Михаил Лабковский – о том, как выйти из роли жертвы и что делать в отношениях с агрессором
Говоря о том, как не быть жертвой, для начала вспомним треугольник Карпмана (психологическая модель взаимодействия между людьми, описанная в 1968 году знаменитым психотерапевтом Стивеном Карпманом – прим. Ред.). Помимо жертвы в этом треугольнике присутствуют преследователь и спасатель. Жертва становится жертвой потому что есть человек, который ее третирует. Типичный пример – абьюзивные отношения. Спасатель видит эту ситуацию и, как Бэтмен, спускается к жертве со словами: «Я тебя спасу». Когда спасатель пытается разобраться с преследователем – например, набить ему морду, то становится преследователем, а преследователь – жертвой. В треугольнике Карпмана три героя часто меняются местами.
Никогда не пытайтесь спасать жертву. Максимум, что вы можете сделать, особенно если это ваш близкий человек – предложить свою помощь.
Несмотря на вторичную выгоду, в насилии ВСЕГДА виноват агрессор, а не жертва. Именно он принимает решение о применении насилия – физического или психологического. Муж, который бьет или унижает жену, часто оправдывает это тем, что «она его достала». Если тебя достали – разведись. Правда, агрессор не дружит с головой и зачастую считает, что всего лишь несет свой крест. Например, в семье часто и преследователь, и жертва прикрываются детьми. Жена говорит, что из-за детей терпит побои и унижения, мужчина, ненавидя свою супругу, восклицает: «У меня же семья и дети».
Правило невмешательства в жизнь жертвы не работает с несовершеннолетними. Когда речь идет о детях, вы обязаны вмешаться – даже если вы прохожий на улице. Представьте, идут мама с ребенком, и та начинает на него орать или бить. В России прохожий подумает – ну, наверное, ребенок хулиганил. В европейских странах это сразу вызов полиции, социальной службы.
Как правило, становятся жертвами люди, которые пережили насилие в детстве
Сталкиваясь с издевательствами, вы в зависимости от вашего психотипа можете стать и агрессором.
Россия – абсолютно агрессивное государство. И причина российской агрессии в том, что тут по-прежнему бьют детей. Даже у меня повышенный уровень агрессии. Я проходил один голландский тест и оказалось, что для России мой уровень агрессии нормальный, а для Голландии – уже нет. Если мы хотим действительно миролюбивую страну, родители должны забыть про ремни и не трогать детей руками. А пытаться с ними разговаривать.
Как не быть жертвой
Как выйти из дерьмового состояния жертвы? Если мы говорим о том, что смысл жизни (во всяком случае, по моему мнению) заключается в получении от нее удовольствия и радости, то жертва совсем далека от этих категорий. Преследователь тоже, ведь он всегда кого-то ненавидит. Спасатели ближе к радости, но в основном борьба за справедливость делает их жизнь не очень счастливой. Трое участников треугольника Карпмана – люди далекие от того, куда мы, психологи, стремимся.
Самое главное – соблюдать третье правило (подразумеваются шесть правил счастья Михаила Лабковского – прим. Ред.). Оно звучит так: «Сразу говорить о том, что не нравится». Конечно, этому мешают страхи жертвы и неспособность брать на себя решения. Не предъявляйте жертве претензии: «Зачем ты это терпишь, просто уйди». Чаще всего жертва головой понимает, что так жить нельзя, но ее психика к этому уже привыкла. Вероятно, что у жертвы был похожий опыт в прошлым – сначала ее пьяный отец гонялся за всей семьей, а теперь в 44 года на нее орет пьяный муж. И если другая женщина, у которой не было подобного опыта, просто испугается, то жертва не убежит. Она привыкла к такому поведению.
Благодаря третьему правилу человек всегда будет соскакивать раньше, чем на его голову обрушится чей-то удар. Ведь никто вместо «здравствуй» сразу в морду не бьет.
Наверняка, прошло достаточно времени, прежде чем человек, который вчера носил вас на руках и дарил цветы, начал унижать и третировать. И роль жертвы в развитии этих отношений заключалась в том, что она никак не противостояла преследователю – в итоге он начал действовать безнаказанно и по максимуму своих агрессорских возможностей.
Правило «сразу говорить о том, что не нравится» убивает возможность действовать безнаказанно на корню. Если вы чувствуете, что с вами поступают неприемлемо, сразу сообщайте об этом. Если прошло время и вы сразу не разобрались в ситуации, скажите на следующий день. Если человек после сказанного вами изменил свое поведение – значит, вы взаимодействуете с ним дальше. Если не изменил, у вас есть две опции. Первая – «мне все уже нравится». В этом, к сожалению, и проявляется психология жертвы. Вторая опция – попрощаться с этим человеком.
Из состояния жертвы всегда можно выйти.
Да, это непросто
Не все правильно понимают третье правило: мне что при каждой стычке и ссоре подавать на развод? Я говорю не про бытовые проблемы, а про серьезные, с которыми вы не можете мириться, которые делают отношения несчастливыми. И в таких ситуациях, чтобы перестать быть жертвой, начните говорить о том, что вам не нравится. Зачастую преследователь видит перед собой другого человека и сам начинает подстраиваться под него.
Третье правило рука об руку идет с шестым: «Выясняя отношения, говорите только о себе».
Оно делает вас неуязвимым при выяснении отношений. Вы говорите человеку только про свои эмоции, используя личные местоимения «я» и «мне». Вы не разговариваете как типичная жертва: «Почему ТЫ орешь на меня? Что я ТЕБЕ сделала?». Вы говорите: «Я не люблю, когда на меня орут». И к вам не могут придраться за то, что вы неподобающе разговариваете.
Люди с синдромом жертвы усугубляют проблему тем, что не принимают себя теми, кем они являются. Часто жертвы начинают бодаться с собой, чувства вины и стыда еще больше лишают их сил. Нужно честно сказать себе: «Да, я человек слабый. К сожалению, я так сформировался, у меня психология жертвы. Но я всегда могу изменить свою жизнь, и я ее изменю».
Карпман отмечал, что вы можете играть все три роли в разных ситуациях жизни. Например, быть жертвой с более сильным человеком и преследователем с более слабым. И так живет 90 процентов людей – орут на подчиненных и не дышат на начальников. Есть те, кто не участвует в этих ролевых играх — это люди с очень высокой самооценкой.
треугольник Карпмана — Личный опыт на vc.ru
Среди принятых в психологии классификаций профессий существует кластер под названием «человек-человек». Он включает в себя набор профессиональных занятий, которые основаны на:
{«id»:153123,»url»:»https:\/\/vc.ru\/life\/153123-kak-predupredit-emocionalnoe-vygoranie-v-rabote-treugolnik-karpmana»,»title»:»\u041a\u0430\u043a \u043f\u0440\u0435\u0434\u0443\u043f\u0440\u0435\u0434\u0438\u0442\u044c \u044d\u043c\u043e\u0446\u0438\u043e\u043d\u0430\u043b\u044c\u043d\u043e\u0435 \u0432\u044b\u0433\u043e\u0440\u0430\u043d\u0438\u0435 \u0432 \u0440\u0430\u0431\u043e\u0442\u0435: \u0442\u0440\u0435\u0443\u0433\u043e\u043b\u044c\u043d\u0438\u043a \u041a\u0430\u0440\u043f\u043c\u0430\u043d\u0430″,»services»:{«facebook»:{«url»:»https:\/\/www.
ru\/life\/153123-kak-predupredit-emocionalnoe-vygoranie-v-rabote-treugolnik-karpmana»,»short_name»:»Email»,»title»:»\u041e\u0442\u043f\u0440\u0430\u0432\u0438\u0442\u044c \u043d\u0430 \u043f\u043e\u0447\u0442\u0443″,»width»:600,»height»:450}},»isFavorited»:false}3958 просмотров
- Общении людей между собой.
- Оказании взаимного влияния.
- Обмене информацией и эмоциями.
Сюда будут относиться профессии психолога, врача, педагога, продавца, а также любого руководителя. Профессия рекрутера или хедхантера тоже попадает в эту категорию, поскольку предполагает постоянное общение с большим количеством людей, причем на тему поиска и смены работы, что всегда связано со значительной эмоциональной заряженностью.
Согласно исследованиям, длительная работа, в среднем около 7 лет, в рамках одной профессии приводит к профессиональной деформации, когда у человека «замыливается глаз» и он начинает общаться с человеком через призму своей привычной профессиональной оптики.
Другими словами, врач начинает видеть перед собой пациентов с диагнозами, психолог — акцентуации характеров, педагог — учеников, которых нужно наставлять, а рекрутер — потенциальных клиентов, ищущих работу.
Начиная общаться с людьми из своей профессиональной роли, мы бессознательно накладываем на ситуацию общения серию связанных с ней ожиданий. Они могут не совпадать с ожиданиями собеседников и приводить к разочарованиям, переживаниям и даже конфликтам, а в итоге — к эмоциональному выгоранию.
Как же предупредить такую профессиональную деформацию и последующее эмоциональное выгорание?
Ответьте себе на несколько вопросов:
- С какими ожиданиями от себя и собеседника вступаете в общение?
- Насколько адекватны эти ожидания реальности?
- Что стоит в них изменить?
Треугольник Карпмана
Для работы с этими ожиданиями удобно использовать «треугольник Карпмана», или «треугольник судьбы» — модель взаимодействия между людьми, впервые описанная Стивеном Карпманом в 1968 году.
Она описывает 3 следующих основных набора ожиданий, которые мы бессознательно накладываем друг на друга и которые могут погружать нас в пучину ненужных эмоций и переживаний: Жертва (victim), Преследователь (persecutor) и Спасатель (rescuer).
Жертва
«Жертву» сопровождают чувства жалости к себе, беспомощности, безысходности, страдания. С помощью этих чувств «жертва» снимает с себя ответственность за происходящее, вместо того чтобы искать выход из ситуации, принимать решение.
Характерные для этой роли фразы «у меня ничего на получается», «я неудачник», «все пропало» и т.
п. И здесь очень помогает «преследователь», на него можно возложить всю ответственность за происходящее, а на «спасателя» за свое спасение.
Преследователь (Тиран)
«Преследователя» сопровождают чувства справедливости, гнева, злости. В этой роли можно снять с себя ответственность за происходящее, просто обвинив во всех своих неудачах других — «эти кандидаты никогда не знают точно, что хотят», «они ведут себя капризно и не хотят сотрудничать».
При этом «преследователь» никогда не доводит наказание до конца и для этого ему нужен «спасатель». А не доводит до конца потому, что если, например, клиент уйдет от него из-за ссоры, то ответственность за это придется взять на себя.
Спасатель
«Спасатель» вместо того чтобы помогать себе, помогает другим и тем самым снимает с себя ответственность. И опять-таки «спасатель» никогда не спасает до конца, а в этом ему помогает «преследователь».
Что в итоге?
Таким образом, получается, что всегда нужны трое — «жертва», «преследователь» и «спасатель». Они друг друга подкрепляют и вызывают. Если вы вступаете в общение в роли Спасателя, то вы автоматически будете подталкивать другого человека встать в роль Жертвы, а нечто или некто третий будет занимать роль Преследователя и так далее.
Как выйти из треугольника?
«Жертве» из этой роли можно выйти только если начать планировать и действовать. Поиск причин неудач не даст результата. Необходимо взять ответственность за свою жизнь на себя и искать пути выхода из неблагоприятных ситуаций.
«Преследователю» нужно перестать обвинять кого-то или что-то, все что происходит с ним — это результат его решений.
«Спасателю» необходимо начать решать собственные проблемы, а не искать кому помочь.
На провокации «жертвы» и «преследователя» лучше всего отвечать игнорированием.
5 мифов о треугольнике Карпмана
Внизу располагается Жертва. Она сама ощущает свое приниженное положение и общается из позиции: «Я не о’кей — ты о’кей». Жертва обесценивает свои способности.
«Иногда она сама ищет Преследователя, чтобы он унизил ее и поставил на место. При этом Жертва получает возможность подтвердить свое сценарное убеждение: «Со мной не все в порядке. Другие люди не любят меня». Часто Жертва ищет Спасателя, который поможет ей и подтвердит сценарное убеждение: «Я не могу самостоятельно решать проблемы». Треугольник обязательно нужно рисовать равнобедренным», — рассказывает психолог Людмила Шёхолм.
Миф № 1. Какая роль — такая и личность
Стивен Карпман, выходец из России, познакомил мир с Драматическим треугольником в 1968 году. Он создал диаграмму, с помощью которой можно анализировать психологические игры, жизненный сценарий как одного человека, так и семейной или иной социальной системы.
«Часто роль Спасателя, Жертвы, Преследователя ошибочно приписывается всей личности. Но это неверно, — комментирует Людмила Шёхолм. — Треугольник показывает только роль, которую играет личность в той или иной психологической игре. Особенности игры в том, чтобы сделать людей предсказуемыми. Игра — это структурирование времени, обмен поглаживаниями (на языке транзактного анализа это единица признания. — Прим. ред.), поддержание жизненной позиции «Я не о’кей — ты о’кей», «Я о’кей — ты не о’кей», «Я не о’кей — ты не о’кей» и продвижение по сценарию».
Миф № 2. Треугольник располагается вершиной вверх
Треугольник Карпмана — всегда и обязательно равнобедренный. «В России его любят поворачивать вершиной Жертвы вверх, а Преследователя называют агрессором, хищником, насильником, тираном, даже фашистом. Но это неверно, — объясняет психолог.
— Классический треугольник расположен основанием вверх: слева вершина Преследователя, справа — Спасателя, вниз смотрит вершина Жертвы. Роли принадлежат разным людям. Есть только один вариант треугольника, когда наверху мы видим не основание, а вершину, — это так называемый Айсберг. То есть один человек играет из роли Жертвы, а на самом деле неосознанно может быть Спасателем и Преследователем. И это важно знать для понимания основных принципов «действия» треугольника».
Миф № 3. Треугольник Карпмана только один
Вариаций переключений ролей в треугольнике может быть множество. Один треугольник помогает проанализировать психологические игры в семье или даже целой семейной системе в разных поколениях. А другие (как в варианте с Айсбергом) показывают, как из роли в роль может перемещаться один и тот же человек.
«Например, известный всем сказочный Бармалей: то он Преследователь, то вдруг попадает в живот и становится Жертвой. Или другая известная сказка — про Красную Шапочку.
Главная героиня выступает в роли Спасателя, когда идет к больной бабушке. Но быстро переключается в Жертву. Волк сначала Преследователь, потом сам становится Жертвой Преследователей — охотников. И они же становятся Спасателями девочки и бабушки».
Переключение ролей иногда происходит очень быстро и, как правило, неосознанно. Жертва только удивляется: «Как я смогла опять, в пятый раз дать ему деньги в долг, ведь он снова не отдаст!»
Миф № 4. Треугольник Карпмана работает и без игры
Это не так. Треугольник Карпмана актуален именно в психологических играх. Но как понять, что происходит игра?
«Только тогда происходит игра, когда в ней есть надувательство, переключение ролей с непременной негативной расплатой. По формуле Эрика Берна в психологической игре обязательно выстраивается алгоритм: крючок + клев = реакция — переключение — смущение — расплата», — поясняет Людмила Шёхолм.
О треугольнике Карпмана стоит знать всем, кто хочет иметь счастливую семью
Треугольник Карпмана — это самая распространенная модель взаимоотношений между людьми.
Впервые описал ее классик трансактного анализа Стивен Карпман в 1968 году. Люди манипулируют друг другом, зависят друг от друга и очень от этого устают. Счастья в таких отношениях крайне мало. Как и сил, чтобы изменить ситуацию. Но выход из этого есть.
AdMe.ru расскажет вам о треугольнике Карпмана. Ведь, чтобы решить проблему, необходимо для начала ее осознать.
Треугольник Карпмана
В треугольнике могут крутиться и двое, и трое, и целые группы людей. Но ролей в
нем всегда три: жертва, контролер-диктатор, спаситель. Участники треугольника
периодически меняются ролями, но все они являются манипуляторами и здорово
портят себе и близким жизнь.
Жертва
Для жертвы жизнь — это страдание. Все к ней несправедливы, она устает и не
справляется. Ей то обидно, то страшно, то стыдно. Она завидует и ревнует. Ей не хватает ни сил, ни времени, ни желания сделать что-то для улучшения своей жизни. Она инертна. Она боится жизни и ждет от нее только плохого.
