Частная жизнь русской женщины: невеста, жена, любовница (Х — начало XIX) Очерк первый Частная жизнь и повседневный быт женщины в допетровской России (X–XVII вв.) I «HE ХОЧУ ЗА ВЛАДИМИРА, НО ЗА ЯРОПОЛКА ХОЧУ…» Брачный аспект частной жизни женщины: «самостоятельность» или «зависимость»? В рассматриваемую нами допетровскую эпоху большая, если не основная часть жизни женщин была жизнью семейной [1]. Вся гамма личных переживаний и чувств, присущих каждой женщине как индивиду, находилась в тесной связи с эмоциональным строем органической группы, к которой она принадлежала. Таким образом, факторы, оказывавшие влияние на возможность или невозможность вступления в брак (или в отношения, подобные брачным), являлись одновременно важнейшими доминантами, определявшими строй и содержание частной (личной) жизни любой женщины. Едва ли не важнейшим из них представляется право женщины самостоятельно определять или оказывать влияние на выбор брачного партнера. В древнейшую эпоху, до конца X в., а отчасти и позже, вступление в брачные отношения обставлялось как «умыкание» женщины. Составитель «Повести временных лет» (XI в.), характеризуя этот брачный ритуал, отметил, что у многих племен, населявших землю Рось, было принято не просто умыкать невесту, но и добиваться ее согласия на это предприятие («с нею же кто съвещашеся») [2]. Подобное свидетельство — одно из наиболее ранних, говорящих о проявлении частных, индивидуальных интересов женщины. Вопрос о сохранении права женщины «съвещаться» в вопросе о замужестве — сложнее. Как и в западноевропейских пенитенциалиях, упоминавших умыкание по согласованию с невестой вплоть до конца IX в. [3], похищение по согласованию часто встречается в сборниках церковных наказаний (епитимий), составленных до XIII в. В позднейших же (XVII — ХVIII вв.) «руководствах» для священников сведений о похищениях нет. Проявление свободной воли женщины при выборе брачного партнера получило иной ракурс с утверждением брака-«договора». О вступающих в брак теперь договаривались родственники, чаще всего родители, иногда — родители невесты с самостоятельным женихом [6]. Брак-«договор» опосредовал проявление «хотения» древнерусской невесты волей родных, которые и приносили «по ней, что вдадуче». Даже в XVII в. иностранцы отмечали, что «девицам не разрешается самостоятельно знакомиться, еще того менее говорить друг с другом о брачном деле или совершать помолвку» [7]. Но возможность сохранения своего «я» у древнерусских женщин все же имелась, причем с древнейших времен. На это косвенно указывают летописные эпизоды с полоцкой княжной Рогнедой, отказавшейся разувать «робичича» (X в. Вряд ли стоит видеть в подобных единичных свидетельствах подтверждение реальной самостоятельности женщин в брачных делах. И все же в них выразилось стремление летописца выделить, отметить их, представить как личное побуждение согласие (или несогласие) исторических персонажей на предлагавшуюся им брачную партию. В поздних памятниках эта тема «разрабатывалась» авторами и современниками описываемых событий значительно подробнее. Например, в «Повести о Тверском Отроче монастыре» (ХVII в.) герой просил отца «девицы, именем Ксении, вдасть» ее за него замуж, на что отец посчитал необходимым «вопросить о сем жены своея и дщери». При этом и герой, и отец девушки ссылались на обряд («яко же есть обычай брачным», «яко же подобает»). Разумеется, мнение родителей и других родственников подчас определяло брачный выбор. По всем брачным вопросам (о женитьбе ли или о выдаче замуж) советовались прежде всего с женщинами-родственницами: старшими дочерьми (как то делал в. кн. Иван III Васильевич, рассуждавший в своих посланницах «служебнице и девке своей» — дочери Елене, к тому времени ставшей в. кнг. литовской, королевой польской — о том, «како бы ему пригоже сына женити» — конец XV — начало XVI в.) [10], сестрами или матерью («что ты ко мне писала о женихах, кои за Прасковью Андревну говорят, и в том как твой извол будет, сама проведывай. Проси у Содетеля своего милости, чтоб подал тебе приятеля добраго [примечательно отношение современника к вопросу о выборе мужа для сестры как приятеля для своей матери. В известной норме древнерусского брачного права XII в. — о денежном штрафе в пользу митрополита «аще девка восхощет замуж, а отец и мати не дадят» — можно увидеть и своеобразное проявление женской индивидуальности (поддержку законом браков по взаимному согласию), и само по себе стремление девушек непременно состоять в браке, даже если родители еще не подыскали хорошей, с их точки зрения, «партии» [12]. Формула «аще девка захощет замуж» (ср. в памятниках XVII в. — «дошедши в совершенный возраст, восхотеста в законное сочетание мужеви ся вдати» [13]) наводит на размышления о мотивации подобного поведения со стороны женщин. Вероятно, с утверждением венчального брака вступление в него стало превращаться для человека (и женщины прежде всего) в «норму жизни». Этому немало способствовала церковь, смягчившая к XV–XVI вв. первоначальные аскетические требования и направившая усилия