«Я Вас больше не люблю»: planer_vi — LiveJournal
?Пишу Вам это письмо с наслаждением, не доходящим, однако, до сладострастия, ибо сладострастие — умопомрачение, а я — вполне трезва.
Я Вас больше не люблю.
Ничего не случилось, — жизнь случилась. Я не думаю о Вас ни утром, просыпаясь, ни ночью, засыпая, ни на улице, ни под музыку, — никогда.
Если бы Вы полюбили другую женщину, я бы улыбнулась — с высокомерным умилением — и задумалась — с любопытством — о Вас и о ней.
Я — вышла из игры.
— Все, что я чувствую к Вам — легкое волнение от голоса, и то общее творческое волнение, как всегда в присутствии ума-партнера.
Ваше лицо мне по-прежнему нравится.
— Почему я Вас больше не люблю? Зная меня, Вы не ждете «не знаю».
Два года подряд я — мысленно — в душе своей — таскала Вас с собой по всем дорогам, залам, церквам, вагонам, я не расставалась с Вами ни на секунду, считала часы, ждала звонка, лежала, как мертвая, если звонка не было, всё, как все, и все-таки не всё, как все.
Вижу Ваше смуглое лицо над стаканом кофе — в кофейном и табачном дыму — Вы были как бархат, я говорю о голосе — и как сталь — говорю о словах — я любовалась Вами, я Вас очень любила.
Одно сравнение — причудливое, но вернейшее: Вы были для меня тем барабанным боем, подымающим на ноги в полночь всех мальчишек города.
— Вы первый перестали любить меня. Если бы этого не случилось, я бы до сих пор Вас любила, ибо я люблю всегда до самой последней возможности.
Сначала Вы приходили в 4 часа, потом в 5 ч., потом в 6 ч., потом в восьмом, потом совсем перестали.
Вы не разлюбили меня (как отрезать). Вы просто перестали любить меня каждую минуту своей жизни, и я сделала то же, послушалась Вас, как всегда.
Вы первый забыли, кто я.
Пишу Вам без горечи — и без наслаждения. Вы без горечи — и без наслаждения, Вы все-таки лучший знаток во мне, чем кто-нибудь, я просто рассказываю Вам, как знатоку и ценителю — и я думаю, что Вы по старой привычке похвалите меня за точность чувствования и передачи.
Источник: http://www.adme.ru/tvorchestvo-pisateli/ya-vas-bolshe-ne-lyublyu-nichego-ne-sluchilos-zhizn-sluchilas-1167010/ © AdMe.ru
Tags: love, poetry, мысли, цитаты
Subscribe
Простой способ принять решение
Перед вами очень полезная и простая техника для принятия решений — квадрат Декарта. Ее суть заключается в том, что нужно рассмотреть…
Михаил Булгаков. «Путешествие по Крыму»
Михаил Булгаков. «Путешествие по Крыму» Михаил Булгаков мечтал о путешествиях, но советская власть отказывала ему в выдаче заграничного паспорта, и…
Назначь мне свиданье на этом свете.
Назначь мне свиданье на этом свете. Назначь мне свиданье в двадцатом столетье. Мне трудно дышать без твоей любви. Вспомни меня, оглянись, позови!…
Photo
Hint http://pics.livejournal.com/igrick/pic/000r1edq
Из записных книжек и тетрадей 4
1-го августа 1918 г.
— «Где дыра, а сквозь дыру — синее небо, там — Италия». (Н‹икодим›)
__________
Аля: — «Марина! Когда ты пишешь — ты только водишь рукой, а пишет — душа».
__________
Аля, о видении ангела: лицо неяркое, как луна, а глаза нарисованные, а внутри — точно простокваша.
__________
«У меня горе тяжелое, как железо, как бомба».
__________
— Воспоминание: этим летом я как-то после купанья сидела на песке. Подошла огромная белая лохматая собака и села рядом. И вот, Надя:
«Что-й-то, барыня, странно на вас глядеть: на одного-то слишком много надето, а у другого — чего-то не хватает».
(Много шерсти у пса, отсутствие одежды — у меня.)
__________
Два источника гениальности женщины: 1) её любовь к кому-нибудь (взаимная или нет — все равно). 2) чужая нелюбовь.
__________
Бездарна женщина: когда не любит (никого), когда ее любит тот, кого она не любит.
__________
Когда нет мужчин, я о них никогда не думаю, как будто их никогда и не было.
__________
21-го августа 1918 г.
Еда иногда пахнет совсем не едой: приключением, грустью (запах кухни большого отеля).
__________
Аля: — «Марина! Я хотела бы написать книгу про все. Только я бы не хотела ее продавать, я бы хотела, чтобы она у нaс осталась, чтобы ее могли читать только родные: душевно-родные и другие»…
__________
— Марина! А у тебя иногда дикие глаза: в них степи, ночь…
__________
На днях разбился верхний свет в столовой. Стекла вдребезги, кирпичи, штукатурка, звон. Мы с Алей еле спаслись. Аля, в слезах: — «Марина! я жалею книги!»
— «Какие книги?»
— «Ведь дом рушится!»
__________
— «Да! И если ты через 10 минут не будешь готова, я тебя не возьму ни гулять, ни в Кремль, и не дам тебе чаю!»
— «А я тогда буду жить как святые! И буду писать 8 страниц в день!»
(В реплике — ни самолюбия, ни самомнения, ни смирения — сразу сжилась.)
__________
Я — le contre — coup du fait [7].
__________
Мужчины и женщины мне — не равно близки, равно — чужды.
Я так же могу сказать: «вы, женщины», как: «вы, мужчины». Говоря: «мы — женщины», всегда немножко преувеличиваю, веселюсь, играю.
