22 книги о сумасшедших: Книги: Культура: Lenta.ru
Прозаик, автор романа «Обращение в слух», финалист литературной премии «Большая книга» Антон Понизовский выпустил новинку. Она называется «Принц инкогнито» и рассказывает о жизни одного сумасшедшего дома: его пациентов, врачей, медбратьев, санитаров. Некоторое время назад прозаик и сценарист Анна Козлова опубликовала роман «F20», названием которому послужил врачебный термин, означающий диагноз «шизофрения». Книга выиграла литературную премию «Национальный бестселлер». Обозреватели «Ленты.ру» Наталья Кочеткова и Николай Александров разбирались с безумием в литературе от античности до современности.
Философ, антиковед Алексей Федорович Лосев считал, что Дионис — последняя инкарнация Зевса. Зевс приносит себя в жертву, и в результате этого жертвоприношения появляется человек. Эпоха Диониса — эпоха человека. Из крови растерзанного титанами Диониса и из пепла титанов, уничтоженных молнией Зевса, появляется человек.
Возвращение к этой истории жертвы, распада и воскресения божества — в мистериях, в оргийности и вине, поскольку вино и есть сам Дионис. Это возвращение невозможно без потери памяти о себе, то есть беспамятства, безумия. В страстном, орлином дионисийском начале, в забвении рассудка и есть истоки безумия.
В этом смысле безумие — не недостаток ума, то есть глупость, а иной, мистериальный, мифологический ум, или живое переживание мифа, смещение мифа в себя. Все те силы (или демоны — даймоны у греков), которые заставляют человека забыть о себе, подчиняют себе его действия: страх (ужас), любовь, гнев, ревность и есть источники безумия. Геракл, обрушивающийся на своих детей; Медея, в порыве ревности убивающая своих сыновей; разгневанный Ахиллес — все это примеры аффективного сумасшествия. Неслучайно расхожей метафорой здесь может служить слепота: темнота страсти обрушивается на человека, затемняет его рассудок, и он не видит, не зрит. Но в том же ключе — как погружение в безумие — можно рассматривать и Нарцисса, завороженного своим отражением, и Горгону, олицетворение ужаса, чей взгляд превращает человека в камень, и пение сирен, которое сводит с ума, доводит до самоубийства и которому внимает привязанный к мачте Одиссей.
Миф противостоит разуму, Логосу, выводит человека из себя и — или погружает во тьму, или приводит к озарению (поэтическое, мистическое озарение у Платона).
В этом смысле Средневековье изменило античную систему не типологически, а оценочно. Иное вторгается в жизнь человека, но важно, откуда идет голос иного — от Бога или от дьявола. Безумие — следствие грехов, насылается Богом. С другой стороны, с безумием соседствует святость — убогие, блаженные, юродивые (если даже оставить в стороне житийную литературу, можно вспомнить Блаженного Василия, о котором пишет Карамзин, Николку из «Бориса Годунова» Пушкина) — странные с мирской точки зрения в глазах Бога праведники, несущие правду в мир. Это не исключает странности как таковой, без отсвета святости. Тристан в «Тристане и Изольде» прикидывается сумасшедшим, и его ссаживают с корабля не как одержимого или святого, а просто как неадекватного, другого. И когда он появляется при дворе короля Марка, странность его речей бросается в глаза. Странник — нередко синоним странности, не нормы.
Здесь важно отметить, что безумие и ум не просто связаны друг с другом сложнее, чем, скажем, ум и глупость. «Корабль дураков» Себастьяна Бранта — это не корабль безумцев, каким он предстанет на картине Иеронима Босха. Безумие может представать высшей мудростью или быть маской, скрывающей незаурядный ум. Так в «Гамлете» сумасшествие Офелии оттеняет надетую Гамлетом личину неадекватности, помешательства.
Средневековье не лишилось античной мистериальности, но преобразило ее. Карнавал как разрешенное безумие, с явными языческими корнями, остался яркой приметой Средних веков. Но на рубеже Нового времени безумие обретает вселенский масштаб, становится состоянием мира, свершившимся апокалипсисом, смотрит на нас с картин Брейгеля и Босха.
Иероним Босх «Корабль дураков»
Изображение: Иероним Босх
Мишель Фуко, автор фундаментального труда «История безумия в классическую эпоху» считает, что коренные изменения в отношении к безумию и во взгляде на него произошли в XVI веке (а привычная нам психиатрия так и вообще детище XIX столетия).
«Классический, а через него — и современный опыт безумия нельзя рассматривать как некий целостный образ, достигший тем самым своей положительной истины: образ этот фрагментарен, частичен, за исчерпывающий он выдает себя по ошибке; это скорее множество, выведенное из равновесия недостающими, то есть скрывающими его элементами. Трагическое сознание безумия не дремлет, подспудное его присутствие по-прежнему ощущается под оболочкой критического сознания во всех его формах — философских и научных, моральных и медицинских».
Пережив нашествие «черной смерти» (эпидемий чумы) и проказы, мир оказался заражен апокалиптическими образами безумия и постарался избавить себя от них. «Корабль дураков» превратился в плавучий сумасшедший дом, изгнание и заключение становятся способами борьбы с сумасшествием (в этом смысле «Надзор и наказание» Фуко продолжает его «Историю безумия»).
Изоляция — способ борьбы и исследования. Безумие нового времени и наше представление о нем, по Фуко, — порождение самой психиатрии.
Наука изобрела предмет исследования и ввела его в мир, то есть вселила в человека. Иными словами, депрессия появилась тогда, когда ее придумали ученые.
Но как бы то ни было, между мистериальным экстазом и маниакальностью, меланхолией и депрессией, словами пророка и речью сумасшедшего — существенная разница, как между метафорой и реальностью, мифом и его воплощением.
Интересно, кто помнит, что «Чапаев и Пустота» — это, в принципе, тоже о сумасшедшем доме? Постмодернизм вообще — неявная форма сумасшествия. Или, напротив, форма демонстративная. Кажется, задача современной эпохи не в последнюю очередь и состоит в том, чтобы вывести безумие на поверхность, представить его незамутненным, чистым медицинским объектом. Показательная истерика, прикрывающая вполне конкретную корысть, — это одно, а клиническое помутнение сознания — другое. Впрочем, в контексте самых разнообразных бытовых форм безумия сделать это непросто.
Бытовое безумие и есть предмет художественного исследования Анны Козловой в ее романе «F20».