на обоснование нравственности венчального брака. Стоит отметить бытование обидного прозвища «вековуш» в отношении незамужних «дев»: в народе издавна считалось, что не выходят замуж лишь физические и моральные уроды. Как крик о помощи звучала челобитная одного москвича XVII в. спросьбой пожаловать небольшую сумму, чтобы выдать замуж пятую «дочеришку», на которую после выдачи замуж старших сестер не осталось «имениа» на приданое. Автор челобитной сформулировал свою просьбу коротко и без бюрократических штампов: «человек я бедной, богат [только] дочерми» [15]. Многие присловья и пословицы XVII в. также свидетельствуют о том, что девичеству всегда предпочитался брак, и самая худая «партия» казалась неизменно привлекательнее унизительной участи старой девы («Без мужа жена — всегда сирота», «Жизнь без мужа — поганая лужа», «Вот тебе кокуй (кокошник, кика, головной убор «мужатицы». Казалось бы, с утверждением договорного брака право выбора своего «суженого» и, следовательно, возможность повлиять на дальнейшую семейную жизнь, было для девушки весьма узким. Однако свидетельства живой действительности говорят о многообразии житейских ситуаций, связанных с замужеством и подчас неожиданными пожеланиями и решениями новобрачных. Известно: ранние (XII в.) договоры о помолвке с указанием размеров приданого включали определение размеров неустойки лишь в том случае, если свадьба расстроится по вине ветреника-мужчины. С XVI же в. появилась и формула взыскания штрафа с родственников несогласной на брак невесты. Разумеется, родные старались не допустить таких инцидентов. |
В Петровскую эпоху преступления, связанные с умыканием, если и рассматривались в судах, не влекли за собой суровых взысканий [4]. Умыкание девушек с их согласия сохранилось как брачный ритуал в северных и зауральских землях, где в крестьянской среде и в XIX в. браки-«убегом» были частым явлением [5].
), Софьей Палеолог, «восхотевшей» выйти замуж за в. кн. Ивана III (XV в.), героиней «Казанской истории» (XVI в.) («по закону пригоже ей быти за ним, а дочь твоя за него захотела же»), а также знаменитой Февронией, обусловившей замужеством плату за лечение князя: «Аще бо не имам быти супруга ему, не треби ми есть его врачевати» [8].
Ответ невесты на «въпрашания» отца и жениха свелся к предложению следовать во всех делах божественной воле («како Богу изволишу, так сие да будет»). Тем самым автор повести снял с девушки ответственность за принятое решение. В конце текста ответ Ксении предстал обычной женской хитростью, целью которой было «отдать ся за муж» повыгоднее [9].
— Н. П.]. А за князь Осипова сына как твой извол будет, [но] за таким будучи — не утешиться!» [11]).
В середине XVII в. староверка Ф. П. Морозова, отказавшаяся от «мирскых радостей», не желала подобной судьбы сыну и смотрела на него не как на потенциального монаха, а как на обычного человека, которого «годно ему, свету» (т. е. Господу) «сочетать законным браком, как ему время будет», и надеялась, что «Бог подаст сыну супружницу на Спасение» [14].
— Н. П.) — с ним и ликуй!») [16]. Косвенное упоминание о возможности семейных драм, инспирированных девичьими «хотениями», содержит «Устав князя Ярослава Владимировича», говорящий о возможности самоубийства девушки из-за брака поневоле, а также упомянувший казус «аще девка восхощет замуж, а отец и мати не дадят».
Редкий случай неожиданного своеволия невесты, проявившегося буквально накануне «решающего дня», рисует группа актов, связанных с замужеством княжны Авдотьи Мезенцевой, воспитанницы богатой бабушки Марфы (начало 1560-х гг.). Марфа, безмерно любя внучку, продала два села, чтобы выплатить «заряд» (штраф) обрученному с Авдотьей жениху, за которого влюбившаяся в другого внучка отказалась выходить замуж. «И я, Марфа, заплатила ему 500 рублев слез ее ради», — сообщила Марфа в своей духовной, объясняя «исчезновение» из семейного имущества значительной части — двух сёл [17]. Любопытно, что народный обычай «отдаривания» жениха, пострадавшего от отказа невесты (как правило, караваем), существовал издавна и сохранился в текстах посадских повестей (например, в «Притче о старом муже и молодой девице» XVII в.: «Младому девица честь и слава, а старому мужу — коровай сала» — то есть откуп) [18].Наталья Пушкарева. Частная жизнь русской женщины в Древней Руси и Московии: невеста, жена, любовница (фрагмент)
Отрывок из книги
О книге Натальи Пушкаревой «Частная жизнь русской женщины в Древней Руси и Московии: невеста, жена, любовница»
Сопоставление текстов сборников исповедных вопросов, фольклорных записей и литературных памятников конца XVI–XVII века приводит к выводу не столько о «сужении сферы запретного» в предпетровской России, сколько о расширении диапазона чувственных — а в их числе сексуальных — переживаний женщин того времени.
Переживаний, которые все так же, если не более, считались в «высокой» культуре «постыдными», греховными (в России XVII века сформировался и канон речевой пристойности), а в культуре «низкой» (народной) — обыденными и в этой обыденности необходимыми.