__________
Июльское солнце я чувствую черным.
__________
Аля, 27-го августа 1918 г., в кухне, за ужином — ко мне и Наде:
«Вы тут все про дворников говорите, а я думаю про свою серебряную страну».
__________
Из письма:
Нас делят, дружочек, не вещи высокого порядка, а быт. Согласитесь, что не может быть одинаковое видение от жизни у человека, к‹отор›ый весь день кружится среди кошелок, кухонных полотенец, просто народных лиц, вскипевшего или не вскипевшего молока и человека, в полном чистосердечии никогда не видавшего сырой моркови.
Женщине, если она человек, мужчина нужен, как роскошь, — очень, очень иногда. Книги, дом, забота о детях, радости от детей, одинокие прогулки, часы горечи, часы восторга, — что тут делать мужчине?
У женщины, вне мужчины, целых два моря: быт и собственная душа.
__________
Я абсолютно declassee [8].
По внешнему виду — ктo я? 6 ч. утра. Зеленое, в три пелерины, пальто, стянутое широченным нелакированным поясом (городских училищ). Темно-зеленая, самодельная, вроде клобука, шапочка, короткие волосы.
Из-под плаща-ноги в безобразных серых рыночных чулках и грубых, часто нечищеных (не успела!) башмаках. На лице — веселье.
Я не дворянка — (ни гонора, ни горечи) и не хозяйка (слишком веселюсь), я не простонародье (слишком ‹пропуск» и не богема (страдаю от нечищеных башмаков, грубости их радуюсь, — будут носиться!)
Я действительно, абсолютно, до мозга костей, — вне сословия, профессии, ранга. — За царем — цари, за нищими — нищие, за мной — пустота.
__________
— «Монах ребенка украл!»
(Возглас мальчишки на Казанском вокзале, видящего меня мчащуюся с Ириной на руках.)
__________
Тяготение к мучительству. Срываю сердце на Але. Не могу любить сразу Ирину и Алю, для любви мне нужно одиночество. Аля, начинающая кричать прежде, чем я трону ее рукой, приводит меня в бешенство.
Страх другого делает меня жестокой.
__________
Из письма:
…Господи Боже мой, знайте одно: всегда, в любую минуту я о Вас думаю. Когда Вам захочется обо мне подумать, знайте, что Вы думаете в ответ.
…Это ныло у меня два года в душе, а теперь воет.
…Я же не одержима, моя одержимость тайная, никто в нес никогда не поверит.
…Люблю Вас и без сына, люблю Вас и без себя, люблю Вас и без Вас — спящего без снов! — просто за голову на подушке!
__________
Леонид К‹анегиссер›! Изнеженный женственный 19-тилетний юноша, — эстет, поэт, пушкинианец, томные глаза, миндалевидные почти.
(Таким Вы были в январе 1916 г. — мой первый приезд в Петербург!)
__________
3-го — 4-го сент‹ября› 1918 г.
Некоторые люди относятся к внешнему миру с какой-то придирчивой внимательностью (дети, дальнозоркие — писатели типа Чехова и А. Н. Толстого).
С такими мне утомительно и скучно.
__________
«И подарил он ей персиянский халат, п‹отому› ч‹то› стала она тогда уже часто прихварывать».
(Так мог бы кто-нибудь рассказывать о Настасье Филипповне. — Русская «Dame aux Camelices» [9]).
__________
Октябрь. Из письма:
Пишу Вам это письмо с наслаждением, не доходящим, однако, до сладострастия, ибо сладострастие — умопомрачение, а я — вполне трезва.
Я Вас больше не люблю.
Ничего не случилось, — жизнь случилась. Я не думаю о Вас ни утром, просыпаясь, ни ночью, засыпая, ни на улице, ни под музыку, — никогда.
Если бы Вы полюбили другую женщину, я бы улыбнулась — с высокомерным умилением — и задумалась — с любопытством — о Вас и о ней.
Я — aus dem Spiel [10].
— Все, что я чувствую к Вам — легкое волнение от голоса, и то общее творческое волнение, как всегда в присутствии ума-партнера.
Ваше лицо мне по-прежнему нравится.
— Почему я Вас больше не люблю? Зная меня, Вы не ждете «не знаю».
Два года подряд я — мысленно — в душе своей — таскала Вас с собой по всем дорогам, залам, церквам, вагонам, я не расставалась с Вами ни на секунду, считала часы, ждала звонка, лежала, как мертвая, если звонка не было, всё, как все, и все-таки не всё, как все.
Вижу Ваше смуглое лицо над стаканом кофе — в кофейном и табачном дыму — Вы были как бархат, я говорю о голосе — и как сталь — говорю о словах — я любовалась Вами, я Вас очень любила.
Одно сравнение — причудливое, но вернейшее: Вы были для меня тем барабанным боем, подымающим на ноги в полночь всех мальчишек города.
— Вы первый перестали любить меня. Если бы этого не случилось, я бы до сих пор Вас любила, ибо я люблю всегда до самой последней возможности.
Сначала Вы приходили в 4 часа, потом в 5 ч., потом в 6 ч., потом в восьмом, потом совсем перестали.
Вы не разлюбили меня (как отрезать). Вы просто перестали любить меня каждую минуту своей жизни, и я сделала то же, послушалась Вас, как всегда.
Вы первый забыли, кто я.
Пишу Вам без горечи — и без наслаждения. Вы без горечи — и без наслаждения, Вы все-таки лучший знаток во мне, чем кто-нибудь, я просто рассказываю Вам, как знатоку и ценителю — и я думаю, что Вы по старой привычке похвалите меня за точность чувствования и передачи.
__________
(2-го окт‹ября› 1918 г.)
Женщина, чуть-чуть улыбаясь, подает левую руку. — Любовь. Примета.