Это пример прямого разговора о нынешнем уровне душевного здоровья. Здесь и придумывать ничего не надо, достаточно зайти на форум людей, страдающих психическими недугами, и найти советы, рецепты, диагнозы, консультации. Из этого реального жизненного пласта роман Козловой и вырастает. И главный его посыл — честность. Социальное вранье, инфантильность, всеобщее лицемерие, отстаивание придуманных, искусственных норм (которым отстаивающий их человек сам никогда не следует) — благодатная среда для процветания душевных болезней. Человек вынужден сражаться не только с собственным заболеванием, но и с отношением к нему в семье, дружеской среде, обществе, то есть дополнительно бороться со своей социальной ущербностью, потому что именно так — в качестве изгоя, неприкасаемого, прокаженного — и воспринимают душевнобольного. Признаться в психической ненормальности часто значит автоматически исключить себя из социума (пусть даже речь идет о безобидных отклонениях), лишиться семьи, друзей, работы. Здесь уж не до тонкостей.
Западная (жанровая, в первую очередь) литература стала заложницей обыденного психоанализа. Психологический травматизм — отличная платформа для объяснения различных отклонений от общепринятых норм, плюс к тому — универсальный инструмент для сюжетных построений, то есть уже даже не психология, а распространенный литературный прием. Букет разнообразных фобий, фрустраций, маний, психозов, растиражированный научно-популярной литературой, — всегда к услугам сочинителей детективов и триллеров. Это само по себе — симптом, но одновременно и соблазн. Можно сочинять романы по учебникам криминалистики, как Александра Маринина, а можно воспользоваться пособиями по психологии. Можно, правда, просто обратиться к литературной традиции. Это как раз случай Антона Понизовского и его нового романа «Принц инкогнито».
Забавно, что после «Обращения в слух» — книги, которая держится документальной основой (в стилистике Светланы Алексиевич), лишь обрамленной беллетристической канвой, — Понизовский пишет чистый «фикшен».
Более того, вторгается в область, насыщенную аллюзиями, имеющую по крайней мере двухвековую литературную традицию. Путь не менее рискованный. Если документ (и даже, скажем так, материал, поданный как документ) в нарочито художественном обрамлении («Обращение в слух») может производить впечатление искусственности, то избитая подошвами многочисленных писателей дорога в мир душевнобольных, раздвоенных, маниакальных, шизофренических персонажей («Принц инкогнито») таит опасности банального повторения, изложения уже неоднократно изложенного. И можно ли считать здесь сюжетную ситуацию «врач и пациент — одно лицо» оригинальной находкой? Вряд ли. Так что читателю приходится искать оправдание расхожему приему. То есть, по существу, идти тем же путем, что и при чтении «Обращения в слух»: освобождать текст от излишней литературности.
Уильям Шекспир «Гамлет», «Король Лир», «Макбет»
Безумием как приемом великий бард пользовался щедро. Во всем известных пьесах с ума сходит король Лир и леди Макбет, Офелия и Гамлет, хотя последний и понарошку.
И у каждого безумие значит свое. У Офелии — покорность миру и обстоятельствам. У короля Лира — бунт. У леди Макбет — окончательное расчеловечивание. У Гамлета — это маска, с одной стороны, и отделение себя от вероломной родни — с другой.
Кадр из фильма «Гамлет»
Э.Т.А. Гофман «Песочный человек»
Для романтика Гофмана в новелле главная оппозиция — мертвый-живой, искусственный-настоящий, механический-природный. Несчастный впечатлительный Натаниэль готов оставить живую невесту ради безупречной куклы Олимпии. Стоит ли удивляться, что, балансируя всю жизнь на грани безумия и ясности рассудка, он все же окончательно потеряет разум. А разумные мужчины с тех пор, «дабы совершенно удостовериться, что они пленены не деревянной куклой, требовали от своих возлюбленных, чтобы те слегка фальшивили в пении и танцевали не в такт».
Н.В. Гоголь «Записки сумасшедшего»
Дневники мелкого петербургского чиновника Аксентия Ивановича Поприщина выросли из двух нереализованных замыслов Гоголя: «Записок сумасшедшего музыканта» и комедии «Владимир третьей степени» (сохранились отрывки), в которой чиновник сначала мечтает об ордене, а потом сам этим орденом становится.
Безумие Поприщина менее изысканно: он всего лишь влюбляется в дочь директора департамента, потом из переписки комнатных собачек узнает о том, что у нее есть жених, воображает себя королем Испании Фердинандом VIII и отбывает в свою «Испанию» — то есть наконец находит свое поприще. Правда, там почему-то все гранды ходят с бритыми головами, и их бьют палками.
Эдгар По «Система доктора Смоля и профессора Перро»
Мастер нагнетания нездоровой атмосферы предположил, что было бы, если в психиатрической клинике врачи и пациенты поменялись бы местами. А заодно не только поставил вопрос о том, что такое психическая норма, но и показал, как выглядит общество, управляемое душевнобольными.
Чарльз Диккенс «Большие надежды»
Обманутая, ограбленная и брошенная женихом почти у алтаря мисс Хэвишем с тех пор десятилетиями не снимает подвенечного платья, не выходит из темной комнаты и растит приемную дочь-красавицу как орудие мести роду мужскому. Но, к счастью для всех, разнообразные жизненные случайности вносят в этот план коррективы.
Ф.М. Достоевский «Идиот»
В этом романе одержимы более или менее все, поэтому изначальная нервная болезнь князя Мышкина и его эпилептические припадки на общем фоне выглядят скорее душевным здоровьем, хотя довольно сильно напоминающим христианский подвиг юродства. В финале этот подвиг будет доведен до логического конца.
Кадр из фильма «Идиот»
В.М. Гаршин «Красный цветок»
Рассказ о том, как пациент психиатрической больницы погиб в неравном бою с тремя маками, решив, что в них сосредоточено все зло этого мира. Кроме собственно литературных задач, в этом тексте отражен личный опыт писателя, страдавшего маниакально-депрессивным психозом.
А.П. Чехов «Палата №6»
Текст из школьной программы о том, что от врача психиатрического отделения до пациента расстояние не так уже велико.
Л.Н. Андреев «Мысль»
Доктор Керженцев поначалу симулирует сумасшествие, чтобы избежать наказания, но вскоре оказывается, что это и есть обыкновенное безумие. Еще один рассказ о том, что границы между нормой и патологией легко проницаемы.
Федор Сологуб «Мелкий бес»
Трудно сказать, что тут пугает больше: болезненная подозрительность с элементами садизма учителя словесности Передонова или атмосфера уездного города, где Передонов пользуется репутацией перспективного жениха и неплохого человека. Не стоит недооценивать недотыкомку.