О расширении собственно женских требований к интимной сфере в XVI–XVII веках говорят прямо описанные эпизоды «осилья» такого рода в отношении мужчин («он же не хотяще возлещи с нею, но нуждею привлекся и по обычаю сотвори, по закону брака»), описание «хытрости» обеспечения у мужчины «ниспадаемого желания», а также нетипичная для более ранних текстов исповедной литературы и епитимийников детализация форм получения женщинами сексуального удовольствия — позиций, ласк, приемов, приспособлений, достаточно откровенно описанных в церковных требниках, составлявшихся, как и прежде, по необходимости. Обращает на себя внимание и признание одной из литературных героинь матери: «Никакие утехи от него! Егда спящу ему со мною, на ложи лежит, аки клада неподвижная! Хощу иного любити, дабы дал ми утеху телу моему.
Не стоит, однако, думать, что все эти проявления чувственности русских женщин были действительными новациями или тем более заимствованиями из других культур. Новой была лишь их фиксация в текстах, предназначенных для домашнего чтения. Ранее ничего подобного, даже в осуждающем тоне, в литературе найти было нельзя, так как дидактики рассуждали по принципу: «Сьюзиме плоти (когда утесняется плоть. — Н. П.) — смиряется сердце, ботеющу сердцу (когда сердцу дается воля. — Н. П.) — свирипеют помышления». Чтобы не допустить этого «свирипенья» женских помыслов, в текстах не допускались не только какие‑либо «похотные» описания, но и намеки на них.
Впрочем, если задуматься, эротический смысл некоторых эпизодов повестей конца XVII века был довольно традиционен.
Без сомнения, все попытки разнообразить интимные отношения причислялись к тому, что «чрес естьство сотворено быша». И тем не менее в посадской литературе есть упоминания о том, что супруги на брачном ложе «играли», «веселились», а «по игранию же» («веселью») «восхоте спать» — маленькая, но важная деталь интимной жизни людей, никогда ранее не фиксировавшаяся.
В том же XVII веке появились и «послабления», касавшиеся интимной сферы. Реже стали встречаться запрещения супругам «имети приближенье» по субботам (до середины XVII века сексуальные отношения в ночь с субботы на воскресенье порицались церковнослужителями в силу их связи с языческими ритуалами), исчезло требование воздержания во время беременности женщины, а также по средам и пятницам, а за сексуальные контакты женщин вне дома стала накладываться меньшая епитимья. Изменение отношения к физиологии нашло отражение и в знаменитой книге «Сатир» (1684 год), настаивавшей на «равенстве» всех частей тела, каждая из которых — «равне главе и тужде восприемлет честь», и в некоторых детализированных описаниях женского тела в посадских повестях: «Ему велми было любо лице бело и прекрасно, уста румяны,.. и не мог удержаться, растегал платие ее против грудей, хотя дале видеть белое тело ее.
Городская литература XVII века, будучи основанной на фольклорных мотивах, едва ли не первой поставила вопрос о «праве» женщины на индивидуальную женскую привязанность, на обоснованность ее права не просто быть замужем, но и выбирать, за каким мужем ей быть. Это яркое свидетельство продолжавшегося освобождения жителей Московии от морализаторства и ханжества, от «коллективного невроза греховности». Правда, женщин эти процессы — что характерно и для Европы раннего Нового времени — коснулись в меньшей степени, чем мужчин.
Тем не менее в произведениях XVII века женщины уже не произносили лаконично-символических фраз (как в летописях), а общались живым человеческим языком: «Поди, скажи мамке.
..», «Полноте, девицы, веселицца!», «Ну, мамушка, изволь…» Здесь уже не найти прежнего осуждения чувственных, страстных женщин; напротив, эмоциональные натуры стали изображаться и высокодуховными (Бландоя, Магилена, Дружневна), а их чувства к избранникам — прекрасными и величественными в своем накале: «„Иного супружника не хощу имети!..“ — И рекши то, заплакала горко, и от великой жалости упала на свою постелю, и от памяти отошла — аки мертва — и по малом времени не очьхнулась…»
В то же время во многих памятниках, в том числе в «Сказании о молодце и девице», соединившем чувственность, язвительный цинизм и элегантную символику, в «Повести о Карпе Сутулове» и «Притче о некоем крале», женщины по‑прежнему представали только как «фон» в молодецких утехах, как объекты плотских страстей, как жертвы обмана или уловок соблазнителей, чьи поверхностные чувства становились для наивных и доверчивых «полубовниц» причиной серьезных личных драм.
Ни в посадских повестях, ни в благочестивых книгах XVII века не появилось сколько‑нибудь заметных следов подлинного участия к женщине, к ее слабости и к тем горестям и опасностям, которые сулила ей любовь.
Примечательно также, что именно к женщинам в исповедных книгах XVII века, да и более ранних обращены вопросы, касавшиеся использования приворотных «зелий» — мужчины, вероятно, рассчитывали в любовных делах не на «чародеинные» средства, а на собственную удаль. С другой стороны, вполне может быть, что в эмоциональной жизни мужчин страстное духовное «вжеление» играло значительно меньшую роль (по сравнению с физиологией), нежели в частной жизни московиток. Именно ради своего «влечения» женщины, если верить епитимийникам, собирали «баенную воду», «чаровали» над мужьями по совету «обавниц» «корением и травами», шептали над водой, зашивали «в порты» и «в кроватку», носили на шее «ароматницы» и «втыкали» их «над челом».