__________
Аля: «Марина! Когда ты умрешь, я поставлю тебе памятник с надписью:
«Многих рыцарей — Дама»,
только это будет такими буквами, чтобы никто не мог прочесть. Только те, кто тебя любили».
__________
— Последнее золото мира! —
(О деревьях в Александровском саду.)
__________
Беззащитность рукописи.
__________
«Перед смертью не надышишься!» Это сказано обо мне.
__________
14-го ноября, в 11 ч. вечера — в мракобесной, тусклой, кишащей кастрюлями и тряпками столовой, на полу, в тигровой шубе, осыпая слезами собачий воротник — прощаюсь с Ириной.
Ирина, удивленно любуясь на слезы, играет завитком моих волос. Аля рядом, как статуя восторженного горя.
Потом — поездка на санках. Я запряжена, Аля толкает сзади — темно — бубенцы звенят — боюсь автомобиля…
Аля говорит: — «Марина! Мне кажется, что все небо кружится. Я боюсь звезд!»
__________
Из письма: …Я написала Ваше имя и долго молчала.
Лучше всего было бы закрыть глаза, и просто думать о Вас, но — я трезва! — Вы этого не узнаете, а я хочу, чтобы Вы знали. — (Знаю, что Вы все знаете!)
Сегодня днем — легкий, легкий снег — подходя к своему дому, я остановилась и подняла голову. И подняв голову, ясно поняла, что подымаю ее навстречу Вашей чуть опущенной голове.
Вам нужно встретиться по любви. Марина Цветаева: мудрые цитаты о любви
Марина Цветаева – величайшая русская поэтесса 20 века с трагической судьбой. Невероятно талантливая, она начала писать стихи в 6 лет, причем не только на русском, но и на французском и немецком языках! Первый сборник стихов, изданный ею в 18 лет, сразу привлек внимание известных поэтов.
Она подарила миру самые прекрасные стихи. Искренний, прямой и пронзительный…
Жизнь не пощадила Марину Цветаеву… Ее муж был расстрелян по подозрению в политическом шпионаже, 3-летний ребенок умер от голода в детском доме, а вторая дочь была репрессирована на 15 лет.
Пастернак, провожая Цветаеву в эвакуацию, дал ей веревку для чемодана, даже не подозревая, какую страшную роль суждено сыграть этой веревке. Не выдержав унижения, Марина Цветаева покончила жизнь самоубийством 31 августа 19 года.41, повесившись на нем.
Мы собрали 25 цитат этой прекрасной женщины, раскрывающих всю глубину и мудрость ее трагической судьбы:
- «Я буду любить тебя все лето» звучит гораздо убедительнее, чем «всю жизнь» и — главное — гораздо длиннее !
- Если бы ты сейчас зашел и сказал: «Я ухожу надолго, навсегда», или: «Мне кажется, что я тебя больше не люблю», я бы как бы не чувствовал ничего нового: каждый раз, когда ты уходи, каждый час, когда тебя нет, ты ушел навсегда, и ты не любишь меня.
- Ведь влюбляешься только в чужое, родное — любишь.
- Нужно встречаться по любви, для остальных есть книги.
- Творчество – общее дело, созданное одиночками.
- В мире ограниченное количество душ и неограниченное количество тел.
- Любить — значит видеть человека таким, каким его задумал Бог, а родители его не реализовали.
- Если я люблю человека, я хочу, чтобы ему от меня стало лучше — хотя бы пришитую пуговицу. От пришитой пуговицы до всей моей души.
- Успех в том, чтобы прийти вовремя.
- Что ты можешь знать обо мне, раз ты со мной не спал и не пил?
- Нет второго тебя на земле.
- Я не хочу иметь точку зрения. Я хочу иметь зрение.
- Слушай и помни: кто смеется над чужой бедой, тот глупец или подлец; чаще всего и то, и другое.
- Единственное, чего люди не прощают, так это того, что вы, в конце концов, обошлись без них.
- Скульптор зависит от глины. Художник по рисованию. Струнный музыкант. Рука художника, музыканта может остановиться. У поэта есть только сердце.
- «Вытерпеть — полюбить». Я люблю эту фразу, как раз наоборот.
- Любимые вещи: музыка, природа, поэзия, одиночество. Я любил простые и пустые места, которые никому не нравятся. Я люблю физику, ее таинственные законы притяжения и отталкивания, подобные любви и ненависти.
- В одном я настоящая женщина: всех и всех сужу по себе, всем в уста вложу свои речи, в грудь свои чувства. Поэтому в первую минуту со мной все: добрый, великодушный, великодушный, бессонный и безумный.
- Насколько лучше я вижу человека, когда он не с ним!
- Никто не хочет — никто не может понять одного: что я совсем один. Знакомые и друзья — вся Москва, но ни одного, кто за меня — нет, без меня! — умрет.
- Мужчины не привыкли к боли, как животные. Когда им больно, у них сразу такие глаза, что можно сделать что угодно, лишь бы они остановились.
- То ли вместе мечтать, то ли вместе спать, но всегда плакать в одиночестве.
- О, Боже мой, а ведь говорят, что души нет! Что мне сейчас больно? — Ни зуб, ни голова, ни рука, ни грудь — нет, грудь, в грудь, где ты дышишь — я глубоко дышу: не болит, но все время болит, все ноет время, невыносимо!
- По-человечески мы можем иногда любить десять, любовно — много — два. Бесчеловечный — всегда один.
- Я хочу такой скромной, убийственно простой вещи: чтобы, когда я войду, человек был бы счастлив.
Я люблю эту фразу, как раз наоборот.
Бесчеловечный — всегда один.По материалам —
Зная дно своей души,
спешите познать и небо.