Ф.С. Фицджеральд «Ночь нежна»
История молодого, обаятельного, успешного психиатра, нарушившего предписание врачебной этики не вступать в брак с пациентами. Для врача все закончится плохо, для пациентки — отлично.
Томас Манн «Доктор Фаустус»
Роман о гениальном композиторе, который заключает сделку с дьяволом, а в финале сходит с ума. Хотя, возможно, его встречи с сатаной и последующее безумие — всего лишь следствие разрушительного воздействия на организм бледной трепонемы.
Венедикт Ерофеев «Записки психопата»
Девятнадцативечная идея «лишнего человека», доведенная до абсурдного советского абсолюта.
Кен Кизи «Полет над гнездом кукушки»
Классика битнической литературы, в которой психиатрическая лечебница — модель тоталитарного общества. В роли тирана — старшая медсестра, героя-освободителя — преступник-рецидивист Макмерфи. Свергнуть диктатуру сестры ему удастся, но за это он заплатит жизнями нескольких пациентов и собственной личностью.
Кадр из фильма «Пролетая над гнездом кукушки»
Дэниел Киз «Цветы для Элджернона»
«Разум вбил клин между мной и всеми, кого я знал и любил, выгнал меня из дома. Никогда еще я не чувствовал себя таким одиноким», — говорит главный герой. Он родился умственно отсталым, и мать сдала его в приют. В результате операции его IQ существенно превысил самые высокие человеческие показатели. Однако в результате ошибки в расчетах врача скоро началась регрессия. Научно-фантастический рассказ «Цветы для Элджернона» — одна из первых литературных попыток начать разговор о преимуществе эмпатии и эмоционального интеллекта перед интеллектом обычным.
Саша Соколов «Школа для дураков»
Ученик школы для слабоумных детей страдает избирательностью памяти, раздвоением личности, нелинейным восприятием времени и тягой к красоте природы. Иначе говоря, он такой же, как все советские люди.
Стивен Кинг «Сияние», «Секретное окно, секретный сад»
То, что писательство — занятие не вполне от мира сего, Кинг придумал еще в конце 1970-х, когда работал над «Сиянием». Но там сознанием начинающего писателя овладевает некая потусторонняя сила. В «Секретном окне» литератору уже никто не мешает сходить с ума в свое удовольствие без посторонней помощи: днем быть одним человеком, а ночью перевоплощаться в другого.
Уинстон Грум «Форрест Гамп»
Примерно о том же, о чем «Цветы для Элджернона», только без научной фантастики.
Брет Истон Эллис «Американский психопат»
Патрик Бэйтмен богат, образован, успешен, любит музыку и красивую одежду, не любит гомосексуалистов и чернокожих, и он настоящий психопат. То есть он долго и с наслаждением рассказывает, как убивает женщин и мужчин, стоящих с ним на одной социальной ступени и ниже. А если людей под рукой нет — тогда животных.
Чак Паланик «Бойцовский клуб»
Когда-то культовый, а сейчас несколько подзабытый роман о неприятии общества потребления. После публикации этого текста прием раздвоения личности главного героя перешел в разряд затертых даже в массовой культуре.
Кадр из фильма «Бойцовский клуб»
«Сумасшедший мир и мир сумасшедших» — Raptus.ru — Психиатрия. Творчество душевнобольных.
Милявский Валентин Михайлович
Кто-то из классиков страсть к сочинительству назвал чесоткой души.
Приступы творческого зуда преследовали меня с детства. Из-за лени и неумения сосредоточиться на чем-то одном я ничем не обнаруживал этого. И мог бы дожить до преклонных лет, довольствуясь ролью рассказчика. Автора отчасти выдуманных, отчасти имевших место историй. Крайне утомительных для собеседника.
Склеротики, как известно, любят утверждать, что раньше было все не так как сейчас.
— Врачи в психиатрических больницах, — говорил бы я, — были намного умнее. А больные, соответственно, глупее. И, время от времени, случалось такое, чего нынче и во сне не увидишь.
Перестройка разбудила меня, как декабристы Герцена. Я сел за компьютер и написал «Дурдом» — небольшую повесть из психиатрической жизни.
Запоздалые откровения психиатра никого не удивили. Эка невидаль — дурдом. Тут вся страна сходит с ума. И ничего. Не удивляемся. Все свелось к поискам прототипов. Те, кто не нашел себя, обиделись. Кто нашел, — оскорбились.
Отъезд на историческую родину избавил автора от необходимости доказывать и тем и этим, что он вовсе не то хотел сказать. Что, если кто-то узнал себя в ком-то, ровным счетом ничего не значит. Поскольку в повести речь шла не о конкретных людях, а о типичных для психиатрического сообщества представителях. Не более того.
Неприятное чувство дискомфорта, знакомое всем, кого не так поняли, побудило меня взяться за «Записки».
Я собирался назвать их «О дурдоме с любовью».
Помимо преемственности, заглавие должно было подчеркнуть наличие у меня целого ряда положительных свойств и качеств. Таких, как душевная теплота и расположенность к людям.
Довольно скоро я поймал себя за руку, уличив в элементарном плагиате. Не сделай я этого сам. Сделали бы другие.
— Ага! — Сказали бы они. — Мало того, что он оскорбил ни в чем не повинных людей, сделав из них прототипов. Так он ещё перетягивает их по частям из одного жанра в другой.
Тогда я перелопатил все, что мне было известно о жизни вообще и жизни психически больных в частности. И был вынужден согласиться с теми, кто не видит принципиальной разницы между миром сумасшедших и сумасшедшим миром. Ни в главном, ни в сюрреалистических деталях.
Что печально до чрезвычайности. И смешно тоже.
И тогда я решил изменить направленность своих «Записок». Остановиться на подробностях противоестественной связи сумасшедших миров. И смешных, и грустных.
Во-первых, смешное лечит. Во-вторых, если кто-то над чем-то смеется, вовсе не значит, что ему не хочется плакать.
Никакое начальство не пользуется
таким почтением от своих подчинен-
ных, как доктор психиатр от своих
помешанных».
Вс. Гаршин. «Красный цветок».
1. Как я стал психиатром .
Психиатром я стал случайно. После окончания института меня распределили в Акмолинскую область тогдашней Казахской советской социалистической республики.
В те годы направление на работу в столь отдаленные романтические места рассматривалось как признание заслуг и своеобразное поощрение. На Целину направляли лучших. В моей судьбе роковую судьбу сыграли менее возвышенные обстоятельства — месть партийной дамы. Партийная дама была не то парторгом, не то членом партийного бюро факультета и по совместительству преподавала нам детские болезни.