Образ «злой жены» как «обавницы и еретицы» подробно описала «Беседа отца с сыном о женской злобе» (XVII век), где говорится, что умение «обавлять» (колдовать) перенималось многими женщинами еще в детстве: «Из детская начнет у проклятых баб обавничества навыкать и вопрошати будет, как бы ей замуж вытти и как бы ей мужа обавить на первом ложе и в первой бане… И над ествою будет шепты ухищряти и под нозе подсыпати, и корением и травами примещати… и разум отымет, и сердце его высосет…» В то время подобных «баб богомерзких» было, вероятно, немало, если только в одном следственном деле такого рода — деле «обавницы» Дарьи Ломакиной (1641 год), чаровавшей с помощью пепла, мыла и «наговоренной» соли, упомянуто более двух десятков имен ее сообщниц.
Своих «сердечных друзей» московитки потчевали, как отметил в середине XVII века А. Олеарий, кушаньями, «которые дают силу, возбуждающую естество».
К тому же времени относятся первые записи народных заговоров («Как оборонять естество», «Против бессилия», «Стать почитать, стать сказывать»), тексты которых позволяют представить «женок» того времени если не гиперсексуальными, то, во всяком случае, весьма требовательными к партнерам в интимных делах. На вторую половину XVII века приходятся также изменения в иконографии (первые изображения обнаженного женского тела во фресковой росписи ярославских церквей, отразившие характерные для того времени представления о сексуальных элементах женского облика: вьющихся волосах, большой груди).
Однако ни в иконографии, ни в русских литературных источниках так и не появилось ни сексуально-притягательных образов мужчин, ни подробно выписанных картин женской страсти. Изображение проявлений чувственной женской любви по‑прежнему сводились к целомудренным словам о поцелуях, объятиях, незатейливых ласках («оного объя и поцелова.
..», «добрая жена по очем целует и по устам любовнаго своего мужа», «главу мужу чешет гребнем и милует его, по шии рукама обнимаа»). Чуть больший простор фантазии исследователя могут дать первые записи песен конца XVII века, однако и в них, при всех ласковых словах («дороже золота красного мое милое, мое ненаглядное»), не найти чувственного оттенка.
Самым ярким произведением русской литературы раннего Нового времени, первым отразившим перемены в области собственно женских чувств, была переводная, но дополненная русским компилятором некоторыми русскими фольклорно-сказочными деталями «Повесть о семи мудрецах». Ни в одном современном ей произведении (а «Повесть» бытовала, начиная с 10‑х годов XVII века) не содержались столь подробные картины «ненасытной любови» женщины, столь яркие описания соблазнения ею своего избранника: «Посади[ла] его на постель к себе и положи[ла] очи свои на него.
„О, сладкий мой, ты — очию моею возгорение, ляг со мною и буди, наслаждаяся моеи красоты… Молю тебя, свете милый, обвесели мое желание!“ И восхоте[ла его] целовати и рече: „О любезный, твори, что хощеши и кого [ты] стыдишеся?! Едина бо есть постеля и комора!“ И откры[ла] груди свои и нача[ла] казати их, глаголя: „Гляди, зри и люби белое тело мое!..“» Вероятно, лишь в «Беседе отца с сыном о женской злобе» — в описании поведения, разумеется, «злой жены» — можно найти что‑то аналогичное: «Составы мои расступаются, и все уди тела моего трепещутся и руце мои ослабевают, огнь в сердце моем горит, брак ты мой любезный…»
Отношение исповедников к каждой подобной «перемене» в области выражения женских чувств и интимных притязаний было, разумеется, негативным. Единственной их надеждой воздействовать на поведение «женок» была апелляция к их совести. Это вносило особый оттенок в характеристику «методов работы» православных священников с паствой.
В нескольких переводных текстах русские переводчики в тех местах, где речь шла о суровых наказаниях, назначенных священниками женщинам за проступки, «поправляли» западных коллег и дополняли текст обширными вставками на тему совестливости («нача ю поносити: како, рече, от злого обычая не престанеши…» или, например, «О, колико доброго племени и толиким отечеством почтенная, в толикое же уничижение и безславие прииде! Не презри совету» и т. д.). Вероятно, они полагали, что многократное повторение тезиса о постыдности греховных стремлений к плотским удовольствиям раньше или позже даст результат. Однако сами женщины рассуждали иначе, переживая только лишь оттого, что «плотногодие» может привести к очередной беременности: «Каб вы, деточки, часто сеялись, да редко всходили».
И все‑таки, судя по текстам церковных требников и епитимийников и светской литературе, признания значимости интимной сферы для московиток, особенно представительниц привилегированных сословий (их поведение в большей степени сковывали этикетные условности), в XVII веке так и не произошло.
Незаметно это и по сохранившейся переписке — может быть, потому, что многие письма писались не «собственноручно». Письма дворянок второй половины XVII века — по крайней мере, дошедшие до нас — лишены нервного накала и даже с языковой точки зрения выглядят по большей части традиционными и стандартными. Их главной целью — вплоть до самого конца XVII века — был не анализ собственных чувств, не стремление поделиться ими с адресатом, а повседневные семейные и хозяйственные дела.
Купить книгу на сайте издательства
Госпожа в привате по Julie Cohen | eBook
Я в полном порядке, я отлично справляюсь со своей работой, и вы больше никогда не увидите меня плачущей.
Это был внутренний монолог Джейн, ее утренняя мантра, настолько сильная, что ей приходилось тщательно подбирать слова, чтобы не произносить их вслух, когда она заканчивала слайд-презентацию и отвечала на вопросы от имени своей творческой группы.