Контролер-диктатор
Он тоже смотрит на жизнь как на врага и источник проблем. Он напряжен,
раздражен, зол и боится. Он не может забыть прошлые проблемы и постоянно
пророчит новые беды в будущем. Он контролирует и критикует ближних, чувствует невыносимый груз ответственности и очень от этого устает. Его энергия на нуле.
Спаситель
Он испытывает жалость к жертве и злость к контролеру. Он считает себя на
голову выше прочих и упивается осознанием своей миссии. Но на самом деле никого не спасает, потому что никто его об этом не просил. Его нужность — иллюзия, а цель его действий и советов — самоутверждение, а не реальная помощь.
Как это работает
Контролер-диктатор не дает покоя жертве, строит ее, заставляет и критикует.
Жертва старается, мучается, устает и жалуется. Спаситель утешает, советует,
подставляет уши и жилетку для слез. Участники периодически меняются ролями.
Такая мелодрама может длиться многие годы, люди могут даже не осознавать, что
прочно застряли в треугольнике.
Они могут думать, что на самом деле их устраивает такое положение вещей. Контролеру есть на кого изливать свой негатив и есть кого винить в своих бедах, жертва получает сочувствие и избавляется от ответственности за свою жизнь, спаситель наслаждается ролью героя.
Все они зависят друг от друга, потому что источник своих проблем они видят в другом человеке. И бесконечно пытаются изменить человека так, чтобы он служил их целям.
Партнеры переключаются между ролями треугольника и то контролируют, то
спасают друг друга. И такие отношения точно не про любовь. Про желание
доминировать, жалость к себе, изматывающие претензии и неуслышанные
оправдания. Но не про любовь, не про поддержку, не про счастье.
Это затрагивает всех, кто рядом
Когда семья живет в треугольнике Карпмана, переключаясь между
ролями, то и появившийся ребенок неизбежно будет затянут в этот треугольник. Скорее всего, его будут ограничивать в самостоятельности, возможности выбора, принятии решения.
Не специально, просто люди, живущие в треугольнике, думают, что защищают таким образом своего ребенка. Такие родители часто играют на чувстве долга, стыда, вины, жалости.
Есть ли выход из треугольника?
Необходимо осознать, что для исполнения собственных желаний человеку нужен только он сам. Нужно взять свою жизнь в свои руки и действовать без оглядки на кого-либо.
Как выйти из треугольника, если вы жертва
- Перестаньте жаловаться на жизнь. Совсем. Потратьте это время на поиски возможностей улучшить положение вещей, которые вас не устраивают.
- Запомните раз и навсегда: никто вам ничего не должен. Даже если обещали, если очень хотели, если сами предлагали. Обстоятельства постоянно меняются, как и человеческие желания. Вчера хотели вам что-то дать, сегодня уже не хотят. Перестаньте ждать спасения.
- Все, что вы делаете это ваш выбор и ваша ответственность. И вы вправе сделать другой выбор, если этот вас не устраивает.
- Не оправдывайтесь и не корите себя, если вам кажется, что вы не соответствуете чьим-то ожиданиям.
Как выйти из треугольника, если вы контролер
- Прекратите обвинять в своих проблемах других людей и обстоятельства.
- Никто не обязан соответствовать вашим представлениям о том, что правильно и неправильно. Люди разные, ситуации разные, если вам что-то не нравится, просто не имейте с этим дело.
- Решайте разногласия мирным путем, без злобы и агрессии.
- Перестаньте самоутверждаться за счет тех, кто слабее вас.
Как выйти из треугольника, если вы спаситель
- Если у вас не просят помощи или совета, молчите.
- Перестаньте думать, что вы лучше знаете, как надо жить, и что без ваших ценнейших рекомендаций мир рухнет.
- Не давайте необдуманных обещаний.
- Перестаньте ждать благодарности и похвалы. Вы же помогаете, потому что хотите помочь, а не за почести и награды, верно?
- Перед тем как броситься «причинять добро», спросите себя честно: так ли необходимо и эффективно ваше вмешательство?
- Прекратите самоутверждаться за счет тех, кто чуть более нескромен в своих жалобах на жизнь.
Во что можно превратить треугольник
Если поставить себе цель выбраться из треугольника и шаг за шагом следовать к ней, изменения не заставят себя ждать. У вас появится больше времени и сил, станет легче дышать и интереснее жить. Напряжение в отношениях, скорее всего, ослабнет.
- Жертва превращается в героя. Теперь вместо сетования на судьбу человек сражается с неудачами, но испытывает не изнеможение, а азарт. Решая проблемы, он не жалуется всем вокруг, а получает удовольствие от того, что в состоянии их решить.
- Контролер трансформируется в философа. Наблюдая со стороны за действиями героя, он больше не критикует, не волнуется о результате. Он принимает любой результат. Он знает, что все в итоге идет к лучшему.
- Спаситель становится мотиватором. Он провоцирует героя на подвиги, описывая блестящие перспективы. Он ищет возможности применения силы героя и подталкивает того на свершения.
И это более здоровая и счастливая модель взаимоотношений между людьми.
Идеальная модель треугольника
В этом треугольнике счастья и энергии еще больше.
- Герой становится победителем. Он совершает подвиги не ради похвал, а ради творческого применения энергии. Ему не нужны лавры, он наслаждается самим процессом творчества, возможностью что-то менять к лучшему в этом мире.
- Философ превращается в созерцателя. Он видит такие связи в мире, которые недоступны другим. Он осознает новые возможности и рождает идеи.
- Мотиватор трансформируется в стратега. Он точно знает, как реализовать идеи созерцателя.
Важно уметь адекватно оценить ситуацию. Видеть, когда вами пытаются манипулировать, и не скатываться в мыльную оперу изнуряющих отношений. Не играйте навязываемые вам роли, умейте встать и уйти, когда видите, что дело нечисто.
Вам знакомы сценарии треугольника Карпмана? Поделитесь с нами своим опытом.
Иллюстратор Yekaterina Ragozina специально для AdMe.ru
Агрессор — Жертва — Спасатель. Как распознать и выбраться из таких отношений — Fire In Spire
Здоровые отношения — это скучно. В них оба партнера взрослые самодостаточные личности, открыто выражающие эмоции, с уважением относятся ко всем проявлениям характера, и, о ужас, могут прожить друг без друга, если придётся. Гораздо увлекательнее мучительные страдания, борьба с несправедливостью и спасение невинных, когда накал страстей и эмоции хлещут через край. Вот так мы и вляпываемся в магический треугольник Карпмана-Берна: Агрессор-Жертва-Спаситель.
Итак, в главных ролях этого эмоционального блокбастера:
Агрессор – он знает, как все сделать лучше, если видит несправедливость, недобросовестность и прочие человеческие грехи, тут же бросается на амбразуру, стараясь искоренить зло. Желает наказать всех и вся, не прощает ошибок, известен своей принципиальностью, прямотой (читай грубостью) и обличающими речами.
Жертва – настоящая королева драмы. Эмоциональная, тонкой душевной организацией, которой так сложно справится с трудностями этого жестокого и несправедливого мира. Всегда в душевных терзаниях, проблемах и в поиске своего героя, который вырвет ее (это может быть и мужчина) из лап черной реальности.
Спасатель — в белых одеждах/доспехах/костюме супергероя он всегда спешит на помощь, готов подставить плечо, грудь и отдать последнюю рубашку для друга. Он с жалостью и снисхождением смотрит на всех страдальцев и осознает свою тяжелую миссию по спасению обиженных и обделенных. Естественно не без последующей славы, похвалы и восхищения.
С ролями определились, но в чем же магия этой постановки? Она может продолжаться бесконечно. Причина?
Жертва не хочет быть спасенной, ей нравится повышенное внимание, забота и отсутствие ответственности за собственные решения.
Спасатель не хочет окончательно спасти жертву, ведь тогда он будет не нужен, и никакого тебе обожания.
Агрессор не подозревает, что жертва на самом деле не так беззащитна и продолжает изливать на нее праведный гнев.
Правила игры:
- Каждый участник попеременно примеряет на себя все роли, вовлекая в игру все новых и новых людей.
- Каждый участник зависает периодически в определенной «любимой» роли, это необходимо осознать для выхода из игры.
- Все участники неосознанно начинают действовать согласно выпавшей им роли.
- В разной обстановке человек может играть разные роли в треугольнике. Например дома агрессор, а на работе спасатель.
Сценарий:
Первое действие: Агрессор нападает на жертву, жертва страдает и уходит в печаль, спасатель оказывается рядом и защищает жертву, делает вид, что ей помогает.
Действие второе, третье, четвертое: Жертва плачет, терзается от несправедливости, собственной ничтожности, а спасатель ее утешает, делает за нее все, но не помогает устранить корень всех бед.
Агрессор недоумевает, что его действия чем-то обидели жертву, ведь он — молодец.
Действие пятое: Жертва требует все больше внимания, а ресурсы спасателя подходят к концу. Жертва разочаровывается в своем герое, и сама превращается в Агрессора и нападает на Спасателя, обвиняя его во всех смертных грехах, неоправданных ожиданиях и неудачах жизни. Спасатель сам превращается в Жертву и отравляется на поиски новых супергероев уже и для себя и для своей Жертвы-Агрессора. Таким образом, круг расширяется, добавляются новые лица, но суть остается той же.
Действие шестое: Продолжение следует?
Как же откланяться и выйти из этой игры?
Для начала следует осознать в какой роли вы вошли в игру, и на какую приманку клюнули. Любите ли вы сетовать на судьбу и перекладывать ответственность, либо вам необходимо ощущение собственной важности и поклонение, вы любите всех поучать и строить?
Затем необходимо преобразовать роли.
Агрессор – учитель, жертва- ученик. Ведь и вправду наши «враги», на самом деле – лучшие учителя, и если не отлынивать и пройти урок, то в результате ваша личность станет сильнее.
Поэтому, если вы зависли в роли жертвы, начинайте учиться на своих ошибках и воспринимать те неприглядные стороны, которые показывает вам Агрессор-Учитель.
Спасателю следует отбросить мысли о своем всемогуществе и перестать делать все за других. Помогать следует только, человеку, который действует или хотя бы пытается. Под лежачий камень, как известно, вода не течет. Даже если вы путем титанических усилий поднимите камень, то рано или поздно сила притяжения потащит его назад и вас вместе с ним. Не поддавайтесь на искушение помогать всем подряд. Задавайте себе вопрос: «А что сделал человек сам, чтобы исправить ситуацию?». Дайте жертве право ошибаться и учиться на собственных ошибках. Перестаньте брать на себя чужие проблемы и займитесь личным ростом.
Агрессору следует работать над принятием мира таким, каков он есть, и стараться давать советы и рекомендации, только если попросят.
Несмотря, на шутливый тон статьи, такие отношения встречаются сплошь и рядом и могут заканчиваться весьма трагично, но самое ужасное – все участники тратят свои ресурсы впустую и не эволюционирует. Каждый из нас хоть изредка, но попадает в эту ловушку. Помните, вы просто играете роль и в любой момент можете измениться и начать жить по собственному сценарию.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
Комментарии
как выйти — Женский журнал «ЗОЛОТОЙ»
«Вход бесплатный, выход платный» – это про схему Жертва, Преследователь, Спасатель. Рассказываем, как не попасть в эту ловушку.
«Я хочу быть счастливой, что мне принимать? – Принимайте решения, ежедневно». Рассказываем о популярной схеме отношений, в которую люди заходят, когда не хотят нести ответственность за свою жизнь.
Что такое «треугольник Карпмана»?
Три социальные и поведенческие роли, которые сменяют друг друга, описал еще в 1968 году психоаналитик Стивен Карпман. В последнее время его схема, которую также называют «треугольником драмы» или «треугольником судьбы», особенно на слуху – ты наверняка смотрела видео популярных психологов на YouTube или читала посты коучей в Инстаграме.
Какую ошибку ты совершаешь в отношениях с мужчинами? – пройди тест и узнай >>>
Действительно, не разобравшись с этими ролевыми моделями и не научившись анализировать и отлавливать попытки манипуляции, в первую очередь, со своей стороны, невозможно построить действительно счастливые отношения, развиваться, находиться в состоянии ресурса. «Треугольниками» жили наши родители – и, наверняка, именно их проявления Жертвы, Агрессора или Спасателя особенно раздражали или пугали тебя в детстве. Увы, мы подрастаем – и перенимаем эту модель отношений, ввязываемся в те же «игры, в которые играют люди». К счастью, из треугольника есть выход – но обо всем по порядку.
Основные роли и их вторичные выгоды
Итак, в трех вершинах треугольника драмы всегда – Жертва, Преследователь и Спасатель.
Модель абсолютно хрестоматийная, знакомая нам из сказок: Спящая Красавица (Жертва) под влиянием Малефисенты-Дракона (Агрессор) колет пальчик и дальше безвольно ждет, пока Принц в сияющих доспехах (Спасатель) не вызволит ее из замка, а заодно и вечного сна. Малефисента ничего не имеет конкретно против принцессы, но она обижена на мир в целом, на родителей Спящей Красавицы и вовсе не считает себя нападающим – в ее глазах она жертва, в ее бедах виноваты все остальные, она только защищается или воздает по заслугам. Принцу выгодно спасать Красавицу – в глазах подданных, да и в своих собственных, он сразу становится героем, плюс принцесса зависит от него. По сравнению с Жертвой и Агрессором он остается «весь в белом», положительным со всех сторон.
«… Жертва на самом деле не так беспомощна, как себя чувствует; Спаситель на самом деле не помогает, а Преследователь на самом деле не имеет обоснованных претензий». Трансакционный аналитик Клод Штайнер
На самом деле, положительных героев в треугольнике Карпмана нет – каждый из них извлекает из своей роли вторичную выгоду.
Осознать ее – значит, сделать первый серьезный шаг к выходу.
Читай также: Класс повышенной комфортности – почему нельзя быть удобной >>>
Жертва – не берет ответственность и одобряема в глазах общества. Она может годами, десятилетиями ничего не менять – ей не нужны конкретные шаги к спасению, ей нужен кто-то, кому она может пожаловаться.
Преследователь – самоутверждается и отыгрывает собственные комплексы и страхи за счет контроля над другим, так же не берет ответственность за происходящее и никогда, никогда не бывает виноват. Недаром в теории Карпмана синонимичны названия Агрессор и Преследователь виновных – в его глазах виновата именно жертва, которая его «доводит», «тупит», «не слушается» и заслуживает наказание.
Спасатель – кажется «хорошим парнем/девушкой», принцем или феей-крестной, но на самом деле ему не выгодно, чтобы жертва вышла из треугольника. Пока он спасает ее и вступает в схватку с Преследователем, он подпитывает свое чувство собственной значимости, повышает самооценку и… может не решать собственные проблемы. Да, ответственность – ресурс ограниченный, и если ты берешь на себя решение чужих проблем, значит, по какой-то причине не хочешь/не можешь решать собственные.
В чем ловушка треугольника и почему из него надо выходить
В треугольнике невозможно устоять на одной вершине – если ты заходишь в эту игру, ты начинаешь проявлять себя во всех трех ролях, причем как с разными людьми, так и с одним и тем же. Считается, что треугольник начинается с момента, когда кто-то проявит себя в роли Агрессора, а второй, соответственно, вместо того, чтобы дать отпор, примет на себя роль Жертвы. Но частый вариант – вход в модель со стороны Спасателя.
Читай также: Пара-психология – чего нельзя делать ради мужчины >>>
Разберем на самом безобидном примере: друг или любимый просит тебя помочь ему с презентацией по работе. У тебя другие планы, тебе неудобно или просто не хочется, но ты не говоришь «нет» и не рекомендуешь кого-то, кто может помочь ему за деньги – ты решаешь «сделать доброе дело» и, задвинув собственные дела, становишься Спасателем.
Подготовка презентации затягивается, ты уже и рада бы отказаться, но друг давит, ты начинаешь жаловаться маме или общим знакомым – увы, ты уже Жертва обстоятельств. Вы встречаетесь с другом в очередной раз, ты между делом вздыхаешь, что устала, и как бы намеком перечисляешь, что не попала на фитнес, на курсы кройки и шитья и третий вечер подряд не выгуливала свою чихуахуа из «этого ВАШЕГО отчета». Ты не говоришь ему прямо: «Парень, я больше не хочу этим заниматься», – ты пробуждаешь в нем чувство вины, заставляешь чувствовать себя плохим, ты – Агрессор.