Близкие люди – это люди, между которыми появляется Бог.
Если я кажусь тебе красивой — не верь, я намного хуже.
Если ты дивишься моему уродству — не верь мне лишний раз, я лучше.
Даже там, где один большой дает, а другой маленький получает, возможно равенство величия. Благодарный берущий равен бескорыстному дающему. И эгоистично/высокомерно отдавая, менее с благодарностью беря.
Дружба — это равенство величия.
Жизнь — это обмен жизнью.
Смысл жизни С МЫСЛЬЮ.
Насколько сильно хорошо? Добрая воля народа.
Насколько сильно зло? Бездействие хороших людей.
Бытие — это диалог.
Я-структуры людей жесткие, упругие, поэтому наше общение тоже упругое, отталкивающее. Когда мы общаемся, мы бьём друг друга и/или принимаем удары.
Мы друг для друга повод быть, возможность реализовать себя, реализуя другого. (Не реализовать себя в другом — вместо другого, а стать для другого пространством, в котором он может реализовать свое становление)
Свобода есть общение с Богом. Общение с Богом и в Боге, общение Бога в себе с Богом в другом. Свобода — это быть в Боге. Быть собой с собой, или с другими, или с Богом возможно только пребывая в Боге.
Все умеют обвинять и требовать должного, но только Христово дается во спасение погибающих.
Какова реальность, в которой мы живем? Есть много реальностей; в итоге побеждает тот, чьи носители проявляют наибольшую активность.
Лучше сделать плохо, чем не сделать хорошо. Усилие, прорыв, устремление — тоже вклад.
Мир становится тем, что мы делаем.Сделай человеку добро и узнаешь, кто он.
Ты будешь вести с ангелом, ты будешь получать от ангела.
Чрезмерное самоуничижение — признак гордыни, подражающей смирению. Истинное смирение не смотрит на себя, не говорит о себе, не видит себя.
Нет нужды наряжаться в смирение, потому что Бог облекает человека в смирение. Тот, кто нашел истину, будет иметь и необходимую форму — смирение. Смирение есть одеяние истины. А кто самовольно наряжается в одежды смирения, чтобы казаться смиренным, тот выглядит неприглядно и затрудняет себе восхождение к Богу.
Есть люди, чья агрессия направлена вовне (потенциальные убийцы в критических обстоятельствах), и люди, чья агрессия направлена внутрь (потенциальные самоубийцы). Так и с обществами: есть направленные против других, а есть самодийские общества, которым и враг не нужен — сами себя съедят.
Дружба – это поиск Песни сердца другого (петь навстречу), призывая своей Песней Песню другого.
Это пристальное внимание к Песне другого. Светящийся шар на картине Чюрлениса «Дружба» — это Песня. Принимается или передается — все это пение Единой Песни.
Большой каштан в саду
Один взгляд на дом говорит мне, что мне не стоило приходить. Я должен был остаться в своей гостинице или отправиться в Версаль, который обожала Марина Цветаева. В доме невероятно светло даже в тусклом вечернем свете середины августа. Большой мусорный бак, зеленый с желтой крышкой, примостившийся на обочине, не может испортить вид; сразу за ним, в нескольких шагах справа от красновато-коричневой деревянной двери стоит мотоцикл. Эти двое делают дом более уютным. Кирпичный дом окрашен в серо-белый цвет. С левой стороны дома грубые кирпичи намеренно оставлены неоштукатуренными, как бы подтверждая, что это старый, но отремонтированный дом. Перехожу в заднюю часть дома, где небольшой задний двор огорожен кирпичной стеной. В стене квартиры на втором этаже три больших окна. Рядом с самым дальним вживлена спутниковая тарелка.
Я ошибаюсь, потому что, по словам Анны Саакянц, биографа Марины, в ее кабинете было два окна. Впервые в жизни у нее была приличная комната для работы. Из окна рядом с письменным столом она смотрела на большой каштан на заднем дворе. Хотя Саакянц говорит, что в конце 1990-х дерево еще стояло, я не могу его найти. Я ищу его, когда иду вдоль стены заднего двора, увитой плющом и диким виноградом.
Белые жалюзи на одном из окон опущены, а другое окно полуоткрыто; на подоконнике стоит одинокий цветочный горшок. Я возвращаюсь к передней части дома. В сентябре 2010 года на стене была установлена мемориальная доска. Она отмечает присутствие Марины в доме. Он содержит французский перевод восьми строк ее стихотворения «Дом» (Дом). Перевод приписывают русскоязычной французской поэтессе Веронике Лосски. Я шепчу слова на своем ужасном французском, а затем достаю из сумки 1965 Советское издание избранных произведений Марины.
На странице 315 я нахожу все стихотворение. Я читаю стихотворение еще раз по-русски и понимаю, что не могу читать его так, как читала его моя подруга Наташа много лет назад.
Тяжелая деревянная дверь дома закрыта. Я стучу несколько раз и затем перехожу на другую сторону улицы. Там, сидя у стены дома, я начинаю строчить и зарисовывать в блокноте, ожидая и надеясь, что дверь дома может вдруг открыться. Может быть, тогда я смогу заглянуть внутрь и увидеть деревянную лестницу, по которой Марина ежедневно поднималась, чтобы добраться до своей квартиры на втором этаже. Чуда не происходит, и через три четверти часа я сдаюсь и иду обратно к станции метро, чтобы сесть на поезд до моего отеля.
Пока я иду, я пытаюсь прийти в себя от отчаяния. Я разочарован сияющей белизной дома. Он слишком светлый и веселый, чтобы в нем могло быть задумано такое стихотворение, как «Грустный» («Сад»). Я хочу, чтобы дом был унылым, темным, преследующим призраков; дом, который Марина описала в стихотворении «Дом» как «такой менее родной».