Эту достойную даму раздражали особые свойства моей памяти — запечатлять ненужные подробности, почерпнутые из примечаний и сносок.
В остальном я не отличался от большинства студентов. Запоминал прочитанное не лучше прочих и много хуже некоторых. Но лишь до тех пор, пока мне на глаза не попадалась какая-нибудь мелочь набранная петитом.
Эта никому не нужная дребедень, включенная автором в текст с единственной целью, чтобы придире рецензенту не пришло в голову упрекать его в недостаточной глубине изложения или отсутствия справочного материала, проникала в мой мозг и оставалась там, в деталях до тех пор, пока не переформировалась в каверзный вопрос.
В те годы ассистентские должности были отданы на откуп общественным организациям. И бывшие институтские функционеры, едва освоившие азы преподаваемой им науки, терпеть не могли, когда их ловили на частностях.
Если в области медицины эта публика чувствовала себя не очень уверенно, во всем остальном она была на высоте. И, при случае, могла показать кузькину или какую-нибудь другую мать, всем тем, которые…
Поэтому, когда в коридорах власти стал составляться список будущих энтузиастов и подвижников, туда в месте с романтиками включили несколько отпетых личностей. Среди последних значилась и моя фамилия.
Ко времени моего приезда на Целину энтузиазм «детей гнезда Хрущева», первопроходцев и освоителей улетучился. Как и они сами, в большинстве своем.
Хлеб Родине не столько романтическое, сколько меркантильно настроенное сообщество.
Одни попали туда в силу обстоятельств, более или менее добровольно. Другие тоже в силу, но уже под конвоем. Крымские татары, немцы Поволжья, ингуши, чеченцы…
Все ходили под Богом. От Бога напрямую зависели климатические условия.
Если ветер дул не очень сильно, шли дожди и остальные природные факторы тоже благоприятствовали, зерна было так много, что его не знали куда девать.
Вернее знали, но потребление не поспевало за возможностями. У присланных на уборку солдат машину можно было выменять за бутылку водки. Сама машина после уборочной стоила ещё дешевле. Из-за бешеного износа она не годилась даже на запчасти.
Время от времени Богу надоедало это безобразие. Климат портился. Урожай, соответственно падал со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Бог не подпадал под действие законов и инструктивных положений. Более того, его официально даже не существовало. Отвечали люди. Кого-то снимали с работы. Кого-то садили за тоже зерно…
Безобразий было много. Самых разных. На любом уровне. Хрущев как-то брякнул, что жители села по мере развития сельскохозяйственных успехов смогут обходиться без личных коров. Зачем это хлопотное, отвлекающее от главного занятие? Если молоко можно будет купить в магазине.
Молока, как водится, не завезли. А коров забрали. Правда, для казахов сделали кое-какие послабления.
Казахи в силу исторических особенностей в виде феодальных пережитков, не доросли до понимания.
Казахи должны были сделать выбор. Оставить у себя что-то одно. Кобылу или корову.
Казахи все равно не понимали. И не хотели выбирать. Кобыла давала кумыс. А из коровьего молока они делали сливки, масло и другие деликатесы.
Им долго объясняли. А они долго не понимали. Не понимали зачем? Кругом была степь. Коровий рай. И кобылий тоже.
В конце концов, в частном пользовании осталась одна корова. Корова директора хозяйства. Он прятал её в охотничьем хозяйстве. Маскировал под лося.
Ещё одна корова была у первого секретаря республики. Эта выдающаяся корова вместе с персональной дояркой сопровождала его в транспортном самолете. Куда он, туда и она.
Пили на Целине много. И просто так. И в связи с официальными событиями.
На Целину приезжали высокие гости. Вплоть до членов политбюро.
Для такого случая брали пять совхозов. Из лучших. И представитель руководства говорил, куда он хочет.
Помимо отрепетированных сюрпризов из области достижений и производственных успехов. Его ждал сабантуй.
Праздничный обед в казахском стиле. С водкой. Сочетание, в общем-то, не сочетаемых компонентов, рассматривалось как проявление дружбы народов и наглядный интернационализм.
Мне случалось бывать на таких сабантуях. Правда, без члена политбюро. Не удостоил выбором. Но не пропадать же добру.
Приглашали меня как врача. Для выполнения профессионального долга в особо ответственных условиях.
Что, впрочем, не мешало. Более того. Директор совхоза, большой шутник после каждого тоста провозглашал: — «пусть, сперва, доктор попробует, не вредно ли, а потом уж и мы….». И я пробовал.
За количество, качество и постановку вопросам в целом отвечал снабженец Яша. Этнический еврей.
Однажды Яша крупно подзалетел. Кто-то из совхозного начальства, не иначе как, памятуя съеденное в Москве на Выставке народного хозяйства, потребовал, чтобы были приготовлены цыплята табака.
Яша не был на Выставке и имел об этом блюде самые общие представления. Он был уверен, что когда начнут подавать горячее, хорошо, если поймут, что это курица, а не что-нибудь другое. И сказал на кухне, чтобы готовили без фокусов.
У Яши были неприятности. Его сочли диверсантом. Правда, без оргвыводов. Совхоз был расположен на
26-й точке недоброй памяти Карлага. В так называемом «АЛЖИРЕ» — акмолинском лагере жен изменников родины. И диверсантов, правда, бывших, хватало без него.
Как-то, по большому секрету, Яша поведал мне, что его старший брат живет в Израиле. И он тоже хочет туда, но не знает как.
Я ему тоже поведал по большому секрету. И тоже о брате.
Брат моего отца был директором совхоза и героем соцтруда. Когда образовался Израиль, все евреи нашего города говорили, что моего дядю зовут на историческую родину, чтобы назначить министром тамошних совхозов.
Случись это, и дядя, непременно, забрал бы с собой брата и выхлопотал для него должность министра просвещения. Папа работал директором школы.
Сейчас у меня не было бы проблем. Впрочем, они были бы тогда.
Целинное житье-бытье ждет своего Толстого. И ему нужно торопиться. Пока ещё очевидцы более или менее здравствуют. Потому что, когда они умрут, останется лишь то, что было написано.
Не знаю как насчет документов за семью печатями. В них может быть, что-то и есть. А вот газетами пользоваться нельзя. Вранье. И книжками тоже.
На Целину приезжало много пишущего люда. И все они дули в одну дуду. Не видели ничего противоугодного. И выдумывали, в большинстве своем, героические подробности.