Надо ли упоминать, что в конечном итоге в этом треугольнике никто не счастлив – все играют роли, отчасти выбранные, отчасти навязанные поведением других участников, и чем дольше длится эта игра, тем больше она начинает казаться не выбранной моделью поведения, а «судьбой», под него подстраивают целую жизненную философию. «На помощь» приходят регидные фразы про синиц в руках, «все так живут», «не жили хорошо – нечего и начинать» и «лучшее – враг хорошего».
Чем дольше ты живешь в треугольнике, тем сложнее увидеть его – и выйти.
Как выйти
Неважно, в какой роли ты обычно заходишь в треугольник, базовые действия одни для всех:
* возьми на себя ответственность за свою жизнь и за выбор, который ты делаешь – ничто в жизни не складывается само собой: все складываем мы сами. Если ситуация тебя не устраивает, выход только один – изменить ее
* помни: нет нерешимых ситуаций, есть решения, которые не хочется принимать
* не решай за других людей, что они должны делать и чувствовать. Другой человек, даже если это твой ребенок – не твоя собственность
* не помогай, когда не просят. Если просят, четко отслеживай – от тебя хотят действий или просто свободных ушей и жилетки
Смотри также: 5 признаков мужчины, с которым не стоит заводить отношения >>>
* спрашивай себя «зачем мне это надо?» или «зачем я это себе создаю?» – и отвечай самой себе максимально честно.
Цель – не оправдаться в собственных глазах, а нащупать ту вторичную выгоду и затем дать ее себе не через манипуляции, а напрямую
* в любой непонятной ситуации и если не получается воплотить вышеперечисленные пункты – обращайся к психологу. Увидеть и проанализировать свое поведение со стороны способен далеко не каждый.
Читай также: Твоя территория – что такое личные границы и как их отстоять >>>
Но есть и хорошие новости: выйдя из треугольника, Жертва становится Героем, который в состоянии сам решать свои проблемы. Агрессор становится Философом – он наблюдает за людьми, не стараясь их поменять, и обретает гармонию с собой. А Спасатель становится Мотиватором – он «заряжает» Героя на победы, но не делает ничего за него, вместо этого занимаясь своей жизнью.
Дарья Крутских
Типы офисных сотрудников: агрессор, спаситель или жертва
Журнал Psychologies сделал интересное наблюдение: на работе мы периодически оказываемся в одной из трех ролей — преследователь, спаситель или жертва.
В эти отношения легко вступить, но сложно выйти. Иногда роль так тесно вплетается в нашу жизнь, что мы уже не можем вести себя по-другому.
Вот несколько советов, как выйти из этого «драматического треугольника».
Жертва
Коллеги не понимают, как сотрудник с комплексом жертвы может терпеть постоянную критику и неуважение. А «жертва» не может взять ситуацию в свои руки и обозначить в общении с другими, что допустимо, а что нет.
Казалось бы, кто в здравом уме согласится играть роль «жертвы»? Однако таких людей немало. Главная причина — эта роль позволяет избегать ответственности. «Что с меня взять, было же понятно, что не справлюсь».
Это звучит грустно, но в то же время снимает с человека ответственность за проделанную работу. Подобная скрытая выгода всегда присутствует в поведении «жертвы».
Почему человек так старательно избегает того, чтобы взять контроль над своей жизнью и обязанностями? Вопрос требует изучения прошлого, отношений с родителями и детских травм.
Преследователь
Вот как описали типичного начальника-преследователя авторы книги «Транзакционный анализ для лучшей жизни»:
«Руки часто скрещены, подбородок вздернут, хмурый взгляд через стекла очков. Под внешним непоколебимым выражением — едва различимый посыл: “Может, я и чувствую себя негодяем так разговаривая с вами, но к себе я не менее требователен”».
Весь бизнес-контент в удобном формате. Интервью, кейсы, лайфхаки корп. мира — в нашем телеграм-канале. Присоединяйтесь!
По словам психотерапевта Кристель Петиколлин, преследователь — это часто человек, в котором с детства накопилось много разочарования. И теперь он заставляет других расплачиваться.
Когда «преследователь» за что-то критикует коллег или подчиненных, это указывает на его личные запреты и скрытые желания. Например, отдых и время для личной жизни.
Спаситель
Он стоит за вашей спиной, наблюдает за работой, поощряет, похлопывает по плечу и не скупится на советы.
Очень обеспокоенный происходящим, пытается утешить, даже если вы ничего не просили, и решить за вас проблемы.
Однако стоит сказать, что вы не нуждаетесь в помощи, как «спаситель» решит: «Что за неблагодарность, после всего, что я сделал!»
Болезненная потребность помогать другим — не что иное, как потребность «кормить» свое эго,
— считает Кристель Петиколлин.
Чтобы выбраться из ловушки неадекватного желания помогать и спасать, психотерапевт советует запомнить пять условий «здоровой помощи»:
— помогайте, если просьба четко сформулирована и ясно выражена
— давайте точный по времени и содержанию ответ («Это то, что я могу сделать для тебя, до тех пор, пока…»)
— человек, который просит о помощи, должен участвовать в решении проблемы. Так он не будет чувствовать себя в долгу
— если вы решили помочь, не выполняйте более 50% работы. Остальное остается на плечах человека, который к вам обратился
— направляйте помощь на то, чтобы сделать другого самостоятельным (да-да, то самое правило, что лучше научить рыбачить, чем давать рыбу)
Почему же так происходит?
Американский психолог Стивен Карпман рассматривает эти роли в контексте эго-состояний, которые проявляются в личных и профессиональных отношениях:
Родительское «Я», построенное под влиянием родительской модели.
Такое эго-состояние нас мотивирует и вознаграждает — или критикует, обесценивает и наказывает.
Оно заставляет нас контролировать других (тогда мы ведем себя, как преследователь) или, наоборот, поощряет желание быть полезным и вмешиваться в жизни людей (оказываемся в роли спасителя).
Детское «Я», в котором хранятся наши эмоции, интуитивные и творческие способности. Это эго-состояние дает свободно выражать себя, не беспокоясь о других, либо заставляет приспосабливаться и подчиняться.
Когда состояние покорного Ребенка преобладает в структуре личности, человек не слушает свои потребности и желания. Он подчиняется ожиданиям других, то есть превращает человека в жертву.
Взрослое «Я», которое анализирует окружающую среду и действует в соответствии с ней и с тем, что требуют другие аспекты личности.
Когда один из негативных аспектов «Я» Родителя или Ребенка становится доминирующим, он влияет на наше взрослое «Я», которое превращает нас в преследователя, спасителя или жертву.
Подобная структура характерна для каждого человека, поэтому любой может обнаружить себя в той или иной роли.
Как выйти из роли
Редакция Psychologies задала три вопроса психотерапевту, автору книги «Что будет делать психолог» Изабель Креспель.
#1. Возможно ли избежать «драматического треугольника»?
Практические невозможно. Каждый хотя бы раз в жизни попадал в его сети, но не по своему желанию, а под влиянием среды. Чтобы избежать этого, работайте над своей осознанностью и пониманием, что с вами происходит и почему.
#2. Мы ограничены одной ролью?
Мы вступаем в процесс с предзаданной ролью, чаще всего — жертвы или спасителя, потому что с раннего возраста учились подчиняться власти и служить.
Реже встречаются преследователи — люди, которые в детстве чувствовали себя атакованными, и им нужно было защищаться. Но психологические тонкости драматического треугольника проявляются при переходе от одной роли к другой.
Например, спаситель, уставший от требований жертвы, может превратиться в преследователя. То же может сделать и сама жертва, чувствуя себя в долгу перед спасителем.
#3. Что делать, если ваша роль вас не устраивает?
В первую очередь распознайте ситуацию, когда вы в очередной раз окажетесь в роли жертвы, агрессора или спасителя. Когда мы понимаем причину своих действий, гораздо легче себя контролировать.
Если руководитель действует с позиции Родителя («Как это ты не выполнил задачу вовремя?!»), обвиняя подчиненного, тот «включает» Ребенка («Вечно я виноват!», «Простите, пожалуйста, опять виноват»). Итог — много эмоций и никакого результата.
Реже руководитель встает в позицию обиженного Ребенка («Из-за того, что ты провалил задачу, у меня будет куча проблем!»). Она автоматически переносит собеседника в позицию Взрослого («Сами виноваты, что дали мне так мало времени»). Итог — все то же отсутствие результата.
Из всевозможных конфигураций именно схема Взрослый — Взрослый позволяет взвешенно обсуждать вопросы и искать рациональное решение проблемы.
Здесь присутствуют:
— спокойная констатация факта («Да, задача не выполнена»)
— рациональное объяснение ситуации («Это случилось по таким причинам: …»)
— намерение найти решение («Однако это можно исправить»)
— совместный поиск вариантов («Мы могли бы попробовать следующее: … А вы что думаете?»)
Умение расшифровывать видимые и скрытые сигналы поведения — необходимый элемент эмпатии и soft skills, которые так ценятся в профессиональном мире.
Отслеживайте свои состояния, ищите объяснения, почему вы ведете себя так, а не иначе. Шаг за шагом развивайте модели поведения, которые выгодны именно вам, а не внутреннему Ребенку или Родителю.
От жертвы к агрессору:
Цикл насилия
На протяжении десятилетий специалисты в области психического здоровья и социологи использовали фразы «цикл насилия» и «передача насилия из поколения в поколение», чтобы описать предпосылку, что «насилие порождает насилие.
. » 14,15 Исследователи постоянно находили, что дети, подвергшиеся насилию в качестве свидетелей или жертв, подвергаются высокому риску развития у них собственных моделей агрессивного поведения.Значительный объем исследований указывает на ряд семейных, социальных и общественных факторов, которые увеличивают вероятность насилия. В частности, семейные проблемы, такие как неадекватная домашняя среда, 16 злоупотребление алкоголем и наркотиками среди родителей, 17,18 свидетелей домашнего насилия и суровое наказание родителей 19 , повышают риск агрессивного поведения у детей и подростков.
Дети, являющиеся свидетелями или жертвами насилия в общине 20-24 , также подвергаются повышенному риску последующего агрессивного поведения.Кроме того, жестокое обращение с детьми 25,26 тесно связано с риском насилия. В частности, физическое насилие в детстве считается одним из наиболее частых коррелятов агрессивного и правонарушительного поведения в дальнейшей жизни.
27 Например, в крупномасштабном проспективном исследовании, использующем данные, полученные через 22 года после жестокого обращения или пренебрежения, жертвы жестокого обращения и отсутствия заботы в детстве были значительно чаще арестованы за правонарушения, не связанные с торговлей людьми, и насильственные преступления, чем невиновные контрольные. 28 Поразительно, но почти половина жертв физического насилия и пренебрежения в этой выборке были арестованы к 32 годам.
Концептуальные модели
Было предложено множество когнитивных и поведенческих моделей для понимания цикла жестокости и насилия. агрессивное поведение. Теория социального обучения объясняет высокий потенциал насилия, наблюдаемый у пациентов, ставших свидетелями насилия. 29 Например, многочисленные исследования подтверждают связь между наблюдаемым насилием и агрессивным поведением у детей и подростков.Эти исследования показывают, что эта связь является устойчивой, отчасти из-за силы косвенного социального обучения. Считается, что повторяющееся воздействие насилия в обществе, в семье или в средствах массовой информации способствует развитию убеждений в том, что насилие и агрессия являются нормальными и приемлемыми реакциями, тем самым повышая способность к агрессивным действиям. Кроме того, подверженность насилию способствует развитию негативной предвзятости, поскольку затронутые молодые люди могут проявлять больше негативных эмоций, приписывать негативные намерения другим и проявлять повышенную бдительность по отношению к негативным стимулам.
Чикетти и Линч 30 описали эколого-транзакционную модель, чтобы понять процесс, посредством которого происходит жестокое обращение и развитие формируется в результате потенцирующих и компенсирующих факторов риска на каждом уровне социальной экологии — культуры, сообщества и семьи. С другой стороны, Нофзигер и Курц 31 предложили модель образа жизни, которая фокусируется на взаимодействии между человеком и его или ее окружением, отметив, что некоторые подростки подвергаются насилию, потому что они вовлечены в деятельность с высоким риском, которая ставит их подвержены большему риску подвергнуться насилию и последующей виктимизации или совершения преступлений.
Таким образом, Стюарт и его коллеги 32 обнаружили, что подростки, которые принимают менталитет «код улицы», на самом деле имеют более высокий уровень виктимизации, чем можно было бы ожидать от жизни в опасном и неорганизованном районе.
Воздействие насилия
Исследования, связанные с циклом молодежного насилия, важны с учетом серьезного воздействия на пострадавших людей, сообщества и общество в целом. Жестокое обращение в детстве и неоднократное подвергание насилию оказывает всепроникающее влияние на психологические и биологические регулирующие процессы ребенка, которые могут вызывать сложный набор реакций и приводить к множественным психиатрическим и функциональным нарушениям.В клинических условиях часто наблюдается связь между подверженностью насилию и депрессией, 33 тревогой, посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР), 34 злоупотреблением наркотиками и алкоголем, 35 и агрессией и преступностью 36 .
Многочисленные другие проблемы связаны с подверженностью насилию, включая более высокий риск суицида, 37,38 плохую успеваемость, 39 и сексуальное поведение высокого риска. 40 С экономической точки зрения прямые и косвенные издержки насилия среди молодежи превышают 158 миллиардов долларов в год. 41
Еще одна важная проблема в понимании воздействия насилия на детей связана с неврологическим созреванием и нейробиологическими процессами в ответ на травматический стресс. Нейробиологические последствия воздействия насилия и жестокого обращения в детстве хорошо задокументированы. 42 Большая часть работы в этой области была сосредоточена на изменении активности катехоламинов в системе гипоталамус-гипофиз-надпочечники после воздействия травмирующих событий. Центральные катехоламиновые нейроны играют решающую роль в уровне бдительности, бдительности, внимании, памяти, условном рефлексе страха и сердечно-сосудистой реакции на угрожающие жизни ситуации.
43 Периодическое подвергание насилию может привести к частым наводнениям или нарушению регуляции норадренергической и кортикостероидной систем и способствовать повышенной реактивности и повышению уровня агрессии у лиц с посттравматическим стрессовым расстройством. 44,45
Считается, что эти хронически нерегулируемые системы в конечном итоге влияют на структурное и функциональное развитие мозга. Исследования с использованием функциональной МРТ и позитронно-эмиссионной томографии указывают на дисфункцию гиппокампа у пациентов с посттравматическим стрессовым расстройством. 46 Считается, что гиппокамп опосредует эмоциональную обработку сложных визуальных стимулов и интеграцию различных аспектов памяти, а также способность определять местонахождение воспоминаний во времени, месте и контексте. Было показано, что продолжительные периоды стресса коррелируют с повышенным уровнем кортизола в головном мозге, который может повредить гиппокамп у людей, 47 , таким образом потенциально влияя на способность человека точно обрабатывать поступающую информацию и реагировать на нее.
Соответственно, развитие мозга, регуляция стресса и воздействие раннего травматического опыта рассматриваются как интерактивные и совокупные в их влиянии на развитие импульсивного насилия и агрессии. 48
Психопатология травм и импульсивного насилия
Агрессивное поведение можно разделить на 2 основные категории: преднамеренная агрессия и импульсивная агрессия. В то время как травмированная молодежь, которая увековечивает цикл насилия, может делать это по множеству причин — например, чтобы выразить гнев и негодование, месть, недоверие, как потребность самозащиты атаковать перед нападением, чтобы избежать стрессовых обстоятельств или Чтобы воспроизвести ранее оскорбительные отношения, молодежь, направляемая в психиатрическую лечебницу, обычно проявляет реактивные, импульсивные формы агрессивного поведения.Все чаще импульсивность, аффективная дисрегуляция, гипервозбуждение и когнитивная дезорганизация рассматриваются как ключевые концепции в понимании детерминант насилия и агрессии среди травмированной молодежи; рассмотрение этих элементов дает надежду на внедрение эффективных психиатрических вмешательств для тех, кто направлен на амбулаторное или стационарное психиатрическое лечение.