Особенно потому, что больше всего вопросов задавал Гэри Каплан, старший менеджер по работе с клиентами, за которого, как она думала, она выйдет замуж в следующем июне и который пять дней назад видел ее плачущей.
«К счастью для нашего графика, — продолжила она, выключив слайд-шоу и выключив ноутбук, — модель, которую мы выбрали для рекламной кампании одеколона Franco, доступна на этой неделе, поэтому мы начинаем производство прямо сейчас. Я увижусь с ним и его агентом за ланчем после того, как у меня будет брифинг моей команды дизайнеров.
«Отлично». Аллен Пирс, один из партнеров рекламного агентства, улыбнулся, вставая со стула. «Я полностью уверен, что моя команда будет гордиться фирмой, пока мы с Майклом будем в Нью-Йорке. Хорошая работа, Джейн, Гэри и все остальные.
Она справилась. Она поблагодарила Аллена Пирса, поблагодарила свою команду и собрала свой ноутбук, чтобы вернуться в свой офис. Пяти минут хватило бы, чтобы сделать несколько глубоких вдохов, прийти в себя, насладиться своим успехом.
«Джейн».
Джейн остановилась на пути из зала заседаний. Это Гэри перезвонил ей, поэтому она убедилась, что выражение ее лица веселое, прежде чем обернуться. — Да, Гэри?
‘Ты в порядке?’
Стивен и Хасан все еще собирали свои вещи со стола в зале заседаний, поэтому она притворилась, что вопрос Гэри был случайным.
‘Хорошо, спасибо, Гэри. И ты?’ Она не думала, что ее голос выдает какие-либо эмоции, но заметила, что Стивен и Хасан быстрее собрали свои бумаги и ручки и направились к двери. Уходя, Хасан поймал ее взгляд и одарил ее полуулыбкой, которая, как она с тошнотворной грустью подумала, вероятно, была сочувствующей.
Как только остальные члены команды ушли, она вошла в комнату и закрыла дверь. Зал заседаний был, как и все помещения в рекламном агентстве «Пирс Грей», ультрасовременным и минималистичным, с белыми стенами и обтекаемой серой мебелью. Иногда она находила пустое пространство способствующим творчеству, но сейчас она находила его холодным.
Гэри все еще сидел в одном из гладких кресел. Его серый костюм без складок вписался в комнату. Она задавалась вопросом, гладил ли Гэри сам, или Кэтлин соответствовала его строгим стандартам и в этом отделе.
‘Гэри, я был бы признателен, если бы вы не задавали мне личные вопросы в присутствии наших коллег’. Она осталась стоять.
‘Это не был личный вопрос. Я просто спросил, как дела.
Джейн восхищалась спокойным поведением Гэри. Теперь это заставило ее руки сжаться в кулаки. Однако она сделала это за ее спиной, потому что вся стена зала заседаний была стеклянной и выходила в главный офис Пирса Грея.
— В данном контексте это был личный вопрос, — сказала она.
‘Сегодня утром я спрашивал того же парня в газетном киоске.’
Да, но вы не оставили парня в газетном киоске ради другой женщины. — Я в порядке, Гэри, спасибо. Как дела?’
‘Меня беспокоит, что вы нездоровы. Ты выглядишь усталым.’
‘Разве не странно, Гэри, что, когда мы были вместе, ты никогда не замечал, когда я устал и нездоров?’
У него хватило здравого смысла выглядеть неловко при этом вопросе.
— Ну, до твоего повышения мы так тесно не работали.
Что также напомнило ей, что у него есть старшинство. Как внимательно с его стороны.
«Ты нужен нам в отличной форме», — продолжил он. «Кампания одеколона Джованни Франко жизненно важна для агентства».
«И сам Джованни Франко раздражителен и труден, он уволил их последние три агентства и хочет, чтобы все было сделано вчера», — закончила она за него. ‘Я знаю. Я в курсе.
Но потом она подумала о полуулыбке Хасана и о том, как они со Стивеном вытолкнули ее из зала заседаний. Возможно, она не так хорошо скрывала свои чувства, как думала.
Гэри положил руки на стол перед собой. Он был достаточно красив, со светло-каштановыми волосами, правильными чертами лица и телом, которое регулярно посещало спортзал. Когда-то он был для нее большой добычей.
‘Мне интересно, не пора ли нам сообщить людям о нашем… ну знаете.’ На лице Гэри промелькнуло чувство вины.
Она скрестила руки. — Ты сказал, что это будет зависеть от меня, когда мы скажем остальной части Пирса Грея, что мы расстались.
‘Да, ноя думаю, вам было бы легче, если бы мы обнародовали это раньше, чем позже. Нам не пришлось бы беспокоиться о том, как это покажется другим людям».
Джейн посмотрела через окно зала заседаний на оживленный офис снаружи. Не то чтобы она и Гэри когда-либо проявляли демонстративность на работе. Но их помолвка была общеизвестна, и люди, как она полагала, ожидали, что они будут иметь определенную фамильярность и близость в том, как они ведут себя друг с другом.
— Ты имеешь в виду, что тебе будет легче, — сказала она. — Ты можешь сколько угодно говорить о своих новых отношениях.
Пока на нее будут смотреть с жалостью, как на презираемую невесту. Женщина, которая получила повышение и тут же была брошена на зад.
— Еще не время, — сказала она. — Извините, у меня работа.