Я тоже немного геройствовал. Как все. Против записи в трудовой книжке не попрешь. Не то чтобы этот факт много значил. Но кое-какие оттенки присутствовали. Можно было написать в автобиографии: «После окончания института работал на Целине…». И рассчитывать на какое-нибудь благоприятствие.
Моим недоброжелателям это не нравилось. И, чтобы умерить мои дурацкие амбиции, они рассказывали анекдот о еврее, который бросился в бурное море, чтобы спасти тонущего ребенка.
— Вы герой! — Говорили ему.
— Да. — Отвечал он. — Но я хотел бы знать, какая
зараза толкнула меня за борт?
Как бы там не было, некоторое время я работал районным педиатром. Район был немного меньше Франции. Но, наверняка, больше чем Бельгия. Может быть даже больше чем Бенилюкс.
Охладев к детству, я перешел на врачебный участок. Он быль меньше района. Каких-нибудь 45 километров, от одного аула к другому.
На Целине с расстояниями не церемонились и ловили на них простаков запросто.
На врачебном участке меня сменила группа москвичей. Они горели желанием работать вместе. Им хотелось, опираясь на плечо друг друга, поднимать -медицину и сеять вечное доброе.
— Хорошо, — сказали им, — сейте. Вы будете работать вместе. Точнее рядом. И распределили по соседним участкам. На расстоянии ста километров один от другого. И более.
Потом был ещё один участок. Последний. 26-я точка.
Никакой 26-й точки на карте не значилось. Было село со сладким названием Малиновка.
Новое название, несмотря на подтекст не закрепилось. И если кто-нибудь из приезжих просил подбросить его в Малиновку, шофера недоуменно пожимали плечами.
Существовала ещё одна причина для неприятия официального названия. На 26-й точке в бывшей лагерной лечебнице разместилась психиатрическая больница. А учреждения такого рода часто впитывают в себя имя какой-нибудь местной достопримечательности.
«Белые столбы» в Москве. «Сабурова дача» в Харькове». «Шведская могила» или просто «Шведская» в Полтаве…
Если у кого-нибудь возникали серьезные проблемы с психикой, его отправляли на «26-ю точку».
Ещё можно было сказать: — «По нему «26-я точка» плачет».
Или предостеречь: — «Ты что! На «26-ю точку» захотел!»
Ну а Малиновка в эту символику не вписалась. Не вобрала в себя.
Занятия общей медициной мне надоели. Это была не работа. Это был натуральный ад. Я не знал ни дня, ни ночи. Казахского языка я тоже не знал. И это ограничивало возможности. Сковывало их.
— Что болит? — Спрашивал я на ломаном казах-
ском языке почтенного аксакала.
— Все болит. — Отвечал он на русском. Тоже ло-
манном.
— Что именно? — Настаивал я.
— Ты врач. Ты знаешь. — Ответствовал аксакал. И
стягивал с себя рубашку.
Я осматривал, выслушивал, ощупывал. Ставил диагнозы и лечил.
Со временем я прослыл знающим специалистом. Ко мне приезжали из дальних аулов и просили помощи.
Мой имидж поддерживали три медикамента. Но это были те медикаменты.
«Горячий укол» — хлористый кальций в вену. Аспирин. После него можно было пропотеть. И скипидар для растирания.
Больным нравилось. И они рассказывали обо мне своим родственникам и знакомым.
Другого распирало бы от гордости. Меня же снедала черная зависть к коллегам, врачам психиатрической больницы.
Доктора психиатры вели жизнь достойную удивления. Они ели, пили, ловили рыбу, охотились, трепались об искусстве и по другому поводу. И все это в рабочее время.
На меня же с присущей всем узким специалистам фанаберией смотрели как на плебея и черную кость.
Мне тоже хотелось всем этим заниматься. И тоже в рабочее время. Особенно после бессонной ночи и многочасового приема в амбулатории.
Я искал повод, чтобы уйти. И нашел. Меня обидело, не помню уж чем, районное медицинское начальство. А главный врач психиатрической больницы собирался в отпуск. И ему срочно была нужна замена..
В силу целого ряда обстоятельств он остановил свой выбор на мне.
На Целине такие метаморфозы были возможны. И никого особенно не удивляли.
Правил я, как писал поэт «не хуже прочих». А, главное, хорошо спал ночью и отдыхал душой днем. Ел, пил, ловил рыбу, охотился. И смотрел, неисповедимы пути твои Господи, на присланного на мое место врача, как на плебея и черную кость.
Тогда я не знал, что это начало моей психиатрической карьеры. Более того, — её вершина. Никогда больше я не занимал столь высокой должности Шутка ли, главный врач психиатрической больницы. Хоть и временный.
Я собирался уйти из психиатрии. При случае. И не ушел. Психиатрия — это на всю жизнь. Как и психическая болезнь. И желание что-то изменить, значит не так уж и много.
книги про сумасшедших — 25 рекомендаций на Babyblog.ru
У нас дома много Васнецова — в серии «Ладушки» (книжки-малышки), в небольших томиках и тонких альбомчиках… Оно и понятно — так удобнее, и не жалко.
Но отдельно стоит ценнейший тяжелый фолиант, который мы чинно достаем с полки все вместе, усаживаемся под вечерней лампой и начинаем листать блестящие мелованные странички. Полезность ее содержания для малышей трудно переоценить)
Васнецов — истинное сокровище нашей страны, народное достояние, без которого лично я гораздо меньше понимала бы свою историческую родину. Писать про него сложно, а промолчать нельзя. В эру компьютерной иллюстрации, когда одним мазком фотошопа создаются целые книги, хочется обращаться к его творчеству снова и снова, пропагандируя хорошее, доброе и вечное, словно религию.
В конце концов, это же наши корни — чудесные ритмичные потешки, народные песенки, сказки-притчи. Темные витиеватые орнаменты, пестрые цветочки, курочки-петушки, кони златогривые и девицы в сарафанах.
Стою перед этой «Чудо-радугой» от издательства «Лабиринт» — лощеной, сверкающей, откровенно подарочной и беззастенчиво драгоценной — и, конечно, вспоминаю свое детство, в котором мне доводилось щупать ли книжки-малышки размером с ладонь.
Книжка настолько свежая, что присутствует некоторый аромат типографской краски. Нормальный, настоящий, не химический. Поэтому он меня совсем не смутил, скоро выветрится, зато истинный «свежачок».
Меня камушки не особо смутили, книжка детская, нарядная, праздничная, большая, пестрая. Я бы даже сказала — разгульная, шумная, шуточно-прибауточная, как сама Русь. Видно, что книжка очень-очень старается понравиться тебе с первого взгляда.