CASE VIGNETTE
Джеки — 13-летняя афроамериканка, направленная в отделение неотложной помощи с суицидальными идеями после нападения на сверстницу в школе.У нее долгая история оппозиционного поведения, импульсивности, агрессии, семейной дисфункции, школьных трудностей и правового участия, включая 2 обвинения в нападении.
Ее мать сообщает, что Джеки окружена насилием. В детстве Джеки была свидетельницей домашнего насилия между своими родителями и участвовала в частых драках со своими братьями и сестрами. Она живет в районе, где царит насилие, где она стала свидетельницей двух перестрелок и смерти друга. В школе она часто ругается со сверстниками и выработала вызывающее, воинственное отношение к школьному персоналу.
Оценка семьи выявила в анамнезе физическое насилие, эмоциональное насилие и эмоциональное пренебрежение. Родительская поддержка и моделирование были проблематичными: ее отец был в тюрьме и выходил из нее за причастность к наркотикам, а ее мать, также ставшая жертвой жестокого обращения с детьми, настроена враждебно и жестко.
Несколько ближайших родственников и дальних родственников имеют истории агрессивного поведения, в том числе тот, кто находится в тюрьме за убийство.
Предыдущие попытки лечения на дому и в амбулаторных условиях не увенчались успехом, поскольку Джеки часто пропускает приемы, непоследовательно принимает прописанные лекарства и отказывается соблюдать правила дома.При поступлении в больницу она выглядит громкой, враждебной, гиперчувствительной, нетерпимой и угрожающей. Она часто угрожает взорваться, сбежать или покончить жизнь самоубийством. Она жалуется, что люди действуют ей на нервы.
Случаи, подобные случаю Джеки, слишком распространены и иллюстрируют проблемы, с которыми сталкиваются специалисты в области психического здоровья. Для многих подростков, проходящих лечение в местных клиниках или больничных программах, насильственное и агрессивное поведение является частой причиной направления к специалистам и часто является центральным компонентом планирования лечения. Однако психопатологические процессы, лежащие в основе импульсивного и агрессивного поведения, сложны. Диагностически пациенты с травмой в анамнезе, которые демонстрируют высокий уровень аффективной нестабильности, гнева и импульсивности, могут проявлять признаки нестабильного расстройства настроения, например, биполярного расстройства или расстройства настроения, не оговоренного иным образом, расстройства деструктивного поведения (синдром дефицита внимания с гиперактивностью. [СДВГ], оппозиционно-вызывающее расстройство или расстройство поведения) или посттравматическое стрессовое расстройство. Часто у травмированных и импульсивно агрессивных подростков присутствует основная совокупность психологических дефицитов.А именно, импульсивно-агрессивным подросткам обычно трудно распознать, идентифицировать и выразить словами основные эмоции, поэтому эмоциональное наводнение легко возникает и приводит к быстрым изменениям в аффектах и поведении.
Недостаточные навыки решения проблем являются общей когнитивной особенностью, поскольку импульсивным подросткам часто трудно использовать интеллектуальные ресурсы для выработки альтернативных вариантов разрешения конфликтов, что приводит к негибким или негативным мыслительным процессам.
Травмированные подростки также могут рассматривать свой мир как враждебный и небезопасный, а других — как ненадежные.Дети, подвергшиеся жестокому обращению, чрезмерно бдительны к агрессивным стимулам и склонны неверно истолковывать вербальные и невербальные сигналы, что делает их более склонными к восприятию угроз, даже если угроз не существует.
Возможно, как следствие развития нервной системы и нейрокогнитивной функции, импульсивные подростки, которые были травмированы, также склонны к чрезмерной реакции борьбы-бегства, в результате чего агрессия может служить как средством защиты себя, так и средством уничтожения Другой.Глубоко укоренившееся чувство стыда и плохие или нарушенные межличностные привязанности делают импульсивных, травмированных подростков труднодоступными, защищенными, склонными к экстернализации и проецированию вины, а также сопротивляются тому, чтобы открыто делиться чувствами со взрослыми.
Рисунок иллюстрирует цикл агрессивного поведения у подростков.
Подходы к снижению риска насилия
Несмотря на тесную связь между виктимизацией насилия и последующим насилием, не все дети, подвергшиеся насилию, становятся агрессивными и продолжают цикл насилия.Некоторые противостоят негативным последствиям насилия и демонстрируют образец устойчивого развития. Многие из защитных факторов, связанных со снижением воздействия насилия, имеют интуитивный смысл.
Молодежь, подвергшаяся высокому уровню насилия в сообществе, но живущая в семьях с высокой сплоченностью, высокой структурой, эффективной родительской практикой и твердыми убеждениями в отношении семьи, менее склонна к агрессивному поведению, чем молодежь из менее благополучных семей. 49,50 Поддерживающие отношения между родителями и детьми, характеризующиеся общением, заботой и родительскими связями, были связаны с уменьшением интернализирующего и экстернализирующего поведения, включая посттравматическое стрессовое расстройство и агрессию. 51,52 Программы, которые повышают безопасность в школе, также улучшают адаптивное функционирование в школе в условиях высокой степени подверженности насилию.
52 Таким образом, хотя поддерживающие семьи, сверстники и школы не могут защитить человека от насилия, они действительно могут защитить от риска последующей эмоциональной дезадаптации, включая риск насилия.
Наряду с этим было показано, что программы вмешательства на уровне сообществ, в которых врачи-психиатры работают бок о бок с полицейскими управлениями, чтобы быстро реагировать на случаи насилия в сообществе, оказались особенно полезными в преодолении эмоционального воздействия травмирующего насилия. 53 Таким образом, вмешательства, включающие комплексный подход, включающий доступную поддержку со стороны семьи, школы и сообщества, по всей видимости, с наибольшей вероятностью снизят риск насилия среди травмированной / подвергшейся насилию молодежи. 54,55
Когда подростка направляют на психиатрическое лечение из-за импульсивно-агрессивного поведения, доступен ряд терапевтических возможностей. Индивидуальная когнитивно-поведенческая терапия может быть эффективным методом улучшения навыков решения проблем и улучшения социальных навыков. 56 Диалектическая поведенческая терапия может уменьшить симптомы интернализации и экстернализации, такие как гнев и депрессия, у подростков. 57 Групповая терапия предлагает поддержку со стороны сверстников и подтверждение реакции на травмирующие события. Семейная терапия предлагает эмоционально нейтральный форум для обсуждения антецедентов и последствий агрессивного поведения в семье и является связующим звеном с передачей насилия от поколения к поколению.
Психофармакологическая терапия может также уменьшить симптомы гипервозбуждения и импульсивности, связанные с посттравматическим стрессовым расстройством, однако знания о лекарствах, направленных на агрессию, у детей и подростков ограничены отсутствием надежных, хорошо контролируемых клинических испытаний.FDA еще не одобрило лекарство для педиатрического использования, направленное на посттравматическое стрессовое расстройство или агрессию. Однако в двух отдельных обзорах подходов к фармакологическому лечению взрослых с посттравматическим стрессовым расстройством, 58,59 был рекомендован ряд вариантов.
А именно, антидепрессанты СИОЗС были предложены для борьбы с тревогой, настроением или повторными симптомами. Сертралин 60 и пароксетин 61 одобрены FDA для взрослых с посттравматическим стрессовым расстройством. Адренергические агенты, такие как клонидин (одобренный FDA агент для лечения СДВГ у педиатрических пациентов), используемые отдельно или в комбинации с СИОЗС, рассматривались как полезные для лечения симптомов гипервозбуждения и импульсивности. 62 Добавление стабилизатора настроения может быть показано в случаях с тяжелым аффективным дисконтролем, импульсивностью и гневом.
Открытые испытания карбамазепина, 63 вальпроевой кислоты, 64 и топирамата 65 показали положительные результаты у взрослых с посттравматическим стрессовым расстройством, сопутствующим биполярному расстройству. Атипичные нейролептики (рисперидон и кветиапин) могут снижать диссоциацию, самоповреждающее поведение и агрессию у взрослых. 66,67
Заключение
Учитывая скорость, с которой американская молодежь подвергается насилию, поставщикам психиатрических услуг рекомендуется разработать эффективные методы лечения, которые уменьшают цикл насилия от жертвы к преступнику.Подростки, у которых проявляются симптомы импульсивной агрессии, скорее всего, не обладают необходимыми навыками регулирования аффекта для модуляции агрессивных импульсов, и им потребуются интегрированные психофармакологические и поведенческие стратегии для улучшения регуляции аффекта и контроля поведения. Подходы, объединяющие индивидуальные, семейные, общинные и психофармакологические вмешательства, необходимы для устранения повсеместных и пагубных последствий воздействия насилия и жестокого обращения в детстве.
Ссылки:
Ссылки
1.
Центры по контролю и профилактике заболеваний. Молодежное насилие: обзор. Доступно по адресу:
http://www.
cdc.gov/ncipc/factsheets/yvoverview.htm
. По состоянию на 24 апреля 2007 г.
2.
Edleson JL. Свидетельствование детьми домашнего насилия со стороны взрослых.
J Interpers Violence
. 1999; 14: 839.
3.
Straus MA. Дети как свидетели супружеского насилия: фактор риска проблем на всю жизнь среди репрезентативной на национальном уровне выборки американских мужчин и женщин.Отчет 23-го Круглого стола Росс. Колумбус, Огайо: Лаборатории Росс; 1992.
4.
Маккиббен Л., ДеВос Э., Ньюбергер Э. Виктимизация матерей детей, подвергшихся насилию: контролируемое исследование.
Педиатрия
. 1989; 84: 531-535.
5.
Людвиг С. Жестокое обращение с детьми. В: Fleisher GR, Ludwig S, Henretig FM, ред.
Учебник детской неотложной медицинской помощи
.5-е изд. Филадельфия: Липпинкотт Уильямс и Уилкинс; 2006: 1761.
6.
Кочер М.С., Кассер-младший. Ортопедические аспекты жестокого обращения с детьми.
J Am Acad Orthop Surg
. 2000; 8: 10.
7.
Колбо Дж. Р., Стронг Э. Подходы мультидисциплинарной группы к расследованию и разрешению случаев жестокого обращения с детьми и безнадзорности: национальное исследование.
Жестокое обращение с детьми
.1997; 2:61.
8.
Bell CC, Jenkins EJ. Насилие в обществе и дети на юге Чикаго.
Психиатрия
. 1993: 56: 46-54.
9.
Горман-Смит Д., Толан П. Роль подверженности общественному насилию и проблемам развития среди городской молодежи.
Dev Psychopathol
. 1998; 10: 101-116.
10.
Sheehan K, DiCara JA, LeBally S, Christoffel KK.Подверженность детей насилию в городских условиях.
Arch Pediatr Adolesc Med
. 1997; 151: 502-504.
11.
Кэмпбелл К., Шварц Д.Ф. Распространенность и влияние межличностного насилия среди учащихся средних школ пригородных и городских районов.
Педиатрия
. 1997; 98: 396-402.
12.
Центры по контролю и профилактике заболеваний. Веб-система запросов и отчетов по статистике травм (WISQARS).Доступно по адресу:
http://www.cdc.gov/ncipc/wisqars/default.htm
. По состоянию на 25 апреля 2007 г.
13.
Офис главного хирурга США.
Насилие среди молодежи: отчет главного хирурга
. Вашингтон, округ Колумбия: Департамент здравоохранения и социальных служб США; 2001.
14.
Гарбарино Дж., Гиллиам Г.
Понимание семей, подвергающихся насилию
. Лексингтон, Массачусетс: Lexington Books; 1980 г.
15.
Widom CS. Порождает ли насилие насилие? Критический анализ литературы.
Psychol Bull
. 1989; 106: 3-28.
16.
Resnick MD, Bearman PS, Blum RW, et al. Защита подростков от вреда: результаты Национального лонгитюдного исследования здоровья подростков.
JAMA
. 1998; 278: 823-832.
17.
Брукофф Д., О’Брайан К.К., Кук С.С. и др.Характеристики участников домашнего насилия: оценка в науке домашнего насилия.
JAMA
. 1997; 277: 1369-1373.
18.
Wissow LS. Жестокое обращение с детьми и пренебрежение.
N Engl J Med
. 1995; 332: 1425-1431.
19.
Ehrensaft MK, Cohen P, Brown J, et al. Передача насилия со стороны партнера от поколения к поколению: проспективное 20-летнее исследование.
J Cons Clin Psychol
.
2003; 71: 741-753.
20.
Чапин MG. Сравнение подверженности насилию и его совершению среди новобранцев и старшеклассников.
Mil Med
. 1999; 164: 264-268.
21.
Лай DW. Воздействие насилия и психическое здоровье подростков в малых городах: предварительное исследование.
Can J Public Health
.1999; 90: 181-185.
22.
Малик С., Соренсон С.Б., Анешенсель К.С. Насилие в обществе и свидания среди подростков: преступление и виктимизация.
J Здоровье подростков
. 1999; 21: 291-302.
23.
Моисей А. Подверженность насилию, депрессии и враждебности в выборке молодежи средней школы в центральной части города.
Дж Адолеск
. 1999; 22: 21-32.
24.
Song LY, Singer MI, Anglin TM. Воздействие насилия и эмоциональные травмы как факторы агрессивного поведения подростков.
Arch Pediatr Adolesc Med
. 1998; 152: 531-536.
25.
McGee RA, Wolfe DA, Wilson SK. Множественный опыт жестокого обращения и проблемы поведения подростков: подростковые перспективы.
Dev Psychopathol
. 1997; 9: 131-149.
26.
Werkerle C, Wolfe DA. Роль жестокого обращения с детьми и стиля привязанности в подростковом насилии в отношениях.
Dev Psychopathol.
1998; 10: 571-586.
27.
Льюис Д.О. От жестокого обращения к насилию: психофизиологические последствия жестокого обращения.
J Am Acad Детская подростковая психиатрия
. 1992; 31: 383-391.
28.
Maxfield MG, Widom CS.Цикл насилия: возвращен шесть лет спустя.
Arch Pediatr Adolesc Med
. 1996; 150: 390-395.
29.
Бандура А.
Социальная когнитивная теория. В кн .: Vasta R, ed.
Летопись развития ребенка
,
Vol. 6. Шесть теорий развития ребенка
. Гринвич, Коннектикут: JAI Press; 1989: 1-60.
30.
Чиккетти Д., Линч М.К экологической / транзакционной модели насилия и жестокого обращения в сообществе: последствия для развития детей.
Психиатрия
. 1993; 56: 96-118.
31.
Нофцигер С., Курц Д. Насильственная жизнь: модель образа жизни, связывающая подверженность насилию с насильственными правонарушениями среди несовершеннолетних.
J Res Crime Delinq
. 2005; 42: 3-26.
32.
Стюарт Э.А., Шрек С.Дж., Саймонс Р.Л.«Я не позволю никому не уважать меня». Уменьшает ли уличный кодекс или усиливает жестокую виктимизацию среди афроамериканских подростков?
J Res Crime Delinq.
2005; 43: 427-458.
33.
Фриман Л., Мокрос Х., Позански Э. Насилие, о котором сообщают обычные городские дети школьного возраста: характеристики и депрессия коррелируют.
J Am Acad Детская подростковая психиатрия
. 1993; 32: 419-423.
34.
Горовиц К., Вайне С., Джекель Дж. Симптомы посттравматического стрессового расстройства у городских девочек-подростков: комплексная травма сообщества.
J Am Acad Детская подростковая психиатрия
. 1995; 34: 1353-1361.
35.
Каэтано Р., Филд, Калифорния, Нельсон С. Связь между физическим насилием в детстве, подверженностью родительскому насилию и проблемами с алкоголем во взрослом возрасте.
J Interpers Viol
.2003; 18: 240-257.
36.
Кули-Квилле М., Тернер С., Бейдель Д. Эмоциональное воздействие насилия на детей в обществе: предварительное исследование.
J Am Acad Детская подростковая психиатрия
. 1995; 34: 1362-1368.
37.
Беренсон А.Б., Виман К.М., Маккомбс С. Подверженность насилию и связанное с ним опасное для здоровья поведение среди девочек-подростков.