Я чувствую себя обманутым; не ею или ее стихотворением, а счастливым на вид домом.
Меня не успокаивает тот факт, что старый дом, в котором жила Марина в 1930-е годы, как и сама улица, не могли избежать ремонта. Я знаю, что ее дом имел адрес: улица Жана Батиста Потена, 33. Но дом с табличкой был номер 65. Я останавливаюсь, чтобы проверить свои записи в блокноте. И тогда только на мгновение я позволяю себе поверить, что дом, который я видел несколькими минутами ранее, не был тем домом, в котором было написано стихотворение, преследовавшее меня столько лет. «Не говори глупостей, — упрекаю я себя. И все же чувство отчаяния сохраняется, и я позволяю ему задерживаться. Мне нравится чувствовать себя несчастным.
Так же часто говорила мне и Наташа. Наташе я в вечном долгу за то, что она познакомила меня с поэзией Марины Цветаевой. У нее я научился читать стихи. «Наберись терпения и жди, — часто говорила она, — момента, когда ты будешь готов принять это». Тогда она раскроется во всей красе».
С Наташей я познакомился летом 1975 года в шахтерском поселке на Кавказе, где работал геологом на вольфрамовом руднике. По ночам, когда стихали гитары и песни у костра и большинство членов разведывательной группы разошлись по своим палаткам, она вслух читала стихи Марины. Без комментариев, без объяснений. Был один, который она часто начинала, называя его своим любимым стихотворением, но никогда не заканчивала его. «Больше не могу», — говорила она и останавливалась после первых же строк. Это стихотворение было «Сад».
Несколько раз читал стихотворение в Москве после окончания полевого сезона года. Это был год, когда мы с Наташей ездили смотреть дом в Елабуге, дом, в котором Марина умерла в 1941 году. В том же году мы видели и место на Трехпрудной улице в Москве, где когда-то стоял домик, в котором она родилась. в октябре 1892 г. Дом был заменен многоквартирным домом в советском стиле. Осенью следующего года мы поехали в Тарус, маленький городок к югу от Москвы, посмотреть загородный дом семьи Цветаевых.
Однако изюминкой для меня стал дом на Борисоглебской улице в Москве. Именно здесь в 19 веке жили Марина и ее дочь-подросток Ариадна по прозвищу Аля.22 года, когда они отправились к своему мужу Сергею Эфрону в Европу.
За год до моего отъезда из Москвы в 1979 году Наташа неожиданно скончалась от осложнений, вызванных инфекцией печени. Она оставила мне свое издание избранных произведений Марины 1965 года, которое я с тех пор ношу с собой. Книга дорога мне еще и тем, что в ней есть рукописные записи и комментарии Наташи на полях. Некоторые строки подчеркнуты более одного раза; эти четыре, я думаю, были специально предназначены для моего внимания:
Со мной в руке — почти как горсть пыли —
Мои стихи! – Вижу: на ветру летят
Ты ищешь дом, где я родился – или
Где бы я умер. Поэма называется «Тебе – через сто лет». Она была написана в 1919 году, скорее всего, в доме на Борисоглебской улице. Не простое совпадение, что «ты» в стихотворении Марины — это кто-то вроде меня, который по глупости полагает, что, побывав и увидев места, где родился или умер поэт, или где было написано то или иное стихотворение, он может найти выход в эмоциональный мир стихотворения.
11 мая 1922 года Марина и Аля сели в поезд на Виндавском (ныне Рижском) вокзале. Поезд доставил их в Ригу, где они сели на другой поезд до Берлина. Аля в своих мемуарах Марина Цветаева: Моя мама записывает список из тринадцати ценных вещей, которые Марина решила взять с собой. В него входят две вещи, которые я нахожу наиболее интересными: подставка для карандашей из папье-маше и бронзовая чернильница с нарисованным снаружи барабанщиком. Эти предметы путешествовали с Мариной, куда бы она ни пошла. Марина писала простой деревянной ручкой с тонким пером, — отмечает Саакянц. Она была близорука, и поэтому ее почерк в молодости был «…круглый, тонкий, четкий, прямой и мелкий». предприимчива и использовала сокращенные формы общеупотребительных слов.» С окончательными вариантами своих стихов она была чрезвычайно осторожна; каждое стихотворение было аккуратно и точно переписано, прежде чем оно было отправлено на печать.
После четырехдневного пути Марина и Аля прибыли в Берлин.
Так началось длительное изгнание в Европу. Они пробыли в Берлине менее трех месяцев, а затем переехали в Чехословакию, сначала в Прагу, а затем в другие городки и деревни вокруг столицы. Уехать из Москвы было непросто, хотя жизнь в Советском Союзе была ужасно тяжелой. В записи в своем дневнике осенью 1919 года Марина пишет:
Я живу с Алей и Ириной (Але шесть, Ирине два и семь месяцев) в доме на Борисоглебской улице. Возле дома два дерева. Мы живем в комнате на чердаке, в той же комнате, в которой раньше жил Сережа [муж Марины]. Муки нет, хлеба нет. Под письменным столом лежит сумка с 12 фант [около 5 кг] картофеля, остатки от пуда [около 16 кг], одолженного нам соседом. Это все, что у нас есть. Я выживаю за счет благотворительных обедов для своих детей…
Из Москвы ее выгнало желание воссоединиться с мужем. Несмотря на ее многочисленные романы, Сергей оставался любовью всей ее жизни. В Москве она оставила младшую сестру Анастасию и младшую дочь Ирину, погребенных на детском кладбище.