Но главное даже не то, что маме нравится. Мама свое уже в детстве получила, не важно, что в формате в 10 раз меньше и не на меловке. Главное же, чтобы чадо прыгало и было согласно на все, лишь бы почитали «ту, голубую, с радугой и камнями».
Мой карапуз разглядывает ее подолгу. Сначала водит пальчиком по обложке и считает камни, обсуждает со мной радугу и птичек. Потом мы болтаем об иллюстрациях — лошадках, лебедях, курочках, благо, всякой живности тут навалом.
Иллюстрации очень пестрые, сочные, живые и теплые, несмотря на обилие черного цвета, так обожаемого Васнецовым и пугающего других художников. На фото не передается вся эта яркость и насыщенность.
При всем многообразии народных потешек, представленных в нашей библиотеке, в этой книге нашлись те, о которых я и не слышала. А еще тут есть несколько традиционных колыбельных, про журавлей, про волчка, про зайчика… Сопровождаются они, естественно, иллюстрациями на всю страницу.
Передача цвета очень правильная.
А вот часть нашей коллекции Васнецова:
Так что наличие дублей — ничуть не плохо, один и тот же Васнецов может быть совершенно разным в зависимости от издания. И «Чудо-радуга» мне кажется одним из самых удачных. Вот, гляньте на нее в Лабиринте, в Риде.
Crazy: 10 лучших книг о психических заболеваниях
Мы все иногда сходим с ума. Можно также написать об этом. Некоторые авторы используют юмористический подход в своих автобиографиях или мемуарах, даже если они затрагивают серьезные темы.
Будь то горько-сладкие воспоминания, беззаботные анекдоты, серьезные тематические исследования или вымышленные истории — вот 10 книг о психических расстройствах, психиатрах, психиатрических больницах, приютах и различных, но не менее увлекательных опытах с ними.
1) Обычные люди Джудит Гест
Конрад попал в аварию во время плавания, в результате которой погиб его старший брат. Он и его родители изо всех сил пытаются сохранить совместную жизнь. После попытки самоубийства Конрад начинает встречаться с Бергером, добрым и мудрым психиатром, чье мировоззрение можно описать следующим образом: «Не переживайте по мелочам. По большей части это мелочи. Будьте добры к себе ». С помощью и поддержкой Бергера, его друзей и родителей Конрад прощает себе выживание и начинает снова радоваться жизни.
2) Девушка прервана Сюзанной Кайсен
Когда реальность стала слишком плотной для 18-летней Сюзанны Кайсен, ее госпитализировали. Шел 1967 год, и для многих реальность была слишком плотной. Но немногие, кого называют сумасшедшим и заперты за отказ придерживаться согласованной реальности, обладают проницательностью Кайзена в разборе водоворота противоположных восприятий. Ее наблюдения о больничной жизни искусно переданы; часто мрачно смешно. Ее ясность в отношении сложной области мозга и разума, нейрохимической активности и многого другого делает эту книгу кратких эссе изысканным вызовом общепринятому мышлению о том, что нормально, а что — отклоняться от нормы.
3) Колокольчик Сильвии Плат
The Bell Jar рассказывает о крахе Эстер Гринвуд: блестящей, красивой, невероятно талантливой и успешной, но медленно угасающей — возможно, в последний раз. Сильвия Плат мастерски вовлекает читателя в расстройство Эстер с такой интенсивностью, что безумие Эстер становится полностью реальным и даже рациональным, столь же вероятным и доступным, как поход в кино. Такое глубокое проникновение в темные и душераздирающие уголки души — выдающееся достижение, сделавшее «Bell Jar» преследующей американской классикой.
4) Пролетая над гнездом кукушки Кен Кизи
Заключенный психиатрической больницы пытается обрести свободу и независимость, в которых ему отказывают во внешнем мире. Рэндл Макмерфи входит в мир больницы со своей непочтительностью, юмором и интересом к жизни и пытается привнести немного веселья и свободы в это учреждение, к ужасу и гневу медсестры Рэтчед (которая заняла 4-е место в нашем списке самых страшных персонажей. литература несколько лет назад.
5) Prozac Nation Элизабет Вуртцель
Prozac Nation — это коллективный призыв о помощи, отчет о состоянии поколений сегодняшних молодых людей, которые достигли совершеннолетия, полностью укоренившись в культуре развода, экономической нестабильности и СПИДа. «Этот личный мир психов и странных людей, который, как мне казалось, я всегда занимал и прятался, — пишет Элизабет, — внезапно вывернулся наизнанку, так что казалось, что это была одна большая нация прозака, одна большая неразбериха.Возможно, в следующий раз, когда полмиллиона человек соберутся на марш протеста на зеленом Белом доме, это будет не за права на аборты или освобождение геев, а потому, что мы все так расстроены ».
6) Горгулья Эндрю Дэвидсон
Наш герой двигается вниз темный путем наркотиков, выпивка и порнографии, когда он, к счастью, устанавливает его промежность на огне в галлюцинаторном пьяном вождении происшествия и падает вниз овраг в Fery шаре адского пламени и визг металла.Когда он просыпается в ожоговой палате, ему не хватает пениса, большей части кожи и красивой внешности, на которую он всегда ездил. Во время выздоровления (медленно) в ожоговой палате он встречает женщину по имени Марианна, скульптор-шизофреник, которая явно псих и сбежала из психбольницы. Поэтому, когда она заявляет, что знает его, что она на самом деле знает его близко на протяжении 700 лет, он должен высмеять и отвергнуть это. Так почему он так заинтригован?
7) Бег с ножницами Огюстен Берроуз
«Бег с ножницами» — это правдивая история мальчика, мать которого (поэт с заблуждениями Энн Секстон) отдала его на воспитание своему неортодоксальному психиатру, поразительно похожему на Санта-Клауса.Итак, в возрасте 12 лет Берроуз оказался среди викторианской нищеты, живя в причудливой семье доктора и подружившись с педофилом, который жил в сарае на заднем дворе. История детства преступника, где правила были неслыханными, и рождественская елка стояла круглый год, где валиум употреблялся как леденец, а если все становилось скучно, аппарат для электрошоковой терапии мог обеспечить развлечение.
8) Sybil , автор — Флора Рета Шрайбер .
Перед вами невероятная, но правдивая история Сибил Дорсетт, пережившей ужасное жестокое обращение в детстве, которая, будучи взрослой, стала жертвой внезапных и таинственных отключений.Сибил была студенткой колледжа, когда она решила обратиться за помощью к психиатру в связи с отключениями, которые оказались симптомом гораздо более серьезной проблемы — множественного расстройства личности (теперь называемого диссоциативным расстройством идентичности). В книге подробно описаны ее сеансы с психиатром.
