
- .