Arch Pediatr Adolesc Med
.2001; 155: 1238-1242.18.
38.
Вермейрен Р., Ручкин В., Лекман П.Е. и др. Подверженность насилию и риску суицида у подростков: исследование сообщества.
J Ненормальная детская психология
. 2002; 30: 529-537.
39.
Schwartz D, Gorman AH. Подверженность насилию в обществе и академическая деятельность детей
J Educ Psychol
. 2003; 95: 163-173.
40.
Беренсон А.Б., Виманн К.М., МакКомбс С. Подверженность насилию и связанное с ним опасное для здоровья поведение среди девочек-подростков.
Arch Pediatr Adolesc Med
.
2001; 155: 1238-1242.
41.
Центр ресурсов по безопасности детей и анализу данных. Государственные издержки насилия со стороны молодежи.
42.
Бремнер Д. Долгосрочные последствия жестокого обращения в детстве для мозга и нейробиологии.
Психиатрическая клиника для детей и подростков
. 2003; 12: 271-291.
43.
Саутвик С.М., Пейдж С., Морган Калифорния и др. Изменения нейротрансмиттеров при посттравматическом стрессе: катехоламины и серотонин.
Semin Clin Нейропсихиатрия
. 1999; 4: 242-248.
44.
Сапольский Р.М. Глюкокортикоиды и атрофия гиппокампа при нервно-психических расстройствах.
Arch Gen Psychiatry
.2000; 57: 925-935.
45.
Иегуда Р. Посттравматическое стрессовое расстройство.
N Engl J Med
.
2002; 346: 108-114.
46.
Bremner D, Vythilingam M, Vermetten E, et al. МРТ и ПЭТ исследуют дефицит структуры и функции гиппокампа у женщин, перенесших сексуальное насилие в детстве и посттравматическое стрессовое расстройство.
Am J Psychiatry
. 2003; 160: 924-932.
47.
Сапольский Р. Почему стресс вреден для мозга.
Наука
. 1996; 273: 749-750.
48.
Голлан Дж. К., Ли Р., Коккаро Э. Ф. Психопатология развития и нейробиология агрессии.
Dev Psychopathol
. 2005; 17: 1151-1171.
49.
Горман-Смит Д., Генри ДБ, Толан PH. Подверженность насилию в сообществе и совершению насилия: защитные эффекты функционирования семьи.
J Clin Детская подростковая психология
. 2004; 33: 416-449.
50.
Брукмейер К.
А., Генрих С.К., Шваб-Стоун М. Подростки, ставшие свидетелями насилия в обществе: могут ли поддержка родителей и просоциальные познания защитить их от совершения насилия?
Детский Dev
. 2005; 76: 917-929.
51.
Блюм Дж., Ирландия М., Блюм Р.В.; Здоровье подростков. Гендерные различия в насилии среди несовершеннолетних: отчет Add Health.
J Здоровье подростков
. 2003; 32: 234-240.
52.
Озер Э.Дж., Вайнштейн Р.С. Подверженность городских подростков насилию со стороны сообщества: роль поддержки, безопасность в школе и социальные ограничения в школьной выборке мальчиков и девочек.
J Clin Детская подростковая психология
. 2004; 33: 463-476.
53.
Берковиц С.Дж., Маранс С.М. Программа развития детей и охраны общественного порядка: партнерство по борьбе с последствиями насилия.
ISR J Psychiatry Relat Sci
.
2000; 37: 103-14.
54.
Боровски И.В., Мозаени С., Стуенкель К., Ирландия М. Влияние вмешательства на базе первичной медико-санитарной помощи на агрессивное поведение и травмы у детей.
Педиатрия
. 2004; 114: e392-e399.
55.
Wolfe DA, Wekerle C, Scott K и др. Свидания по предотвращению насилия с молодежью из групп риска: контролируемая оценка результатов.
J Консультируйтесь с Clin Psychol
. 2003; 71: 279-291.
56.
Каздин А.Е., Сигел Т., Басс Д. Тренинг по навыкам решения когнитивных проблем и тренинг по управлению родителями при лечении антисоциального поведения у детей.
J Консул Clin Psychol
. 1992; 60: 733-747.
57.
Нельсон-Грей Р.О., Кин С.П., Херст Р.М. и др. Модифицированная программа обучения навыкам DBT для оппозиционно вызывающих подростков: многообещающие предварительные результаты.
Behav Res Ther
. 2006; 44: 1811-1820.
58.
Доннели CL. Подходы фармакологического лечения детей и подростков с посттравматическим стрессовым расстройством.
Детский подростковый Clin N Am
. 2003; 12: 251-269.
59.
Аснис Г.М., Кон С.Р., Хендерсон М., Браун Н.Л. СИОЗС против не-СИОЗС при посттравматическом стрессовом расстройстве: обновленная информация с рекомендациями.
Лекарственные препараты
. 2004; 64: 383-404.
60.
Дэвидсон Дж. Р., Ротбаум Б. О., ван дер Колк Б. А. и др. Многоцентровое двойное слепое сравнение сертралина и плацебо в лечении посттравматического стрессового расстройства.
Arch Gen Psychiatry
. 2001; 58: 485-492.
61.
Marshall RD, Schneider FR, Fallon BA, et al. Открытое исследование пароксетина у пациентов с хроническим посттравматическим стрессовым расстройством, не связанным с боевыми действиями.
J Clin Psychopharmacol
. 1998; 18: 10-18.
62.
Marmar CR, Foy D, Kagan B, Pynoos RS. Комплексный подход к лечению посттравматического стресса. В: Pynoos RS, ed.
Посттравматическое стрессовое расстройство: клинический обзор
. Лютервилль, Мэриленд: Сидран Пресс; 1993: 65-98.
63.
Лофф Д., Гримли П., Куллер Ф. и др. Карбамазепин при посттравматическом стрессе.
J Am Acad Детская подростковая психиатрия
.1995; 34: 703-704.
64.
Fessler FA. Вальпроат при посттравматическом стрессовом расстройстве, связанном с боевыми действиями.
J Clin Psychiatry
. 1991; 52: 361-364.
65.
Berlant J, van Kammen DP. Открытый топирамат в качестве первичной или дополнительной терапии хронического гражданского посттравматического стрессового расстройства: предварительный отчет.
J Clin Psychiatry
. 2002; 63: 15-20.
66.
Horrigan JP, Barnhill LJ. Рисперидон и посттравматическое стрессовое расстройство у мальчиков.
J Neuropsychiatry Clin Neurosci
. 1999; 11: 126-127.
67.
Hamner MB, Deitsch SE, Brodrick PS, et al. Лечение кветиапином у пациентов с посттравматическим стрессовым расстройством: открытое испытание дополнительной терапии.
J Clin Psychopharmacol
. 2003; 23: 15-20.
Подтипы агрессора / жертвы и факторы учителя в первом классе как факторы риска для более поздних симптомов психического здоровья и функционирования школы
Aber, J.Л., Браун, Дж. Л., и Джонс, С. М. (2003). Траектории развития насилия в среднем детстве: курс, демографические различия и реакция на вмешательство в школе. Психология развития, 39 , 324–348.
Артикул Google ученый
Ablow, JC, Measelle, J.R, Kraemer, HC, Harrington, R., Luby, J., Smider, NA, Dierker, L., Clark, V., Dubika, B., Heffelfinger, A ., Эссекс, MJ, & Купфер, Д.Дж. (1999). Итоговое исследование Макартура в трех городах: оценка мультиинформантных показателей симптоматологии маленьких детей. Журнал Академии детской и подростковой психиатрии, 38 , 1580–1590.
Артикул Google ученый
Барон, Дж. Б. (1999). Повышение успеваемости и повышение успеваемости в Коннектикуте . Вашингтон, округ Колумбия: Группа национальных образовательных целей.
Google ученый
org/ScholarlyArticle»>Бойл, М.Х., Оффорд, Д. Р., Расин, Ю., Сатмари, П., и Сэнфорд, М. (1993). Оценка пересмотренных шкал исследования здоровья Онтарио. Журнал детской психологии и психиатрии и смежных дисциплин, 34 , 189–213.
Артикул Google ученый
Buhs, E.S., & Ladd, G.W. (2001). Неприятие сверстников как предшественник адаптации детей младшего возраста к школе: исследование процессов посредничества. Психология развития, 37 , 550–560.
Артикул Google ученый
Бурчинал, М. Р., Пайснер-Фейнберг, Э., Пианта, Р., и Хоус, К. (2002). Развитие академических навыков от дошкольного до второго класса: семейные и классные предикторы траекторий развития. Журнал школьной психологии, 40 , 415–436.
Артикул Google ученый
Каталано, Р. Ф., Мацца, Дж.Дж., Харачи, Т. В., Эбботт, Р. Д., Хаггерти, К. П., и Флеминг, К. Б. (2003). Воспитание здоровых детей через социальное развитие в начальной школе: результаты через 1,5 года. Журнал школьной психологии, 41 , 143–164.
Артикул Google ученый
Чанг, Л. (2003). Различные эффекты детской агрессии, социальной изоляции и просоциального лидерства в зависимости от убеждений и поведения учителей. Развитие ребенка, 74 , 535–548.
Артикул Google ученый
Коэн, Дж. И Коэн, П. (1983). Применял множественный регрессионный / корреляционный анализ для наук о поведении (2-е изд.
). Махва, Нью-Джерси: Лоуренс Эрлбаум Ассошиэйтс.
Google ученый
Коулман, Дж. С., Кэмпбелл, Э. К., Хобсон, К. Дж., Макпартленд, Дж., Настроение, А. М., Вайнфельд, Ф.Д. и Йорк, Р. Л. (1966). Равные возможности получения образования . Вашингтон, округ Колумбия: Типография правительства США.
Google ученый
Крик Н. Р. и Додж К. А. (1996). Механизмы обработки социальной информации о реактивной и проактивной агрессии. Развитие ребенка, 67 , 993–1002.
Артикул Google ученый
Дарлинг-Хэммонд, Л.(2000, январь). Качество учителей и успеваемость учащихся: обзор доказательств государственной политики.
Архив анализа образовательной политики, 8 [Он-лайн сериал]. Доступно: http://epaa.asu.edu/epaa/v8n1.
Дитер-Декард, К. (2001). Аннотация: недавнее исследование, посвященное роли взаимоотношений со сверстниками в развитии психопатологии. Журнал детской психологии и психиатрии и смежных дисциплин, 42 , 565–579.
Артикул Google ученый
Додж, К.A., & Coie, J. D. (1987). Факторы обработки социальной информации в реактивной и проактивной агрессии в детских группах сверстников. Журнал личности и социальной психологии, 53 , 1146–1158.
Артикул Google ученый
Додж, К.
А., Лохман, Дж. Э., Харниш, Дж. Д., Бейтс, Дж. Э. и Петтит, Г. С. (1997). Реактивная и проактивная агрессия у школьников и подростков с хроническим насилием с психическими расстройствами. Журнал аномальной психологии, 106 , 37–51.
Артикул Google ученый
Элмор Р. и Берни Д. (1997). Инвестирование в обучение учителей: повышение квалификации персонала и улучшение преподавания в муниципальном школьном округе № 2, Нью-Йорк . Нью-Йорк: Национальная комиссия по обучению и будущему Америки.
Google ученый
Entwisle, D.Р. и Александр, К. Л. (1989). Раннее школьное обучение как феномен «критического периода». В К. Намбудири и Р. Г. Корвин (ред.), Исследования в области социологии образования и социализации, том 8: избранные методологические вопросы (стр. 27–55). Гринвич, Коннектикут: JAI.
Google ученый
Эссекс, М. Дж., Кляйн, М. Х., Чо, Э. и Калин, Н. Х. (2002). Материнский стресс, начинающийся в младенчестве, может повысить чувствительность детей к более позднему стрессу: влияние на кортизол и поведение. Биологическая психиатрия, 52 , 776–784.
Артикул Google ученый
Эссекс, М. Дж., Бойс, В. Т., Гольдштейн, Л. Х., Армстронг, Дж. М., Кремер, Х. К., Купфер, Д. Дж. И др. (2002). Сочетание умственных, физических, социальных и академических трудностей в среднем детстве II: Разработка опросника Макартура по здоровью и поведению. Журнал Американской академии детской и подростковой психиатрии, 41 , 588–603.
Артикул Google ученый
Фармер, А. Д., Бирман, К. Л., и Исследовательская группа по предотвращению проблем с поведением. (2002). Предикторы и последствия агрессивно-замкнутых профилей проблем в начальной школе. Журнал клинической детской и подростковой психологии, 31 , 299–311.
Google ученый
Frome, P.M., & Eccles, J.S. (1998).Влияние родителей на восприятие детьми достижений. Журнал личности и социальной психологии, 74 , 435–452.
Артикул Google ученый
Гринвальд Р., Хеджес Л. В. и Лайн Р. Д. (1996). Влияние школьных ресурсов на успеваемость учащихся. Обзор исследований в области образования, 66 , 361–396.
Google ученый
org/Book»>Харди, М.А. (1993). Регрессия с фиктивными переменными . Таузенд-Оукс, Калифорния: Sage Publications.
Google ученый
Ханиш, Л. Д., и Герра, Н. Г. (2004). Агрессивные жертвы, пассивные жертвы и хулиганы: преемственность в развитии или изменение в развитии? Merrill-Palmer Quarterly, 50 , 17–38.
Артикул Google ученый
Хазелагер, Г.Т., Силлессен, А. Х. Н., Ван Лисхаут, К. Ф. М., Риксен-Вальравен, Дж. М. А., и Хартуп, В. В. (2002). Неоднородность среди сверстников, отвергнутых в среднем детстве: пути развития социального поведения. Психология развития, 38 , 446–456.
Артикул Google ученый
org/ScholarlyArticle»>Haynie, D. L., Nansel, T., Eitel, P., Crump, A. D., Saylor, K., Yu, K., & Simons-Morton, B. (2001). Хулиганы, жертвы и хулиганы / жертвы: отдельные группы молодежи из группы риска. Journal of Early Adolescence, 21, , 29–49.
Артикул Google ученый
Генри Д. Б. (2000). Группы сверстников, семьи и школьная неуспеваемость среди городских детей: элементы риска и успешные меры вмешательства. Предотвращение неудач в школе, 44 , 97–104.
Артикул Google ученый
Гесс, Л. Э., и Аткинс, М. С. (1998). Жертвы и агрессоры в школе: восприятие учителем, собой и сверстниками психосоциального функционирования. Прикладная развивающая наука, 2 , 75–89.
Артикул Google ученый
Ялонго, Н. С., Вертхамер, Л., Келлам, С. Г., Браун, К. Х., Сонгбай, В., и Лин, Ю. (1999). Непосредственное влияние двух первоклассных профилактических вмешательств на раннее поведение, связанное с риском злоупотребления психоактивными веществами, депрессии и антиобщественного поведения. Американский журнал общественной психологии, 27 , 599–641.
Артикул Google ученый
Ювонен, Дж., Нишина, А., и Грэм, С. (2000). Домогательства со стороны сверстников, психологическая адаптация и школьная работа в раннем подростковом возрасте. Журнал педагогической психологии, 92, , 349–359.
Артикул Google ученый
org/ScholarlyArticle»>Келлэм, С. Г., Линг, X., Мериска, Р., Браун, К. Х. и Ялонго, Н. (1998). Влияние уровня агрессии в первом классе на течение и податливость агрессивного поведения в средней школе. Развитие и психопатология, 10 , 165–185.
Артикул Google ученый
Кохендерфер-Ладд, Б. (2003). Выявление агрессивных и асоциальных жертв и стабильность их виктимизации со стороны сверстников. Merrill-Palmer Quarterly, 49 , 401–425.
Артикул Google ученый
Кохендерфер-Лэдд, Б., и Уордроп, Дж. Л. (2001).Хроничность и нестабильность виктимизации детей сверстниками как предикторы траекторий одиночества и социального удовлетворения. Развитие ребенка, 72 , 134–151.
Артикул Google ученый
Кохендерфер, Б.Дж., и Лэдд, Г.В. (1996). Виктимизация сверстников: проявления и отношение к школьной адаптации в детском саду. Журнал школьной психологии, 34 , 267–283.