Она вышла из зала заседаний и направилась в свой офис, избегая взглядов других людей, которые работали в агентстве. Она действительно могла бы использовать эти пять минут, прежде чем ей нужно было идти на встречу за обедом.
Даже трех минут было бы достаточно, глоток времени, когда она могла заглянуть в свой почтовый ящик и увидеть сообщение, которое Джонни, вероятно, отправил ей этим утром из Озерного края. Сообщение от Джонни заставило бы ее улыбнуться по-настоящему.
Но команда дизайнеров уже собиралась у дверей ее кабинета. Это означало, что ей повезет, если у нее будет тридцать секунд наедине с собой, прежде чем ей придется уйти на встречу за обедом.
Джейн сделала веселое выражение лица. Ее электронная почта и настоящая улыбка должны были подождать. — Все готовы? спросила она.
‘Джонни. Эй, Джонни.
Джонни поправил очки на носу и сузил глаза, заставляя себя сосредоточиться на HTML-коде на экране ноутбука перед собой. Голос Тома было нелегко игнорировать. Это было громко, ярко и беззастенчиво по-калифорнийски. Джонни все равно набрал строку кода.
‘Джонатан Ричард Коул Младший!’ Том перегнулся через стол вагона первого класса и махнул рукой перед лицом Джонни.
Джонни сдался и посмотрел на своего друга.
— Если ты не заметил, я игнорировал тебя. Я поставил тебе одно условие для этой поездки, когда ты похитил меня, помнишь?
‘Я не похищал тебя, чувак!’ Том изобразил фальшиво-невинную ухмылку. «Я отпустил тебя за компьютером и зубной щеткой, прежде чем потащил тебя на вокзал Пенрита. И я пришел только для того, чтобы познакомиться с тобой лично, потому что знаю, какой ты, когда пишешь книгу.
Джонни улыбнулся, потому что раздражаться на Тома Эриксона было невозможно. Этот человек был невероятно богат, невероятно щедр, и он говорил так, как будто к нему постоянно была прикреплена доска для серфинга. И он оставался рядом с Джонни, даже когда тот уехал из Калифорнии, чтобы вернуться в Англию.
В мире, полном перемен и разочарований, Джонни научился ценить верность, даже если верность сопровождалась неумолимой настойчивостью.
— Ты также согласился не называть меня моим настоящим именем, — напомнил ему Джонни. «Когда я работаю с вами, я не Джонни Коул, я Джей Ричард».
‘О да. Я забыл, потому что на тебе были очки Кларка Кента. Извини.’
Кларк Кент. Джонни снял очки и потер нос, думая, что это сравнение не такое уж надуманное. Он не стал Суперменом, когда снял очки, но его жизнь определенно изменилась.
Однако он предпочел бы прыгать по высоким зданиям, чем позировать перед камерами.
— Я бы хотел, чтобы ты изменил свое мнение о псевдониме, — продолжил Том. «Ваша двойная жизнь получит широкую огласку: компьютерный гуру подрабатывает одним из самых многообещающих британских моделей-мужчин. От гика до красавицы. Дружище чуваку. Ботаник до’
— Хватит. — Джонни рассмеялся, подняв руки. «Я не собираюсь использовать свою настоящую работу, чтобы добиться известности, потому что, как только я заработаю достаточно денег, я брошу модельный бизнес. Я говорил тебе это, когда начинал.
‘Вы так заблуждаетесь, мой друг. Ты натурал, и камера любит тебя. У тебя может быть очень, очень хорошая карьера модели. И эта новая работа — настоящий триумф.
Лицо нового одеколона Джованни Франко. Том присвистнул.
Джонни должен был признать, что Том должен знать, о чем он говорит. Этот человек руководил одним из самых успешных модельных агентств на западном побережье США, настолько успешным, что начал открывать филиалы в Европе.
И Джонни также должен был признать, что, как бы ему не нравилась идея быть моделью, сейчас это было Божьим даром.
«Подростком мне было нелегко», — сказал он Тому. «Тогда я действительно был компьютерным фанатом. Я начал тренироваться только для того, чтобы дать отпор парням, которые регулярно меня избивали».
‘А успех — лучшая месть, верно?’ Джонни покачал головой. «Ситуация не изменилась. Меня до сих пор судят по моей внешности. В конце концов, это нечестно. Я не тело, я парень. Я писатель. я это я.
Вот почему я хочу разделить жизнь модели и реальную жизнь. А потом, когда я заработаю достаточно денег, я вернусь к писательству».
‘Чувак.’ Том снова наклонился вперед.
— Если тебе нужны деньги, я выпишу тебе чек. Вам не нужно стоять перед одной камерой. Ты знаешь что.’
— Нет, — сказал Джонни, а потом понял, что сказал это достаточно резко, чтобы его друг моргнул. — Я имею в виду, спасибо, Том. Но я заработаю свои деньги.
‘Зачем вам вообще столько денег? Если у тебя проблемы’
— Со мной все будет в порядке, — сказал Джонни, и, хотя он не хотел задеть чувства Тома, он сказал это достаточно четко, чтобы прекратить дискуссию.
Том был калифорнийцем, а калифорнийцы говорили обо всем. Несмотря на годы, проведенные Джонни на западном побережье Америки, он все еще был англичанином и все еще знал, что некоторые вещи лучше держать в тайне.