Трехлетняя Ирина умерла от голода и недоедания. В письме, написанном после смерти Ирины, чувствуется тоска Марины:
Моё сердце разбито горем. 16 февраля в детском доме погибла моя дочь Ирина; всего четыре дня назад; и это моя вина. Я был так озабочен болезнью Али (малярия с повторяющимися приступами) и боялся оставить ее одну в приюте (я боялся того самого, что сейчас произошло)… Мне сказали, что Ирина умерла не от какой-то болезни, а просто потому, что она стала очень слабой; а я даже не смог побывать на ее похоронах… Единственное, что я праздную в своей жизни, это поэзия, но я не забыл Ирину, потому что был занят писательством; Я не писал ни слова целых два месяца.
К моменту отъезда из Москвы Марина уже считалась одним из самых новаторских голосов своего поколения. Выпустила девять сборников стихов, в том числе: Вечерний альбом ( Вечерний альбом , 1910), Волшебный фонарь ( Волшебный фонарь , 1912), Из двух книг ( Из двух книг).
, 1913), Версты ( Миль , 1921) и Лебединый Стан ( Стан Лебединый , 1921). Она также написала не менее семи пьес и опубликовала русский перевод популярного французского романа. Должно быть, она надеялась, что сможет прокормить себя и свою семью. Сергей не имел профессиональной квалификации и страдал рядом заболеваний.
Первый год во Франции принес ей определенные успехи. По словам Саакянц, это был самый яркий «звездный» год в ее жизни. К сожалению, блеск вскоре потускнел. Финансовые трудности заставляли семью часто переезжать. Квартира в доме на улице Жана Батиста Потена была их пятым домом в Париже. Они переехали в квартиру на втором этаже этого старого каменного дома 19 июля.34. В октябре Марина пишет своей подруге Анне Тесковой: «Дом лежит почти в руинах, но я надеюсь, что он достаточно крепок, чтобы пережить столетие. Чудесный дом на чудесной улице с каштанами; У меня есть собственная большая чудесная комната с двумя большими окнами, из которых за одним я вижу большой каштан, теперь желтый, как вечное солнце.
Это моя единственная большая радость».
Каким бы прекрасным это ни было, дом не решает их проблем. В июле она пишет русскому издателю в Париже, объясняя свое затруднительное положение:
Я наконец-то заново открыл для себя дар письменного слова и нашел свою ручку и чернильницу. Я пишу после ужасного переезда на новое место и до сих пор чувствую себя неустроенным и неорганизованным. В доме нет газа и света; и я не знаю, когда они у нас будут, потому что нет денег.
В октябре Марина благодарит свою подругу и помощницу Саломею Андроникову за оплату трехмесячного аванса за аренду и просит ее помочь продать пять билетов на чтение ее эссе Моя мама и музыка .
Ей нравилась квартира, особенно маленький садик на заднем дворе, хотя она часто описывала его как «дыру» или «развалину». В письме от октября 1935 года Марина дает указания подруге:
… вы проходите через мрачный вход и поднимаетесь по самой темной лестнице на второй этаж; там вы найдете дверь справа от вас; стучите и ждите.
Княгиня Зинаида Шаховская, тоже побывавшая у нее в гостях, подтверждает, что в доме было темно и мрачно. Дом выглядит «…обнищавшим, — вспоминает она в своих воспоминаниях, — а за окном вид до боли печальный, типичный для пригорода; сыро, серо и идет дождь».
Разочарованный ярким белым фасадом дома в Париже в тот вечер середины августа, я поискал в Интернете материалы о нем 1930-х годов. Мне повезло, потому что я нашел несколько черно-белых фотографий дома 1930-х годов. Фотографии, вероятно, были сделаны поздней осенью или ранней зимой; деревья на улице безлистны; на обочине есть щебень; конная повозка, нагруженная дровами, стоит на улице лицом к камере, а на противоположной стороне улицы стоит безлошадный экипаж. Фотографии радуют и огорчают одновременно; счастливые, потому что они подтверждают мои предположения о доме, и грустные, потому что такой поэт, как Марина, заслуживал лучшего в жизни.
Семья жила в доме четыре года. Марина писала ежедневно; новые стихи и прозаические произведения, переработка старых произведений, аккуратные копии черновиков, переводы и бесконечное количество писем и заметок в ее дневнике. Интенсивность, с которой она писала, напоминает мне письмо 1934 года Ходосевичу, русскому поэту, живущему в Париже:
…ведь: чем меньше пишешь, тем меньше хочется писать; между вами и вашим столом возникает пространство невозможности (очень похожее на расстояние между вами и любовью, из которой вы выпали).
Поэма «Сад» была закончена в понедельник, 1 октября 1934 года. Дата указана в рукописи, а также в издании ее избранных произведений 1965 года. Однако вполне вероятно, что именно в этот день Марина сделала чистовую копию стихотворения. Ее документы в Российском архиве литературы и искусства в Москве свидетельствуют о наличии более одного черновика поэмы. Поэтому нетрудно предположить, что она могла начать работу над стихотворением в сентябре.
Поэма написана в тяжелых условиях. В доме было холодно, потому что не было газа для отопления. «Я пишу дрожащими руками, — отмечает она в одном из своих писем, и это — то ли потому, что я стара, то ли, может быть, в доме слишком холодно». это объявление [ Для этого ада ] За этот разводил [ За этот бред ] Пошли мне грустно [ Пришли мне сад ] На староч лет [ На старости лет ].
Подчеркнуто объявлены адские условия ее существования. Когда я смотрю в двухтомнике ее сочинений, то обнаруживаю, что в сентябре (точная дата не указана) Марина также закончила короткое восьмистрочное стихотворение без названия. Две заключительные строки этого короткого стихотворения указывают на эмоциональное состояние, похожее на то, когда было написано Сад :
Век мой – яд мой , век мой – вред мой [ Мой век – мой яд , Мой век – мой недуг ] Век мой – враг мой, век мой – ад [ Мой век – мой враг, мой век – ад ].