Артикул Google ученый
Kraemer, H.К. и Блейси, К. М. (2004). В центре внимания регрессионного анализа: стратегия предотвращения ошибок в статистических выводах. Международный журнал методов психиатрических исследований, 13 , 141–151.
Артикул Google ученый
Kraemer, H. C., Measelle, J. R., Ablow, J. C., Essex, M. J., Boyce, W.
T., & Kupfer, D. J. (2003). Новый подход к множеству информантов: смешивание и сопоставление контекстов и точек зрения. Американский журнал психиатрии, 160 , 1566–1577.
Артикул Google ученый
Кумпулайнен К., Рассанен Э., Хенттонен И., Альмквист Ф., Кресанов К., Линна С. Л. и др. (1998). Буллинг и психиатрические симптомы среди детей младшего школьного возраста. Жестокое обращение с детьми и безнадзорность, 22 , 705–717.
Артикул Google ученый
Куперсмидт, Дж. Б., Бурчинал, М., и Паттерсон, К. (1995).Паттерны развития детских отношений со сверстниками как предикторы экстернализации поведенческих проблем. Развитие и психопатология, 7 , 825–843.
Артикул Google ученый
org/ScholarlyArticle»>Лэдд, Г. У., и Берджесс, К. Б. (2001). Смягчают ли риски в отношениях и защитные факторы связь между детской агрессией и ранней психологической и школьной адаптацией? Развитие ребенка, 72 , 1579–1601.
Артикул Google ученый
Ladd.Г. У. (1999). Отношения со сверстниками и социальная компетентность в раннем и среднем детстве. Ежегодный обзор психологии, 50 , 333–359.
Артикул Google ученый
Литтл, Т. Д., Браунер, Дж., Джонс, С. М., Нок, М. К., и Хоули, П. Х. (2003). Переосмысление агрессии: типологическое исследование функций агрессии. Merrill-Palmer Quarterly, 49 , 343–369.
Артикул Google ученый
org/Book»>Ольвеус, Д.(1978). Агрессия в школе: хулиганы и их мальчики для битья . Вашингтон, округ Колумбия: полушарие.
Google ученый
Парк, Дж. Эссекс, М., и Кляйн, М. (2003). Агрессивные жертвы как отдельная подгруппа школьных издевательств: ранний ребенок и семейные факторы. Представлено на проходящем раз в два года собрании Общества исследований в области развития детей, Тампа, Флорида.
Перри, Д.Г., Перри, Л. С., и Кеннеди, Э. (1992). Конфликт и развитие антиобщественного поведения. В Shantz, C.U., & Hartup, W. W. (Eds.), Конфликт в развитии детей и подростков (стр. 301–329). Нью-Йорк: Издательство Кембриджского университета.
Google ученый
org/ScholarlyArticle»>Пирс, К. М., Хамм, Дж. В., и Ванделл, Д. Л. (1999). Опыт внешкольных программ и приспособление детей к первоклассным классам. Развитие ребенка, 70 , 756–767.
Артикул Google ученый
Рид, Дж. Б., Эдди, Дж. М., Фетроу, Р. А., и Стулмиллер, М. (1999). Описание и непосредственные последствия профилактического вмешательства для проблем поведения. Американский журнал общественной психологии, 27 , 483–517.
Артикул Google ученый
Рудольф, К. Д., и Ашер, С. Р. (2000). Адаптация и дезадаптация в системе сверстников: процессы развития и результаты.В А. Дж. Самерофф, М. Льюис и С. М. Миллер (ред.), Справочник по психопатологии развития (стр. 157–175).
Нью-Йорк: Kluwer Academic / Plenum Publishers.
Google ученый
Раттер М. и Моган Б. (2002). Результаты оценки эффективности школы: 1979–2002 гг. Журнал школьной психологии, 40 , 451–475.
Артикул Google ученый
Шварц, Д.(2000). Подтипы жертв и агрессоров в детских группах сверстников. Журнал аномальной детской психологии, 28 , 181–192.
Артикул Google ученый
Шварц, Д., Проктор, Л. Дж., И Чиен, Д. Х. (2001). Агрессивная жертва запугивания: эмоциональная и поведенческая дисрегуляция как путь к виктимизации со стороны сверстников.
В J. Juvonen & S. Graham (Eds.), Преследование сверстников в школе: тяжелое положение уязвимых и пострадавших (стр.147–174). Нью-Йорк: Guilford Press.
Google ученый
Снайдер, Дж. (1999). Объединенный школьный округ Нью-Хейвена: система качества преподавания для достижения превосходства и справедливости . Нью-Йорк: Национальная комиссия по обучению и будущему Америки, Педагогический колледж Колумбийского университета.
Google ученый
Стормшак, Э. А., Бирман, К. Л., Бруски, К., Додж, К.А., Кой, Дж. Д. и Исследовательская группа по предотвращению проблем с поведением. (1999). Связь между поведенческими проблемами и предпочтениями сверстников в разных классах. Развитие ребенка, 70 , 169–182.
Артикул Google ученый
Тоблин, Р. Л., Шварц, Д., Корман, А. Х., и Абу-эззеддин, Т. (2005). Социально-когнитивные и поведенческие атрибуты агрессивных жертв издевательств. Прикладная психология развития, 26 , 329–346.
Артикул Google ученый
Вентцель, К. Р. (2002). Похожи ли эффективные учителя на хороших родителей? Стили обучения и адаптация учеников в раннем подростковом возрасте. Развитие ребенка, 73 , 287–301.
Артикул Google ученый
Вентцель, К. Р. (1999). Социально-мотивационные процессы и межличностные отношения: значение для понимания мотивации в школе.
Журнал педагогической психологии, 91 , 76–97.
Артикул Google ученый
Вентцель, К. Р., Барри, К. М., и Колдуэлл, К. А. (2004). Дружба в средней школе: влияние на мотивацию и школьную адаптацию. Журнал педагогической психологии, 96 , 195–203.
Артикул Google ученый
Вудворд, Л. и Фергюссон, Д.М. (2000). Проблемы во взаимоотношениях со сверстниками в детстве, а в дальнейшем — риски неуспеваемости и безработицы. Журнал детской психологии и психиатрии и смежных дисциплин, 41 , 191–201.
Артикул Google ученый
ван ден Оорд, Э.
Дж. К. Г., и Ван Россем, Р. (2002). Различия в адаптации к школе первоклассников: роль характеристик класса и социальной структуры группы. Журнал школьной психологии, 40 , 371–394.
Артикул Google ученый
Границы | Дивергентные процессы восприятия киберзапугивания между жертвами и агрессорами: построение объяснительных моделей
Введение
Отсутствие согласия при определении и разграничении концепции киберзапугивания вызывает все более явные споры о критериях, которые его определяют (Slonje and Smith, 2013). К существующим расхождениям между исследователями в концептуализации киберзапугивания мы должны добавить различные точки зрения подростков на эту конструкцию.В этом смысле мы можем обнаружить, что молодые люди классифицируют определенные виртуальные агрессии как эпизоды киберзапугивания, не становясь ими. Или, что еще хуже, проявления киберзапугивания могут интерпретироваться как безобидное поведение.
С другой стороны, влияние опыта агрессии или виктимизации в определении кибербуллинга еще недостаточно проверено. Исследование восприятия подростками киберзапугивания показало, что тип участия в любой конкретной ситуации киберзапугивания существенно влияет на то, какие критерии подросток считает определяющими эту конструкцию (Vandebosch and Van Cleemput, 2008; Dredge et al., 2014).
Определение критериев киберзапугивания
Главным достижением, казалось бы, является общее согласие по пяти критериям, которые отличают киберзапугивание от агрессивного поведения в онлайновом контексте. Эти критерии можно резюмировать следующим образом: дисбаланс сил, намерение причинить другому человеку социальный или психологический вред, повторение агрессивного поведения, анонимность и публичность (Thomas et al., 2015).
Повтор
Thomas et al. (2017) считали повторение агрессивного поведения определяющим критерием киберзапугивания и считают, что оно существует, когда происходит непрерывная отправка угрожающих или оскорбительных сообщений через виртуальные форумы, мобильную телефонию и т.
Д.Другие исследователи, однако, предупреждают об ограниченном значении этого критерия при определении и идентификации эпизодов киберзапугивания, утверждая, что единичная агрессия, которая распространяется бесконтрольно (вирусность), может причинить повторяющийся вред жертве аналогично тому, как если бы такое поведение было выполнено. непрерывно (Hutson, 2016). Хотя смущающий частный контент мог быть отправлен только одному получателю, его могут увидеть и затем перенаправить другие, не только увеличивая стойкость вреда (Pieschl et al., 2015), но также и восприятие его серьезности (Schultze-Krumbholz et al., 2014; Wright et al., 2017).
Дисбаланс мощности
В киберсценарии восприятие власти связано с относительным владением навыками использования ИКТ (Barlett et al., 2017b). Знание этих инструментов облегчает доступ к частным материалам, манипулирование ими и их распространение, а также создает препятствия для идентификации агрессора (Casas et al., 2013). Тем не менее, владение жертвой ИКТ не мешает ей подвергаться эпизодам киберзапугивания, так что актуальность этого критерия может быть меньше, чем может показаться на первый взгляд.
Намерение причинить вред
Отсутствие личного общения вызывает предвзятость в интерпретации смысла сообщения, а это, в свою очередь, приводит к частым заблуждениям относительно намерений человека, с которым они взаимодействуют или обмениваются сообщениями. Однако, несмотря на эти трудности в выявлении преднамеренности киберповедения, Кросслин и Голман (2014) отмечают, что подростки считают намерение причинить вред основным фактором, определяющим эпизод агрессии как киберзапугивание.
Анонимность
Kowalski et al. (2012) утверждают, что анонимность может побудить определенных людей действовать так, как они никогда бы не подумали в реальной жизни. Восприятие безнаказанности, которую допускает сокрытие личности, способствует принятию предосудительного с этической точки зрения поведения, включая совершение агрессии и других видов киберпреступности (Compton et al., 2014; Barlett et al., 2017a).
Публичность
Наконец, критерий публичности определяется как открытое и неконтролируемое распространение агрессивного поведения.
Для таких исследователей, как Patchin и Hinduja (2010), это один из критериев, наиболее часто используемых в киберзапугивании. Для Nocentini et al. (2010), однако, хотя они признают актуальность этого критерия как отражающего серьезность киберпреступлений, он не является фактором, определяющим или ограничивающим конструкцию киберзапугивания. Стикка и Перрен (2013) сообщают, что швейцарские подростки и Чен и Ченг (2016), что молодые тайваньцы придают особое значение публичному измерению киберпреступлений и что они считают его определяющей характеристикой киберзапугивания, в свою очередь определяющей серьезность вреда.
Сочетание и взаимодействие критериев как ключевых показателей для выявления киберзапугивания
Многие исследования, посвященные этой теме, используют небольшие выборки и прибегают к исследовательскому анализу, чтобы определить, какие критерии для подростков имеют прямое отношение к киберзапугиванию, какие критерии имеют косвенное отношение, а какие нет. Эти данные будут способствовать построению предварительной теоретической структурной модели, которая позволит понять восприятие подростками феномена киберзапугивания (Palladino et al.
, 2017). Эти исследования проводились в странах с разными культурами. Но это не означает, что культура — это переменная, которую следует считать ответственной за обнаруженные расхождения, поскольку в сегодняшнем глобализированном мире представления быстро распространяются независимо от культуры или этнической принадлежности.
В частности, Baas et al. (2013) сосредоточились на критериях преднамеренности и повторения и пришли к выводу, что восприятие этих критериев детьми в возрасте 11–12 лет неоднозначно и произвольно, и поэтому невозможно определить, является ли связь между этими двумя критериями наиболее вероятной. используется при определении киберзапугивания.Вместо этого Menesini et al. (2012) отмечают, что многие европейские подростки понимают, что если поведение повторяется, то его нельзя классифицировать как непреднамеренное, что будет отражать взаимосвязь между повторением и критериями преднамеренности.
Соответствие определенных критериев изучалось Nocentini et al.
(2010). Они отметили важность, которую европейские подростки придают таким критериям, как преднамеренность и несбалансированность, при различении акта кибер-агрессии от эпизода киберзапугивания.Однако Dredge et al. (2014) обнаружили, что очень немногие австралийские подростки считают намерение причинить вред и дисбаланс сил важными составляющими определения киберзапугивания.
Результаты, касающиеся восприятия других критериев, таких как анонимность или предание гласности агрессии, редки и противоречивы. Schultze-Krumbholz et al. (2014) утверждают, что подростки осознают влияние анонимности и гласности на серьезность кибер-агрессии, но не считают эти два фактора определяющими характеристиками киберзапугивания.
Куадрадо и Фернандес (2016) показывают, что восприятие подростками киберзапугивания зависит от роли, которую они играют в агрессоре или жертве: жертвы считают, что преднамеренность, гласность и дисбаланс сил напрямую связаны с киберзапугиванием, причем преднамеренность оказывает наибольшее влияние на три; агрессоры считают дисбаланс сил наиболее важным параметром, определяющим киберзапугивание, за которым следует намерение причинить вред.
Наконец, такие исследования, как Betts and Spenser (2017), отмечают нормализацию агрессивного поведения как модели социальных отношений и взаимодействия среди подростков.Это искаженное восприятие может быть предиктором киберзапугивания (Cuadrado and Fernández, 2016). Эти результаты вместе с результатами упомянутых выше работ позволяют подойти к построению предварительной теоретической структурной модели восприятия подростками киберзапугивания.
Исследование
Многочисленные споры и противоречия, которые все еще существуют в отношении определения границ конструкции киберзапугивания, демонстрируют необходимость дальнейших исследований, направленных на определение критериев, формирующих структуру восприятия подростками этого феномена, и на поиск объяснений такого поведения.В предыдущих исследованиях анализировались отношения зависимости между парами критериев, определяющих киберзапугивание, особенно между дисбалансом и преднамеренностью. Однако, чтобы понять основные механизмы, которые определяют восприятие подростками этой конструкции, недостаточно проанализировать пары критериев.
Также необходимо изучить сеть потенциальных отношений, которая включает в себя все возможные факторы, как непосредственно наблюдаемые, так и скрытые, которые могут быть отнесены к конструкции киберзапугивания.Что касается жертв, обзор научной литературы показывает, что продолжающееся экспериментирование с ущербом, причиненным кибератаками (критерий повторения), усиливает восприятие намерения агрессора причинить психологический, эмоциональный, социальный ущерб и т. Д. Таким образом, критерий повторения может поддерживать косвенную связь с киберзапугиванием, осуществляемым через критерий преднамеренности. Точно так же отсутствие технических знаний, позволяющих выявить личность агрессоров, сделало бы эту технологическую область (дисбаланс сил) критерием первого порядка и критерием анонимности, зависящим от него.Кроме того, в случае агрессоров нормализация унижающего поведения как модели отношений между подростками может привести к тому, что критерии мести и рекламы будут поддерживать косвенную связь с конструкцией киберзапугивания, опосредованной этими неадаптированными социальными отношениями со сверстниками.
Цели настоящего исследования заключались в том, чтобы: (i) построить возможные объяснительные модели восприятия киберзапугивания на основе выявления и соотнесения критериев, формирующих эту конструкцию; (ii) определить прогностические значения критериев повторения, дисбаланса, преднамеренности, гласности, анонимности, мести и социальных отношений для восприятия подростками киберзапугивания; и (iii) проанализировать влияние предыдущего опыта кибервиктимизации и кибер-агрессии на построение объяснительных моделей восприятия киберзапугивания.
Методы
Образец
Выборка состояла из 2148 подростков (50,9% мальчиков и 49,1% девочек; SD = 0,5) в возрасте от 12 до 16 лет ( M = 13,9; SD = 1,2).
Для отбора участников мы применили стратифицированную многоступенчатую, приблизительно пропорциональную процедуру выборки с конгломератами и случайным отбором групп в государственных средних школах, в которых преподается обязательное среднее образование (ESO).
Рассматриваемые страты включали провинции и географические районы Эстремадура (Испания), выбирая города на севере, юге, востоке и западе региона и принимая во внимание их различные социокультурные контексты.Используемые конгломераты были средними школами. В каждой школе случайным образом был выбран один из четырех курсов, составляющих ESO (1-й год — возраст 12–13 лет; 2-й год — 14 лет; 3-й год — 15 лет; 4-й год — 16 лет).