Женщина прошла по проходу поезда с тележкой кофе и чая. Вам дали его бесплатно в первом классе, факт, о котором Джонни никогда бы не узнал без Тома и его настойчивости в том, чтобы путешествовать как можно лучше. — Кофе, спасибо, — сказал Джонни, когда она остановилась у их мест, и его взгляд вернулся к ноутбуку.
Когда кофе не принесли, он поднял глаза.
Женщина смотрела на него с полуулыбкой на лице. Она была милой, со светлыми волосами, собранными в хвост. Ее щеки слегка покраснели, когда она сказала: «Извините, я обычно не спрашиваю о таких вещах, но разве я не видела вас где-то раньше?»
‘Раз уж вы спрашиваете, Джей был в деле’
Джонни прервал его, прежде чем Том успел начать список журналов и рекламных объявлений, для которых Джонни работал моделью. — Я не думаю, что мы встречались, нет. Извини.’
Женщина перевела взгляд с вежливой улыбки Джонни на ухмылку Тома, а затем снова на Джонни. ‘Ой. Ну, вот ваш кофе, и если я могу принести вам что-нибудь еще’ Ее голос, хотя и застенчивый, был безошибочно кокетливым.
‘Только кофе подойдет, спасибо.’ Том схватил банку колы, когда проехала тележка, и откинулся на спинку сиденья, грустно качая головой. — Ты разочаровываешь меня, мой друг. Это был твой идеальный шанс. Стюардессы горячие.
‘Она не была стюардессой.
Это поезд, а не самолет. Том высунулся в проход и посмотрел вслед женщине. «Однако сзади униформа выглядит довольно мило». Он повернулся к Джонни. «Вы знаете, как много женщин мечтают о моделях? И сколько из этих моделей на самом деле прямые? Ты редкость, и ты должен трахать все подряд.
«Том, я хочу переспать с женщиной, потому что у меня с ней есть что-то общее, а не потому, что она увидела меня в каком-то журнале».
‘Вы имеете в виду, что вам нужна женщина-компьютерщик’. Том сделал большой глоток колы. «Это удачно, потому что, учитывая то количество времени, которое вы проводите за компьютером, держу пари, единственный секс, который у вас есть, — виртуальный».
— Знаешь, Том, меня гораздо больше оскорбили бы твои слова, если бы я лично не знал, что у тебя не было секса с прошлого високосного года.
‘Мы говорим не обо мне. Мы говорим о тебе. Вы живете в глуши и проводите все свое время в сети. Когда мы приедем в Лондон, как насчет того, чтобы я свел тебя с кем-нибудь?
‘В этом нет необходимости.
Я уже кое с кем встречаюсь. Как и его уклонение от вопросов Тома о его финансовом положении, это была не совсем вся правда, и Джонни почувствовал укол вины. Это было показателем того, насколько сильно на него повлияли обстоятельства последних нескольких месяцев, что он намеренно вводил в заблуждение.
«Я имею в виду, я собираюсь встретиться с другом», — поправился он. — Вы не предупредили меня, что я приеду в Лондон.
‘Друг.’ Том выглядел заинтересованным. «Это сексуальный друг?»
‘Нет. Она друг. Я знаю ее с детства, но мы потеряли связь, и мы начали переписываться по электронной почте только несколько месяцев назад, когда я вернулся в Англию и нашел ее в Интернете. Она живет в Лондоне.
‘Виртуальная девушка. Как ты занимаешься всем этим кибер-сексом? Я никогда этого не понимал. Вы, например, описываете друг другу, что вы делаете, а затем используете игрушки или?
Джонни пришлось посмеяться над целеустремленностью Тома. «У нас не будет кибер-секса.
Раньше я был сильно влюблен в нее, но это было, когда мы были детьми. Я не видел ее с тех пор, как нам было около одиннадцати лет. И она помолвлена. Она просто…»
Он попытался придумать, как это описать. Джейн была его другом, но не только. Хотя они никогда не встречались, электронные письма Джейн за последние несколько месяцев были едва ли не единственным, что удерживало его в здравом уме.
‘У нее отличное чувство юмора, и, кажется, у нас много общего. Мы пишем по электронной почте четыре или пять раз в день».
‘О.’ Игривый интерес Тома сменился чем-то более серьезным. — Она та, кому ты все рассказываешь, а?
Тот, кому ты рассказываешь. Да, он хотел. Сколько раз он садился и писал Джейн, записывая все свои проблемы, тревоги и разочарования в компьютер, чтобы отправить ей, а затем удалял все перед отправкой?
Было слишком больно говорить. Даже не вслух, даже кому-то, кого он не видел лично. Даже тому, кто ему дорог.
«В любом случае, — сказал он, — у нее есть жених, так что между нами никогда ничего не будет».
‘Чувак, ты должен быть сумасшедшим. Не может быть, чтобы ее жених был таким же красивым, как ты. Ты только щелкни пальцами, и она упадет к твоим ногам.
— Том, — предупредительно сказал Джонни. ‘Хорошо хорошо. Я просто говорил. Я понимаю, ты глубже, и ты порядочный парень, который не разрывает отношений. Я думаю, что ты сумасшедший, но в этом нет ничего нового. Но она тебе нравится, несмотря на жениха, верно? Скажи дяде Тому.
— Я хотел жениться на ней с девяти лет, — признался Джонни. «Но я соглашусь на ужин, если вы дадите мне свободное время от позирования перед камерой».