Последнее слово «ад» этого стихотворения повторяется в первой строке «Сада» и в русском языке прекрасно рифмуется со словом «грустный» [сад].
Стихотворение «Сад» состоит из восьми четырехстрочных строф с гибкой рифмовкой. Более интересно изменение ямбического размера строф; первые шесть имеют форму диметра ямба, тогда как последние два имеют форму четырехстопного ямба. Ямбический диметр очень часто употребляется в русских народных песнях, народных сказках и пословицах. Когда я читаю стихотворение вслух, я чувствую, как быстрый темп стихотворения сменяется более степенным темпом в последних двух строфах. Кажется, что поэт вот-вот сдастся; она не может больше продолжать свои мольбы и споры; она истощена, сдута и истощена.
Эмоциональная атмосфера стихотворения в основном негативная. Тон усиливается частым использованием двух русских отрицаний, ne и ni (оба означают «нет»). Действительно, Марина также использует двойные отрицания для усиления настроения, такие как без ни-лица [ без без лица ] и без ни-души [ без без души ]. Недавно мне объяснили, что в русском литературном языке использование двойных отрицаний встречается чаще, чем в английском, и что их употребление не обязательно создает положительный эквивалент (два отрицания не дают одного положительного), а акцентирует отрицательное.
Я склонен читать стихотворение как молитву. В одном из черновиков, описанных и проницательно проанализированных Татьяной Геворкян, я нахожу строчку «болото – садовод». Марина удалила слово «Бог» из окончательной версии, что, по моему мнению, хорошо работает, потому что божественное присутствие в стихотворении рассеяно и, следовательно, более убедительно.
Но голос Марины не голос кроткой верующей. Интонации жалобы и упрека слишком слышны, чтобы их игнорировать, и это то, что я нахожу самым милым в стихотворении; Марина без возражений не сдастся. Она не будет колебаться ни секунды, чтобы высказать свое мнение. Именно это и происходит в предпоследней строфе стихотворения. В первой строке скажи: – вольно муки, на – [ скажи мне: мучения закончились ], она просит своего Бога подтвердить, что мучения в ее жизни закончились. Больше она не может, потому что, как предполагает во второй строчке грустный одинокий, как сама [ сад одинок, как и я сам ], она одинока, как и ее садик на заднем дворе. Но в третьей строке (заключенной в скобки) она предостерегает своего Бога держаться от нее подальше: но около и сам не стань! [ но не смей подходить ко мне! ]. Причина проста и дана в финальной строке строфы: грустный одинокий, как ты сам [ сад одинокий как ты сам ].
Она хочет, чтобы ее Бог помиловал ее, но не хочет, чтобы Он приблизился к ней, потому что Он, как одинокий сад, Сам одинок и тем самым сделал бы ее еще более одинокой и обездоленной. Будь добр ко мне, говорит она, но держись подальше. Она сомневается, что ее Бог, заставивший ее перенести такие страдания, самым ужасным из которых была смерть ее трехлетней дочери в приюте, ответит на ее мольбы, мольбы и жалобы и пошлет ее измученную душу отпушение [спасение].
Я нахожу отпушение [спасение], последнее слово стихотворения, завораживающее. Рукопись стихотворения в архиве показывает, что она трудилась над поиском именно этого слова; на самом деле, она рассмотрела как минимум 49 разных слов, прежде чем остановилась на этом. Некоторые слова, которые она пробовала, сопровождаются краткими комментариями. Например, слово омовение [омовение] она находит хорошим по смыслу, но хуже по звучанию.
Марина и ее семья столкнулись с финансовыми трудностями, когда появилась поэма «Сад». Но были еще два семейных дела, которые могли тяготить ее мысли. Первым было отчуждение между ней и Алей, дочерью, которую она обожала. По словам самой Марины, Аля «…безумно любила [меня] до четырнадцати лет. Я боялся ее любви, потому что видел, что если я умру, она тоже умрет. Она жила во мне». Теперь Аля выросла в двадцатидвухлетнюю девушку, чувствительную, но независимую. Не исключено, что Аля хотела освободиться от влияния властной матери. Как и все матери маленьких дочерей, Марина жаловалась на Алью, называя ее «ленивой, грубой, беспорядочной и малоподвижной». Но, думаю, Марину больше беспокоило осознание того, что дочь стала больше любить своего отца. Ее «…отец, — пишет Марина в письме к подруге, — поддерживает ее [т. е. Аля] полностью; в его глазах она всегда права, а во всем виноват я». Горечь и разочарование, которые испытывает Марина, трудно не заметить.
Вторым поводом для ее недовольства стал Сергей, ставший активным участником группы под названием «Союз возвратившихся на Родину». Основной целью союза было поощрение представителей русской эмиграции к возвращению в Советский Союз. В письме, которое Сергей написал своей сестре в Москву в августе 1934 года, он жалуется, что «…почти все мои друзья вернулись в Советскую Россию. Я рад за них и содрогаюсь при мысли о собственном будущем. Главное препятствие – это семья, точнее не семья как таковая, а Марина. С ней очень тяжело разговаривать. Я действительно не знаю, что делать». Похоже, Сергей и, возможно, Аля пытались убедить Марину вернуться с ними в Москву. В очередной раз она оказалась на сложной развилке дорог.