9) Она кончилась Уолли Лэмб
Это история Долорес Прайс, в детстве которой были взлеты и падения, но в целом это было нормально, пока травматическое событие не направило ее на другой путь.Оцепеневшая и пожирающая свои чувства, Долорес продолжает взрослую жизнь, у нее развиваются серьезные проблемы с весом и некоторые нездоровые отношения, и она никогда не чувствует себя комфортно в собственной шкуре, пока в конце долгого путешествия у нее не случится срыв, и она окажется в психиатрической больнице. где она работает с заботливым терапевтом, чтобы отпустить то, что пошло не так, и начать все сначала.
10) Тайное Писание Себастьяна Барри
В «Тайном Священном Писании» Барри вновь посещает графство Слайго, Ирландия, место написания своих предыдущих трех книг, чтобы рассказать незабываемую историю Розанны МакНалти.Когда-то одна из самых очаровательных женщин Слайго, сейчас она проживает в региональной психиатрической больнице Роскоммона и приближается к своему сотому году. «Тайное Священное Писание», противопоставленное Ирландии, осажденной конфликтом, представляет собой захватывающий рассказ о жизни одной женщины и яркое напоминание о мертвой хватке, которую католическая церковь держала в руках на протяжении большей части двадцатого века.
10 вещей, которые вы никогда не знали о Crazy Diamond
Jojo’s Bizarre Adventure — уникальная серия, поскольку в ней нет одного главного героя на протяжении всей серии.Он постоянно изобретает себя заново, добавляя новые истории, новые стенды и новых главных героев.
СВЯЗАННЫЙ: Причудливое приключение Джоджо: 10 сильнейших стендов дальнего боя
Один из этих главных героев — Джоске Хигашиката, владеющий Безумным бриллиантом, стендом «пробивающего призрака», способным восстанавливать объекты или организмы посредством прикосновения.Crazy Diamond — это мощный стенд, почти такой же мощный, как Star Platinum, но есть несколько вещей в Crazy Diamond, которые вы, возможно, упустили, поэтому давайте взглянем. Вот 10 фактов о Crazy Diamond, которых вы никогда не знали!
10 Головной убор, напоминающий коринфский шлем
Безумный алмаз — это высокий и мускулистый гуманоидный стенд с пластинами доспехов по всему телу, подобный доспехам Стенда Дио, Мир.Безумный алмаз также является сердечным мотивом, который можно увидеть в нескольких местах на его теле, например, на его наплечной броне.
Безумный алмаз также носит головной убор в форме сердца, который, возможно, вы не знали, похож на коринфский шлем, который когда-то носили древние греки.Сходство легче увидеть под одним углом, чем под другим, но оно определенно присутствует, и эту деталь легко упустить из виду.
9 Цветовая схема
Crazy Diamond — это подставка с яркой цветовой схемой, состоящей из внутренней розовой жевательной резинки и серебряной или голубой брони.Мы не говорим, что его цветовая схема — это то, о чем вы никогда не знали, но причина ее цветовой схемы в том.
СВЯЗАННЫЙ: 10 основных различий между аниме и мангой «Алмаз нерушимый»
В JOJOVELLER , артбуке Jojo’s Bizarre Adventure , Араки заявляет, что он намеренно разработал цветовую схему Crazy Diamond, чтобы контрастировать с цветовой схемой Star Platinum, которая имела более темную цветовую схему с темно-пурпурным и немного менее темно-фиолетовым.
8 Это быстрее, чем вы думаете
Нельзя отрицать, что Crazy Diamond чрезвычайно быстр. Он может опередить полностью заряженный Red Hot Chili Pepper и двигаться быстрее, чем Highway Star.Джоске считает, что его стенд может разгоняться до скорости 300 км / ч (190 миль / ч), но это заниженная цена.
СкоростьCrazy Diamond примерно равна скорости Star Platinum, и обе стойки достаточно быстры, чтобы поймать пулю, выпущенную в непосредственной близости.Было заявлено, что Star Platinum движется со скоростью света, поэтому вполне вероятно, что Crazy Diamond может достигать скорости, близкой к этой.
7 эпизодически появляется в Джоджолион
В отличие от некоторых других стендов, которые появляются в нескольких частях, таких как Star Platinum и Echos, Crazy Diamond появляется полностью только в Diamond is Unbreakable .Тем не менее, в текущей части, Jojolion , он быстро появляется.
В двенадцатой главе книги « Джоджолион », «Пейсли Парк» и «Родился этим путем», часть 1 », когда Джоске пытается найти Холли Джостар-Киру, он проходит мимо уличного художника, нарисовавшего« Безумный алмаз »мелом.Это быстрая камея, которую легко пропустить, но было здорово снова увидеть Безумный алмаз.
6 Ой! Это бейсбол!
Битва между Джобро и Теленсом Т. Д’Арби в Stardust Crusaders была одним из самых уникальных боев в серии, с одним особенно запоминающимся аспектом битвы: когда Джотаро и Д’Арби встретились в видеоигра под названием « О! Это бейсбол!» .Игроки в игре были настроены так, чтобы выглядеть как стенды друг друга.
СВЯЗАННЫЙ: JoJo: 10 лучших боев в франшизе, рейтинг
Что ж, вы, вероятно, не знали, что в одном из эпизодов Diamond is Unbreakable, Crazy Diamond были показаны как члены команды в игре.Это момент, когда вы моргните, и вы его пропустите, но если вы посмотрите внимательно, вы увидите, что члены команды Jaguar были настроены так, чтобы выглядеть как Безумный бриллиант.
5 Как соединяет предметы
Crazy Diamond — это подставка для исцеления.Посредством прикосновения он может восстанавливать повреждения, лечить травмы или превращать сложные структуры в их сырые компоненты (например, пробивать тарелку спагетти обратно в сырые ингредиенты), но он также обладает способностью соединять различные объекты.
Многие не знают, как именно Безумный алмаз может соединять предметы, когда он является лечебным стендом.По сути, когда Безумный алмаз уничтожает два объекта, он может затем контролировать, какая часть выступает в качестве отправной точки для остальных, чтобы собраться, чтобы восстановить их. Ярким примером этого является сплав злодея с камнем.
4 Исцеление зависит от настроения Джоске
Когда он не пробивает тарелки со спагетти, Crazy Diamond использует свою силу, исцеляющую и восстанавливающую объекты или организмы.Он может лечить травмы любого человека, кроме своего пользователя, Джоске. Но вы не знаете, как результат указанного исцеления зависит от настроения Джоске.