Том вытащил свой карманный органайзер и начал постукивать по нему. «Ну, у нас запланированы съемки на большую часть дня в среду, четверг и пятницу, но у вас должно быть свободное время вечером, чтобы встретиться со своей подругой».
‘И делать свою настоящую работу. У меня крайний срок для книги через три недели. HTML для начинающих».
‘И играть. Есть несколько мега-вечеринок, на которые тебе нужно пойти, особенно на мою в пятницу.
Но сначала мы с тобой обедаем с креативным директором Pearce Grey, рекламного агентства, которое наняло тебя для кампании Франко. Ее зовут Джейн Миллер. Она тебе понравится.
Услышав это имя, Джонни выпрямился и подавил смешок. Он знал Джейн Миллер. И она ему определенно нравилась.
На самом деле, он хотел жениться на ней с девяти лет. «Звучит идеально», — сказал он, снова надевая очки и открывая программу электронной почты на своем ноутбуке. Он уже отправил Джейн электронное письмо сегодня утром, прежде чем сел на поезд, но это потребовало еще одного сообщения.
‘Только одно, Джонни?’
‘Ммм?’
«Наденьте контактные линзы до того, как мы доберемся до Лондона, или я по ошибке назову вас Кларком Кентом».
— Нет проблем, — сказал Джонни и начал печатать.
Тема: Сегодня Эй, Джейн, помнишь, я сказал, что еду в Лондон, если ты хочешь встретиться? Оказывается, мы все-таки встречаемся. Я должен тебе кое в чем признаться: я подрабатываю моделью, а у тебя сегодня обед с моим агентом Томом Эриксоном и мной.
Он улыбнулся. Было приятно рассказать кому-то о своей двойной жизни.
Он взглянул на Тома, который снова был поглощен органайзером.
Джонни помнил Джейн ребенком. Она была яркой, захватывающей и полной приключений, такой же общительной, как и ее четыре старших брата. Она была похожа на непослушную фарфоровую куклу с длинными волнистыми волосами и сверкающими серыми глазами.
Джейн была готова к небольшой интриге. Она могла хранить этот секрет; на самом деле, она, вероятно, подумала бы, что это весело.
Дело в том, что когда я работаю моделью, меня зовут Джей Ричард, а не Джонни Коул. Когда мы с другими людьми, ты не мог бы называть меня Джеем? Звучит странно, но я объясню вам, когда у нас будет минутка наедине. С нетерпением жду встречи с вами снова. С любовью, Джонни.
Нажав кнопку отправки, он задумался, осталась ли Джейн Миллер такой же авантюристкой, как раньше.
Он на это надеялся.
Его скромной любовнице Станца II (строки 21-32)
Его скромной любовнице Станца II (строки 21-32) | Шмуп Магазин не будет работать корректно, если файлы cookie отключены.
Похоже, в вашем браузере отключен JavaScript. Для наилучшего взаимодействия с нашим сайтом обязательно включите Javascript в своем браузере.
Предыдущий СледующийСтанца II (строки 21-32)
Строки 21-22
Но за своей спиной я всегда слышу
Времени летит крылатая колесница;
- И тут он говорит ей огромное гигантское «НО». Ой. Видишь ли, говорящий слышит что-то позади себя: точнее, «крылатую колесницу времени».
- Его преследует гибридная машина Time!
- Он не говорит, кто за рулем, но мы можем предположить, что это, вероятно, Время.
Строки 23-24
И там все перед нами лежат
Пустыни огромной вечности.
- Затем у него, похоже, галлюцинация.
- Смотри, говорит он хозяйке, смотри на весь этот песок. Будущее — это просто бесконечный песок.
- Мы все умрем.
Строка 25
Красоты твоей больше не найти ,
- И ты не будешь там такой хорошенькой, мисси.
Строки 26
И в твоем мраморном склепе не зазвучит
- Ты уж точно не услышишь мою прелестную песенку, когда будешь в «могиле».
Строки 27-28
Моя гулкая песня: тогда червяки попробуют
Ту долго хранимую девственность,
- Следующая часть еще страшнее.
- Говорящий говорит хозяйке, что в могиле черви займутся с ней сексом.
- Судя по строчке, она девственница.
Строка 29
И твоя причудливая честь обратится в прах,
- В могиле ее «причудливая честь» полностью распадется.
- Согласно Антологии английской литературы Нортона , «причудливый» — это эвфемизм, означающий «влагалище».
- Итак, он говорит ей, что она не может взять свою девственность с собой в загробную жизнь, и отпускает гадкие шутки о ее вагине.
Строка 30
И в пепел всю мою похоть:
- Затем он говорит ей, что если они умрут, не занимаясь сексом вместе, его «похоть» или желание сгорит, и не останется ничего, кроме «пепла».
- Интересно, он, кажется, подразумевает, что если он не может заняться с ней сексом, то он вообще не будет заниматься сексом.
Строки 31-32
Могила — прекрасное и уединенное место,
Но никто, я думаю, там не обнимается.
- Он втирается во все это, говоря ей, что гробы великолепны: в них много уединения, но нет объятий!
Больше о его скромной любовнице Навигация
Это продукт премиум-класса
Разблокировать эти функции
Устали от рекламы?
Присоединяйтесь сегодня и никогда больше их не увидите.