Как и большинство писателей в изгнании, Марина чувствовала себя в Париже бездомной. Ее французский был безупречен, но единственным местом, где она чувствовала себя как дома, были русский язык и поэзия. Она пользовалась поддержкой русской эмиграции, но этой поддержки было недостаточно, чтобы зарабатывать даже на скудные средства к существованию чтением, письмом и переводами. Как русская поэтесса, ее читатели были в России, но Советская Россия не была той страной, в которую она хотела вернуться; это было так же чуждо, как и опасно. В письме, написанном из Парижа Анне Тесковой, она описывает загадку: «Все толкают меня к России, туда, куда я не могу вернуться. Здесь я чувствую себя бесполезным. И там я невозможен».
Беспомощность ее положения нашла убедительное выражение в «Саду». Все творческое письмо, художественное или научное, если перефразировать Михаила Бахтина, русского литературного философа, по своему происхождению автобиографично. Подобно насекомому, пойманному в янтарь, стихотворение сохраняет эмоциональную субстанцию автобиографического момента. Это то, что я читаю и слышу в «Саду».
Однако, если я нахожу это стихотворение замечательным, то это еще и потому, что моя реакция на него носит личный характер. Он нашел место в моей памяти. Это заставило меня предпринять два разных и в то же время одинаково значимых путешествия: одно реальное и физическое, а другое метафорическое. С этим стихотворением я отправился в Париж в поисках места его рождения; путешествие, которое стало продолжением моих поездок с Наташей и без нее в разные места Москвы, а также в города, далекие от советской столицы. Одновременно произошло метафорическое путешествие, и я надеюсь, что оно будет продолжаться, потому что только благодаря такому путешествию память находит воображаемую географию, в которой она может начать казаться реальной и осязаемой. И разве не наша способность помнить и забывать делает нас людьми? В отличие от Декарта, который сказал: Я думаю, поэтому я , я полагаю, возможно, ошибочно, что я помню, поэтому я .
Аля уехала в Москву 15 марта 1937 года. Через полгода к ней присоединился отец Сергей. Сергей покинул Францию или, как некоторые говорят, бежал в спешке. Марине ничего не оставалось, как вернуться в Москву. В 1922 году она уехала из Москвы, чтобы воссоединиться с Сергеем, а теперь уезжает из Парижа, чтобы снова воссоединиться с Сергеем и Алей.
12 июля 1939 года Марина и ее сын Георгий сели на поезд на вокзале Сен-Лазар, который доставил их в портовый город Гавр, где они сели на корабль и отправились в Ленинград. Прощать их на вокзале никто не пришел. Они уехали из Парижа, по выражению Георгия, одни, «как собаки…» с «…без цветов и корон». Через неделю прибыли в Москву.
Аля была арестована 27 августа 1939 года и отправлена в один из лагерей ГУЛАГа. Ей посчастливилось пережить ссылку и заключение. В 1955 г. освобождена, реабилитирована и вернулась в Москву. Остальным трем членам семьи повезло меньше. Сергей был арестован в ноябре 1939 г. и расстрелян сотрудниками НКВД 16 октября 1941 г.
Марина эвакуирована в Елабугу вместе с Георгием, которому исполнилось шестнадцать. Ее сбережения быстро заканчивались, и все ее попытки найти работу потерпели неудачу. Даже юный Герогий приходил в отчаяние от странного поведения матери. И, наконец, 31 августа 19 г.В 41 год, не выдержав тяжелых испытаний, она покончила с собой. Она оставила ряд записок. В адресованном Георгию она писала: «Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело болен, это больше не я. Я страстно люблю тебя. Поймите, что я не мог больше жить. Скажи папе и Але, если увидишь их, что я любил их до последней минуты и объясни, что я зашел в тупик». был смертельно ранен и скончался в полевом госпитале. Ему было всего девятнадцать.
День, когда Марина покончила с собой, было воскресенье. А осень в Елабуге, городишке на Каме, я подозреваю, была как всегда великолепна. Это была тоже осень, когда семь лет назад в мрачном доме на улице Ж. Б. Потен в Париже она начала писать свой « Сад ». А за окном стоял каштан, яркий и желтый, как солнце, «её единственная великая радость в жизни».
Возможно, именно вид светящегося каштана убедил Марину просить у Бога милости и защиты. Но Бог, как известно, не смог спасти ее из лап Сталина и его жестокой машины репрессий и убийств. Блаженный сад, о котором она мечтала, оставался неуловимым. К сожалению, она была лишь одной из миллионов пострадавших; некоторые выжили, но многие погибли. Ее «Сад» тоже для них.
Примечание: В этом реферате использованы материалы из русских источников. Английский перевод русских текстов является собственным переводом автора. Прочитайте английский парафраз стихотворения «Сад».
Литература
Мария Белкина, Перекрёсток судеб , Москва: Благовест, 1992
Ариадана Эфрон, Марина Цветаева: Моя Мать Черновики Марины Цветаевой», (на русском языке), дата обращения 20 ноября 2016 г.
Вероник Лосски, Марина Цветаева: La Maison, 2010 (на французском языке), по состоянию на 18 ноября 2016 г.
Анна Саакьянц, Марина Цветаева: Жизнь и искусство, Москва: Эллис Лак, Москва, 1999 (на русском языке)
Анастасия Цветаева, Воспоминания, Москва : Изограф, 2005 (на русском языке)
Марина Цветаева, Избранные произведения, Москва: Советский писатель, 1965 (на русском языке)
Мария Цветаева, Сочинения, Том 1: Стихи и пьесы, Москва: Художественная литература, 1988 (на русском языке)
Мариан Цветаева, Сочинения, Том 2: Проза и письма, Москва: Художественная литература, 1988 (на русском языке)
Наследие Марины Цветаевой (Наследие Марины Цветы: веб-сайт)
Благодарности : Раннюю версию эссе прочитали Кассандра Атертон, Мэри Бесемерес, Гейл Джонс, Хорхе Салаверт и Шейн Стрейндж.