В большинстве случаев Джоске использует Безумный алмаз, чтобы помочь людям, нуждающимся в исцелении, но если он в плохом настроении, его цель может исказиться из-за неправильного восстановления.Хороший пример этого — когда Джоске бьет хулигана, а затем лечит его нос, чтобы он выглядел как свинья, или когда он деформировал шляпу Джотаро, просто задев ее.
3 Crazy Diamond — это отсылка к Pink Floyd
Стенды в Jojo’s Bizarre Adventure всегда имели странные имена, но если вы посмотрите на них, вы увидите закономерность.Названия стендов — это практически все музыкальные отсылки, и Crazy Diamond не исключение. Не у всех есть энциклопедические познания в музыке, как у Араки, поэтому есть много фанатов, которые никогда не знали музыкального отсылки Crazy Diamond.
СВЯЗАННЫЙ: 10 самых сильных стойок с близкого расстояния в JoJo
ТезкаCrazy Diamond происходит от песни Pink Floyd 1975 года под названием «Shine On You Crazy Diamond», состоящей из девяти частей и продолжительностью 25 минут.Песня посвящена Сиду Барретту, одному из соучредителей Pink Floyd, который покинул музыкальную индустрию в 1972 году из-за психического заболевания и жил в частном порядке до своей смерти в 2006 году.
2 Локализованное название Crazy Diamond
Инженер по квалификации, артист по интересам, Сумасшедший Мохан — юморист по рождению.
Яркий юмор Безумного Мохана оживил жизнь миллионов людей, которые наконец нашли способ посмеяться, несмотря на взрывы бомб, изменение политического сценария, неустойчивые рынки акций, ворчание родственников и бесконечные мегасериалы. Автор 24 драматических сериалов для Crazy Creations, Kathadi Ramamurthy, S.Ve.Shekar, Cheena-Varadarajan и Thillai Rajan. Сыграл главные роли в 15 пьесах, написанных для его собственного Crazy Creations, провел более 5000 шоу во всех уголках Тамил Наду, крупных городах Индии, а также в США (от побережья до побережья Трижды), Сингапуре, Гонконге, Индонезии, Кувейте, странах Персидского залива и Шриланке. .Это включает в себя нынешнюю популярную пьесу «Шоколадный Кришна», которая была поставлена более 160 раз в рекордные сроки. Продюсировал, сыграл и написал 10 сериалов Hillarious на ведущих каналах Индии и за рубежом в течение более 500 недель. Написан сценарий для 29 суперхитовых фильмов — 10 для доктора Камала Хассана, включая юмористические эпики, такие как AVVAI SHANMUGI, ABOORVA SAHODARARGAL, MICHAEL MADANA KAMARAJAN, TENALI, VASOOL RAJA MBBS., ETC. АРУНАЧАЛАМ Раджниканта. Автор более 150 рассказов и рассказов в ведущих журналах, таких как Ананда Викатан, Джуниор Викатан, Кумудам, Калки и Кункумам, в том числе серии «KPT Sirippu Rajan» и «Kicha».
60-летие Шри Камала Хасана выпадает на 07.11.14. Безумный Мохан и команда Crazy Creations «Шоколадный Кришна» сняли со сцены предварительное приветствие в прошлое воскресенье. Безумный Мохан пригласил Шри Камаджи председательствовать на 750-м шоу Шоколадного Кришны. Шри Камалджи был достаточно любезен, чтобы откликнуться на это новое предварительное приветствие. Пусть он скоро станет обладателем «Оскара» и проживет 100 лет
…………………………………………………………………………………………………………………………..
Дорогие друзья,
Я рад сообщить вам, что моя книга «СУМАСШЕДШИЕ О РАМАНЕ» была опубликована Центром обучения Раманы Махарши в Бангалоре и выпущена доктором Камалом Хасаном во время празднования Шоколадного Шоу Кришны 777 -го .
Эту книгу можно назвать моей духовной и культурной автобиографией. Я рассказал о своих переживаниях Шри Дж. Камешвару, который записал его, перевел на английский и опубликовал в журнале «The Ramana Way».Теперь это издание доступно в формате книги «СУМАСШЕДШИЕ О РАМАНЕ». Любой, кто желает заказать книгу, может сделать это, перейдя по ссылке www.eganesha.in/crazyaboutramana.
Насколько я понимаю от издателей, стоимость доставки книг за границу, например в США, будет составлять примерно 660 рупий за одну книгу. Но цена снизится, если книги будут отправлены посылкой, то есть 2400 рупий за 10 книг. Поэтому, если кто-то из вас заинтересован в оптовом заказе или если кто-то из вас хотел бы собраться вместе и сделать заказ, а затем распространить его, вы можете выбрать отправку пакета.Я хотел бы проинформировать вас, что выручка от продажи этих книг будет направлена на распространение индийских культурных ценностей среди бедных детей, обучающихся в государственных школах. Я пожертвовал свои лицензионные права также на вышеуказанные доходы.
…………………………………………………………………………………………………………………………… ..
Празднование 777-го Шоколадного Шоу Кришны
«Труппе Авваи Шри Шанмугама Анначи, одной из очень популярных театральных групп того времени, в которой я также играл, потребовалось 20 лет, чтобы провести 1000 представлений.Это действительно большое достижение для Сумасшедшего Мохана и его команды — провести 777 шоу Шоколадного Кришны в одиночку всего за 7 лет, тоже с переполненными домами и хорошей коллекцией », — сказал Камал Хасан, председательствуя на праздновании Шоколадного Кришны в Нарада Гана Сабха Холле в прошлую субботу. . Он заверил, что примет участие и в 1000-м шоу.
Crazy Creations также выбрали счастливый случай, чтобы почтить память ветерана юмориста Чиралая Гопу. Когда Сумасшедший Мохан сказал, что идеальная гармония его друзей сделала возможным выполнение этой гималайской задачи, Камаль Хассан вспомнил, что именно такие гармоничные отношения между режиссером-ветераном Шридхаром и Гопу стали причиной некоторых из великих фильмов, снятых Читралайей.
Тамиж Венбас на Рамана Махариши под названием Раманаянам, написанный Сумасшедшим Моханом, был выпущен Камалом Хасаном в формате электронной книги через Swathi Soft Soltuions. Он также выпустил «Без ума от Раманара» — книгу, которая представляет собой собрание бесед Безумного Мохана о Раманаре со своим другом Камешвараном.