Дизайн анкеты
Инструмент, использованный для сбора данных, представлял собой анкету из 28 вопросов, сгруппированных в девять блоков. Первый блок состоит из трех вопросов, которые позволяют определить, считают ли подростки себя агрессорами, жертвами или свидетелями киберзапугивания.Исходя из этого определения, мы можем проанализировать, как они себя ведут в оставшейся части анкеты, то есть как они воспринимают феномен киберзапугивания. Эти первые три вопроса также дают представление о том, как часто в течение последних 3 месяцев они совершали, становились жертвами или наблюдали эпизоды киберзапугивания.
Используемая шкала включала четыре значения: «никогда», «один или два раза», «один раз в неделю» и «несколько раз в неделю». Эта шкала использовалась во многих исследованиях, анализирующих распространенность кибербуллинга (например,г., Hemphill et al., 2012; Хуанг и Чжоу, 2013; Del Rey et al., 2015). Считается, что респондент играл роль агрессора, жертвы или свидетеля, если он заявляет, что хотя бы один или два раза был вовлечен в некоторые из представленных им форм поведения. Важно отметить, что подростки, которые проявили себя как жертвы и агрессоры в любой из модальностей, которые будут представлены ниже, были исключены как из подвыборки агрессора, так и из подвыборки жертвы, поскольку они играют некоторую другую роль, такую как хулиган / жертва, которая мы не анализируем в настоящем исследовании.Ниже мы представляем в качестве примера вопрос, который позволяет идентифицировать подростков, считающих себя жертвами киберзапугивания. Им было предложено указать, как часто в течение последних 3 месяцев они страдали от любого из следующих видов поведения: «(1) меня оскорбляли по мобильному телефону или через Интернет; (2) мне угрожали или шантажировали с помощью мобильного телефона или Интернета; (3) ложь и ложные слухи распространяются обо мне через мобильный телефон или Интернет; (4) Меня удалили из списков контактов в социальных сетях, групповых чатах или электронных письмах, чтобы исключить меня; (5) Кто-то притворился мной, и доступ к моей электронной почте, приватным чат-комнатам или профилю в социальной сети был осуществлен без моего разрешения; (6) они отправили по мобильному телефону или через Интернет изобличающие фотографии или видео, которые порочат или унижают меня; (7) они записывали драки, в которых я участвовал, и распространяли их через мобильные телефоны, социальные сети или другие кибер-средства; (8) они прислали материалы сексуального или эротического характера, в которых я принимал участие.
«Если подросток отвечает на один или несколько из этих вопросов, указывая частоту« по крайней мере один или два раза », и не заявляет о совершении какого-либо из этих нарушений, его относят к подвыборке потерпевших. Аналогично идентифицируется подвыборка агрессора.
Анализ надежности инструмента показал удовлетворительную внутреннюю согласованность блоков пунктов, направленных на идентификацию агрессоров, жертв и свидетелей (альфа Кронбаха: α = 0,87; α агрессия = 0,84; α виктимизация = 0.90; α свидетелей = 0,77).
Помимо исчерпывающего обзора научной литературы по этой теме, для подготовки вопросов, направленных на определение восприятия подростками киберзапугивания, были задействованы занятия в фокус-группах с выборкой из 49 подростков (16–18 лет), сгруппированных в команды по 7 человек. На этих занятиях подросткам давали 15 описаний различных видов кибератак, и их просили интерпретировать их, анализируя цель агрессора, возможные причины, которые заставили его или ее совершить этот определенный тип насилия, а также последствия. для жертвы.Из объяснений, которые были даны для каждого из представленных описаний, мы классифицировали ответы в соответствии с отсутствием или наличием критериев, которые подростки связывают с концептуализацией киберзапугивания. На основе этих ответов был проведен анализ главных компонентов для извлечения критериев, объясняющих большую часть общей изменчивости. В результате этого анализа были выбраны семь критериев (Таблица 1): намерение агрессора причинить вред (Компонент 1), дисбаланс сил между агрессором и жертвой (Компонент 2), публичность агрессии (Компонент 3), социальные отношения и формы общения, используемые подростками в кибер-мире (Компонент 4), повторение насилия (Компонент 5), анонимность, за которой скрываются те, кто насилует других (Компонент 6), и месть (Компонент 7), чья альфа Кронбаха значения надежности варьировались от 0.71 и 0,83.
Таблица 1 . Общая дисперсия, объясненная компонентами.
Эти критерии были включены в форме пунктов в 25 оставшихся вопросов анкеты, направленных на определение восприятия кибербуллинга и способов его проявления. 25 вопросов сгруппированы в 8 тематических блоков, соответствующих различным формам проявления этого явления в соответствии с критерием «типа поведения»: оскорбления (включая гомофобию), угрозы (включая шантаж), распространение ложных слухов, исключение (из списки контактов, социальные сети и т. д.), кража личных данных, секстинг, публикация порочащих изображений или видео, а также запись и распространение случаев физического насилия (Willard, 2006; Huang and Chou, 2010; Rivers and Noret, 2010; Kowalski et al., 2012). Каждый из этих блоков, кроме одного, состоит из 3 вопросов. Исключением является режим «оскорбления», для которого есть 4 вопроса, чтобы попытаться охватить большое разнообразие типов оскорблений, которые были встречены. С помощью этих вопросов мы можем определить восприятие подростками поведения, рассматриваемого как проявление киберзапугивания, и критерии, которые они используют для определения такого поведения.Шкала включает 5 значений, чтобы указать степень согласия с каждым из представленных пунктов (полностью согласен, согласен, ни согласен, ни не согласен, частично не согласен и не согласен).
Измерения по нескольким пунктам помогают свести к минимуму предвзятость восприятия респондента (Selkie et al., 2015). Такие авторы, как Asún et al. (2016) считают, что переменную можно рассматривать как (непрерывную) шкалу, когда ее значения представляют упорядоченные категории со значением метрики. Эти авторы утверждают, что в исследованиях социальных наук и психологии можно было бы рассматривать порядковые переменные как непрерывные переменные, понимая как значения точки отсечения непрерывной переменной.
После того, как черновик из 25 вопросов был подготовлен, он был представлен группе из 78 подростков, чтобы определить надежность вопросов, а также степень понимания и знакомства с терминами, используемыми в вопросах. Анализ надежности показал удовлетворительную внутреннюю согласованность в блоке элементов, предназначенных для оценки восприятия киберзапугивания (α Кронбаха = 0,79). Мы также рассчитали степень внутренней согласованности для каждого из этих восьми тематических блоков.
Вот результаты: оскорбления (α = 0.82), угрозы (α = 0,71), распространение ложных слухов (α = 0,76), исключение (α = 0,78), кража личных данных (α = 0,85), секстинг (α = 0,79), публикация порочащих изображений или видео (α = 0,77). ), а также регистрацию и распространение случаев физического насилия (α = 0,82). Впоследствии, как только данные общей выборки были введены, коэффициенты внутренней согласованности были пересчитаны. Результаты существенно не различались. Ниже приведены некоторые примеры вопросов, включенных в эти тематические блоки.
Примером такого типа вопросов является: «Как вы думаете, почему одни сверстники угрожают другим через телефонные звонки? (1) Потому что они не осмеливаются сделать это лицом к лицу из страха репрессий; (2) Потому что они могут скрывать свою личность и наводить страх на других, кто сильнее; (3) Потому что это их способ отношения; (4) Потому что так они чувствуют себя сильнее; (5) Потому что это единственный способ получить то, что они хотят; (6) Потому что они чувствуют себя более принятыми своими друзьями; (7) Потому что это способ отомстить; (8) Потому что они записывают телефонные разговоры, а затем распространяют их так, что жертва постоянно испытывает страх; (9) Потому что им нравится видеть, как страдают другие; (10) Это шутки или другие способы развлечься, типичные для подростков.
”
Другой пример: «Когда сверстник постоянно оскорбляет другого человека по мобильному телефону или через Интернет, я считаю такое поведение… (1) чем-то нормальным среди подростков; (2) обычный способ общения; (3) безобидное поведение, если оно происходит спорадически; (4) что-то не относящееся к делу, если человек, который меня оскорбляет, мне не важен или неизвестен; (5) безобидное поведение, если оно происходит наедине; (6) агрессия, когда она причиняет вред другому человеку; (7) форма мести другим людям, которые вам не нравятся или которые напали на вас; (8) агрессия со стороны популярного человека; (9) агрессия, если оскорбление сопровождается оскорбительным изображением.”
Затем был проведен подтверждающий факторный анализ подвыборок жертв и агрессоров, чтобы подтвердить размеры анкеты при применении к определенным группам.
Процедура
Поскольку это исследование проводилось с участием несовершеннолетних, требовалось согласие родителей, а также одобрение инспекторов образования областной администрации и различных управленческих групп школ.
Чтобы получить согласие родителей, им было отправлено письмо с описанием характера исследования, использования данных и обязательств по соблюдению конфиденциальности и анонимности.К этому письму прилагалась форма, которую родители должны были отправить в школу, если они не хотят, чтобы их дети участвовали в исследовании.
Инспекторам по образованию и руководящим группам был направлен отчет, в котором были подробно описаны цели исследования, процедуры и гарантии анонимности участников. Таким образом, это полностью соответствовало этическим нормам средних школ. Ранее как цели исследования, так и используемые процедуры, инструменты и методы контролировались и утверждались Комитетом по этике Университета Эстремадура (Испания).
Процедура сбора данных, выполняемая после того, как родители и руководство школы были проинформированы, заключалась в том, что исследователи посещали каждую из выбранных школ по очереди, где они распределяли анкеты в каждом из классов, и оставались в этих классах до тех пор, пока все участники добровольно пожелавшие принять участие вернули их заполненными.
Для фокус-групп отбирались только участники (16–18 лет), родители которых дали информированное согласие. Этот документ о согласии объясняет родителям деятельность, которую собираются выполнять их сыновья и дочери, как будет использоваться собранная информация и гарантии анонимности, которые мы предлагаем.
Анализ данных
В соответствии с целями, изложенными в этой статье, мы создали различные структурные модели, которые ранее были протестированы подтверждающим факторным анализом. Эти анализы проводились на: (i) подвыборке кибер-жертв и (ii) подвыборке кибер-агрессоров. Полученные модели структурных уравнений были подвергнуты оценке максимального правдоподобия. Чтобы проверить их соответствие, мы использовали статистику хи-квадрат, индекс сравнительного соответствия (CFI), индекс согласия (GFI), индекс Такера-Льюиса (TLI), среднеквадратичную ошибку аппроксимации (RMSEA). ), и средний остаток (RMR).Чтобы проверить наличие переобучения в полученных моделях, мы применили меры подгонки экономичности: индекс скупости нормированной подгонки (PNFI) и индекс качества подгонки (PGFI).
Мы также оценили стандартизированные коэффициенты регрессии, включенные в модели.
Результаты
Подвыборка Cyber Victim
В результате была получена подвыборка кибер-жертв из 328 участников (131 мальчик и 197 девочек), которые утверждали, что подвергались кибер-агрессии или агрессии по мобильному телефону со стороны своих сверстников за последние 3 месяца.Те, кто идентифицировал себя как жертвы и агрессоры, были исключены из исследования как играющие роли, которые можно было бы уподобить роли хулигана-жертвы или жертвы-агрессора, что расходится с целями настоящей работы.
Подтверждающий факторный анализ измерений, которые составляют восприятие жертвами кибер-агрессии, показал адекватное соответствие факторного решения: χ 2 / df = 1,064, p <0,01; RMSEA = 0,043; RMR = 0.031; CFI = 0,968; TLI = 0,953; GFI = 0,952.
Корреляционный анализ показал положительное прямое влияние дисбаланса ( r = 0,31, p <0,05), преднамеренности ( r = 0,69, p <0,001), публичности ( r = 0,41, p <0,01) и месть ( r = 0,27, p <0,05) на переменную киберзапугивания и прямое негативное влияние социальных отношений ( r = -0,51, p <0.
01) (таблица 2).
Таблица 2 . Корреляции между переменными, которые формируют восприятие жертвами поведения киберзапугивания.
Модель структурного уравнения, полученная в результате анализа данных о кибер-жертвах, включала семь стандартизованных наблюдаемых переменных и одну скрытую переменную, киберзапугивание (рис. 1). Рассчитанные индексы подгонки показали, что подгонка модели верна: χ 2 = 19,425; χ 2 / df = 1,284, p = 0.136; RMSEA = 0,033; RMR = 0,001; CFI = 0,976; TLI = 0,987; GFI = 0,981; NFI = 0,980.
Рисунок 1 . Модель структурного уравнения кибер-жертвы.
Рассчитанные индексы соответствия экономичности позволяют утверждать, что полученная модель не является переобученной: PGFI = 0,56; PNFI = 0,64.
Стандартизированные коэффициенты регрессии показали положительную прогностическую связь переменной киберзапугивания с преднамеренностью переменных (β = 0,691, p <0.
001), дисбаланс (β = 0,248, p <0,01) и публичность (β = 0,409, p <0,01), а также отрицательная связь с переменной социальных отношений (β = -0,252, p <0,01 ). Эта последняя переменная также, в свою очередь, предсказывает публичность киберагрессии (β = 0,290, p <0,05).
Важно отметить, что модель также указывает на то, что жертвы связывают киберзапугивание с местью (β = 0,167, p <0.05), и что влияние повторения на переменную киберзапугивания не прямое, а косвенное через переменную преднамеренности (β = 0,476, p <0,05). Наконец, что касается переменной анонимности, жертвы предсказывают ее существование через дисбаланс сил (β = 0,118, p <0,05), хотя они не верят, что анонимность является предиктором киберзапугивания.
Отношения между переменными в этой модели объясняют 53% дисперсии переменной киберзапугивания.
Подвыборка Cyber Aggressor
Подвыборка кибер-агрессоров состояла из 380 участников (232 мальчика и 148 девочек), которые сообщили, что в течение последних 2 месяцев совершали кибер- или телефонные злоупотребления с намерением нанести вред своим сверстникам.
Подтверждающий факторный анализ измерений, составляющих восприятие агрессорами кибер-агрессии, показал правильное соответствие факторного решения: χ 2 / df = 1,425, p <0.01; RMSEA = 0,039; RMR = 0,028; CFI = 0,975; TLI = 0,962; GFI = 0,971.
Корреляционный анализ показал прямое влияние на восприятие кибербуллинга трех переменных, две из которых положительные — дисбаланс ( r = 0,45, p <0,01) и преднамеренность ( r = 0,27, p <0,05. ) - и один отрицательный - социальные отношения ( r = -0,19, p <0,05). На основе этих результатов и корреляций, обнаруженных между параметрами, которые формируют восприятие кибер-агрессии, была построена модель структурного уравнения, состоящая из семи стандартизованных наблюдаемых переменных и одной скрытой переменной - киберзапугивания (рис. 2).Рассчитанные индексы подгонки показали правильность подгонки модели: χ 2 = 19,425; χ 2 / df = 1,521, p = 0,186; RMSEA = 0,042; RMR = 0,018; CFI = 0,970; TLI = 0,977; GFI = 0,974; NFI = 0,969.
Рисунок 2 . Модель структурного уравнения кибер-агрессора.
Рассчитанные индексы соответствия экономичности позволяют утверждать, что полученная модель не является переобученной: PGFI = 0,58; PNFI = 0,67.
Стандартизированные коэффициенты регрессии, отраженные в этой модели, показывают, что есть две переменные (анонимность и повторение), которые предсказывают дисбаланс сил между агрессором и жертвой, и, в свою очередь, эта асимметрия власти сильно предсказывает восприятие киберзапугивания (β = 0 .548, р <0,01). Кроме того, можно наблюдать взаимосвязь между дисбалансом переменных и преднамеренностью, которые предсказывают киберзапугивание. Переменная социальных отношений, тесно связанная с публичностью, является отрицательным предиктором киберзапугивания (β = -0,437, p <0,01). Наконец, выделяется связь между местью и социальными отношениями (β = 0,092, p <0,05).
Обсуждение
В современном технологическом обществе, в котором 97% подростков в возрасте от 12 до 18 лет используют социальные сети для общения, обмена любой информацией, общения или просто для развлечения (Garmendia et al.
, 2011), появляются новые формы и кодексы власти, новые способы управления эмоциональными состояниями, принятия решений о дружбе и т.д. распространены в киберпространстве, не всегда совместимы с существующими в физическом мире, новые формы конфликтов и насилия, по-видимому, вызваны неправильным толкованием этих правил или их преднамеренным игнорированием (Udris, 2014).
Результаты, представленные в этой статье, выявили сеть взаимодействий, которые подростки устанавливают между критериями, определяющими их восприятие киберзапугивания. В отличие от пяти критериев (преднамеренность, дисбаланс, повторение, публичность и анонимность), которые многие исследователи считают ключевыми факторами при идентификации этого феномена (Kowalski et al., 2012), модель восприятия этих испанских подростков показала, что только три из них критерии имеют прямое влияние на их определение киберзапугивания: преднамеренность, несбалансированность и гласность.
Таким образом, в этой модели повторение агрессивного поведения исключено из определяющего фактора, чтобы стать фактором, вторично связанным с критерием публичности.
Незначительное значение, которое подростки придают повторению киберпреступлений, можно объяснить характеристиками новых средств и форм общения, преобладающих в киберпространстве. Скорость и отсутствие контроля над распространением агрессивного поведения после того, как оно было опубликовано в социальных сетях или передано по мобильному телефону, могут, как указано Mishna et al.(2010), приводят к повторному причинению вреда жертве, хотя насилие как таковое имело место только один раз.
Еще один критерий, который подростки отводят на второй план — анонимность. Несмотря на результаты некоторых других исследований, показывающих, что молодые люди считают сокрытие личности агрессора предиктором киберзапугивания (Hoff and Mitchell, 2009; Udris, 2014), знания или разумные подозрения многих жертв и свидетелей в отношении авторства злоупотребление объяснило бы, почему этот критерий релятивизируется и во-вторых, связан с дисбалансом сил, понимаемым под последним как умение использовать технологические ресурсы для сокрытия личности агрессора.
В дополнение к этим пяти критериям и их взаимосвязям Compton et al. (2014) указали, что для некоторых молодых людей развлечения или развлечения могут быть решающими или прогностическими факторами киберзапугивания. Однако в настоящем исследовании мы обнаружили, что подростки узаконивают некоторую кибер-агрессию, ссылаясь на появление новых форм взаимодействия и общения, характерных для их поколения, и поэтому не классифицируют такое поведение как эпизоды киберзапугивания.Избирательное применение моральных стандартов объяснило бы, как одно и то же насилие может быть истолковано временами как способ развлечься, а иногда как преднамеренная агрессия. Эта противоречивая форма двойного рассуждения может быть мотивирована либо обнаружением низкого уровня этической компетентности (Müller et al., 2014), либо попыткой избежать чувства вины или принятия определенных обязанностей (Sticca and Perren, 2015). Отрицательная связь, установленная подростками в этом исследовании между критерием социальных отношений и конструкцией киберзапугивания, свидетельствует о существовании определенного дисбаланса в их моральных рассуждениях.
Наконец, в объяснительной модели восприятия киберзапугивания, построенной на основе результатов этого исследования, появляется новый фактор: месть. Хотя Кросслин и Голман (2014) предположили, что американские подростки понимают месть как мотив или причину появления киберзапугивания, испанские подростки считают месть оправданной реакцией жертв на пережитые ими киберзапугивания.
Но, несомненно, одним из факторов, оказывающих наибольшее влияние на определение восприятия киберзапугивания, является предыдущий опыт кибер-агрессии и кибервиктимизации.Об этом свидетельствуют основные различия между объяснительными моделями восприятия агрессорами и жертвами киберзапугивания. Хотя и агрессоры, и жертвы совпадают в указании на дисбаланс и преднамеренность как на предикторы киберзапугивания, агрессоры подчеркивают дисбаланс, тогда как жертвы подчеркивают преднамеренность. Возможная неосведомленность агрессоров или их неспособность предвидеть последствия, которые их действия или оскорбительные комментарии будут иметь для их сверстников, может привести к тому, что совершенная агрессия не будет восприниматься как моральное нарушение.
В результате они не приписывают этим действиям намерение причинить вред (Talwar et al., 2014). Также возможно, как отмечают Staude-Müller et al. (2012), что подростки усвоили и нормализовали жестокое поведение как кажущиеся безобидными паттерны социальных отношений со своими сверстниками, и поэтому они не только не ощущают никакого намерения причинить вред, но также устанавливают сильную антагонистическую связь между социальными отношениями и киберзапугивание. По мнению Парка и др., Для жертв отнесение критерия дисбаланса к менее важным критериям может.(2014), объясняются их представлением о типе отношений между агрессором и жертвой, в котором не всегда есть какое-либо подтверждение асимметрии власти.
Объяснительные модели восприятия кибербуллинга агрессором и жертвой также различаются по тому, как учитывается критерий публичности. Злоумышленники тесно связывают этот критерий с механизмами социального взаимодействия, тогда как жертвы считают его предсказанием киберзапугивания.
Неоднократный опыт причинения вреда в результате распространения и огласки злоупотреблений, которым они подверглись, может объяснить, почему жертвы включают этот критерий в качестве ключевого фактора при определении киберзапугивания.
Другие различия между агрессорами и жертвами заключаются в их восприятии критерия анонимности. Кибер-агрессоры восприняли анонимность как действие, способствующее усилению дисбаланса сил. Однако жертвы считают анонимность очевидным результатом того же дисбаланса сил. Только те, кто в совершенстве владеет навыками ИКТ, могут эффективно анонимно заявить о себе.
Что касается различий по критерию повторения агрессивного поведения, то кибератаки считают повторение злоупотреблений явным проявлением демонстрации власти.Стремление к общественному признанию и принятию со стороны сверстников порождает у этих подростков потребность постоянно демонстрировать свою силу, даже если им приходится прибегать к предосудительному с этической точки зрения поведению.
Однако жертвы считают повторение явным признаком намерения причинить вред. Как отмечают Menesini et al. (2012), если злоупотребление происходит неоднократно, его нельзя рассматривать как случайное безвредное действие, а как преднамеренное действие, направленное на причинение вреда другим.
Наконец, мы обнаружили важные различия в интерпретации критерия мести агрессорами и жертвами.Те, кто совершает насилие по отношению к своим сверстникам, воспринимали поведение мести как механизм социального взаимодействия, в котором отсутствует какое-либо подразумеваемое намерение причинить вред. Казалось бы, это свидетельствует о том, что агрессоры менее требовательны к моральной оценке своего поведения, и, как указывает Talwar et al. (2014), они могут оказаться в положении риска моральной дезадаптации с повышенной вероятностью интерпретировать агрессивные и мстительные ситуации как развлечение или развлечение. Напротив, жертвы убеждены, что кибер-злоупотребление вызывает чувство мести, которое частично связано с существовавшим ранее дисбалансом сил.
На основании этих результатов и в соответствии с König et al. (2010) и Runions (2013), месть или кибер-месть для жертв могут стать способом восстановления баланса сил и усиления чувства контроля и безопасности. Однако не следует забывать, что чувство мести возникает не в чистой и изолированной форме, а, напротив, окрашено другими чувствами и эмоциями, которые вызывают непропорциональную реакцию на перенесенное страдание.
Выводы
Поиск объяснений агрессивного и кибер-агрессивного поведения подростков является постоянной темой в психологических исследованиях.Тем не менее, несмотря на предпринятые усилия и разнообразие подходов, остается много вопросов. Настоящее исследование направлено на попытку понять основные структуры и механизмы, которые определяют восприятие агрессорами и жертвами явления киберзапугивания. Это явление, хотя и относительно новое, представляет собой серьезную проблему общественного здравоохранения, от которой страдают дети, подростки и даже взрослые.
Последствия этих проблем не являются виртуальными, но действительно и напрямую влияют на население либо через симптомы, которые могут быть внутренними (тревога, печаль, депрессия, страх, бессонница,…) или внешними (поведенческие проблемы, гиперактивность, правонарушения), либо через появление новых психологических и соматических симптомов симптомов неясной этиологии (Aboujaoude et al., 2015).
Результаты показали, что предыдущий опыт кибер-виктимизации и кибер-агрессии приводит к существенным различиям в объяснительных моделях, которые подростки создают для интерпретации кибер-оскорбительного поведения либо как эпизоды киберзапугивания, либо как механизмы социальных отношений, либо как реакцию мести на агрессию. пострадал.
В этой связи отметим, что объяснительная модель агрессоров основана в первую очередь на двух факторах: дисбаланс власти над жертвой и намерение причинить вред.Также была обнаружена сильная взаимная связь между двумя факторами, демонстрирующая важность и взаимозависимость этих критериев в структуре восприятия агрессоров.
Однако асимметрия власти становится более заметной, если принять во внимание, что она функционирует как связующее звено, способствующее косвенным причинно-следственным связям факторов анонимности и повторения с конструкцией киберзапугивания.
Структура восприятия жертвы основана на трех критериях: несбалансированность силы, преднамеренность и гласность.Но, в отличие от агрессоров, ключевым фактором в этой структуре является не асимметрия власти, а намерение причинить вред. Этот фактор, в дополнение к поддержанию прочной причинно-следственной связи с киберзапугиванием, может объяснить существование и актуальность других критериев, таких как несбалансированность власти или публичности в восприятии этими подростками киберпреступлений. Наконец, его статус как ключевого элемента дополнительно подтверждается косвенной взаимосвязью, которая является посредником между повторением и киберзапугиванием.
Еще одно расхождение, обнаруженное в возможных объяснительных моделях восприятия агрессоров и жертв, заключается в их интерпретациях фактора социальных отношений. Те, кто время от времени совершал кибер-злоупотребления, пытаются узаконить агрессивность своих моделей социального взаимодействия, ссылаясь на ранее испытанное чувство мести. В других случаях эти насильственные формы взаимоотношений интерпретируются как модели поведения, которые широко распространились среди подростков и стали приниматься как нормализованный и безвредный способ общения с другими подростками по сети и с помощью других технологических ресурсов. .
Но когда жертвы оправдывают насильственный аспект своих кибервзаимодействий и не классифицируют их как оскорбительные ситуации, они обычно прибегают к объяснениям, связанным с приписыванием более игривого и забавного персонажа, чем они получают при общении лицом к лицу. Тем не менее, они отмечают, что, когда эти типы отношений становятся массово расширенными, они могут косвенно быть причиной ситуаций киберзапугивания.
С помощью этих структур прямого и косвенного взаимодействия между наблюдаемыми и скрытыми факторами можно построить возможные объяснительные модели, которые могут помочь понять восприятие агрессорами и жертвами киберзапугивания.
Тогда можно будет разработать более эффективные меры профилактики и вмешательства, тесно связанные с непосредственным воздействием на факторы, которые считаются предикторами риска.
Ограничения
Одно из ограничений настоящего исследования заключается в составе выборки. Использованный кластер позволил включить подростков как в сельских, так и в городских районах, в различных социокультурных контекстах. Но при этом не учитывались ни доступность технологических ресурсов, ни уровень владения ИКТ участниками.Было бы интересно рассмотреть эти переменные в будущих исследованиях, особенно если сравнивать две группы, такие как агрессоры и жертвы. Повышение технологической компетентности одной из групп может привести к переориентации интерпретации некоторых результатов.
Авторские взносы
IF-A и IC-G отвечают за все задачи, связанные с дизайном и разработкой статьи, а также за сбор и анализ проанализированных данных.
Заявление о конфликте интересов
Авторы заявляют, что исследование проводилось при отсутствии каких-либо коммерческих или финансовых отношений, которые могут быть истолкованы как потенциальный конфликт интересов.
Список литературы
Абуджауд, Э., Сэвидж, М. В., Старчевич, В., и Саламе, В. О. (2015). Киберзапугивание: обзор старой проблемы, ставшей вирусной. J. Adolesc. Здоровье 57, 10–18. DOI: 10.1016 / j.jadohealth.2015.04.011
PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar
Асун, Р. А., Рдз-Наварро, К., и Альварадо, Дж. М. (2016). Разработка многомерных шкал Лайкерта с использованием факторного анализа заданий: случай четырехбалльных заданий. Sociol.Методы Рез. 45, 109–133. DOI: 10.1177 / 004
14566716
CrossRef Полный текст | Google Scholar
Барлетт К., Чемберлин К. и Витковер З. (2017a). Предсказание совершения кибербуллинга среди молодых людей: теоретическая проверка нееврейской модели кибербуллинга Барлетта. Агрессия. Behav. 43, 147–154. DOI: 10.1002 / ab.21670
PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar
Барлетт, С.П., Прот, С., Андерсон, К.А., Джентиле, Д.А.
(2017b). Эмпирическое исследование гипотезы силы киберзапугивания. Psychol. Насилие 7, 22–32. DOI: 10.1037 / vio0000032
CrossRef Полный текст | Google Scholar
Баас, Н., де Йонг, М. Д., и Дроссарт, К. Х. (2013). Взгляды детей на киберзапугивание: выводы, основанные на совместных исследованиях. Cyberpsychol. Behav. Soc. Netw. 16, 248–253. DOI: 10.1089 / cyber.2012.0079
PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar
Беттс, Л.Р., Спенсер К. А. (2017). «Люди думают, что это безобидная шутка»: понимание молодыми людьми воздействия технологий, цифровой уязвимости и киберзапугивания в Соединенном Королевстве. Дж. Чайлд. Медиа 11, 20–35. DOI: 10.1080 / 17482798.2016.1233893
CrossRef Полный текст | Google Scholar
Касас, Дж. А., Дель Рей, Р., и Ортега, Р. (2013). Издевательства и киберзапугивание: сходящиеся и расходящиеся предикторы. Comput. Гул. Behav. 29, 580–587. DOI: 10.1016 / j.chb.
2012.11.015
CrossRef Полный текст | Google Scholar
Чен, Л., Ченг, Ю. (2016). Воспринимаемая серьезность киберзапугивания: различия между полами, оценками и ролями участников. Educ. Psychol. 37, 599–610. DOI: 10.1080 / 01443410.2016.1202898
CrossRef Полный текст | Google Scholar
Комптон Л., Кэмпбелл М. А., Мерглер А. (2014). Восприятие учителем, родителями и учениками мотивов кибербуллерства. Soc.Psychol. Educ. 17, 383–400. DOI: 10.1007 / s11218-014-9254-x
CrossRef Полный текст | Google Scholar
Кросслин, К., и Голман, М. (2014). «Может быть, ты не хочешь с этим сталкиваться» — мнение студентов колледжа о киберзапугивании. Comput. Гул. Behav. 41, 14–20. DOI: 10.1016 / j.chb.2014.09.007
CrossRef Полный текст | Google Scholar
Куадрадо И. и Фернандес И. (2016). Восприятие подростками характерных аспектов киберзапугивания, различие между восприятием хулиганов и жертв. Comput. Гул.
Behav. 55, 653–663. DOI: 10.1016 / j.chb.2015.10.005
CrossRef Полный текст | Google Scholar
Del Rey, R., Casas, J. A., Ortega-Ruiz, R., Schultze-Krumbholz, A., Scheithaver, H., Smith, P., et al. (2015). Структурная проверка и межкультурная устойчивость анкеты Европейского проекта по борьбе с запугиванием. Comput. Гул. Behav. 50, 141–147. DOI: 10.1016 / j.chb.2015.03.065
CrossRef Полный текст | Google Scholar
Дредж, Р., Глисон, Дж., И де ла Пьедад, X. (2014). Киберзапугивание в социальных сетях: взгляд жертвы-подростка. Comput. Гул. Behav. 36, 13–20. DOI: 10.1016 / j.chb.2014.03.026
CrossRef Полный текст | Google Scholar
Гармендиа М., Гаритаонандия К., Мартинес Г. и Касадо М. А. (2011). Riesgos y Seguridad в Интернете: Los Menores Españoles en el Contexto Europeo . Бильбао: Университет дель Паис Васко.
Хемпхилл, С.А., Котевски, А., Толлит, М., Смит, Р., Херренкол, Т.И., Тумбуру, Дж. У.
и др. (2012). Продольные предикторы кибер-издевательств и традиционных издевательств среди австралийских школьников. J. Adolesc. Здоровье 51, 59–65. DOI: 10.1016 / j.jadohealth.2011.11.019
PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar
Хофф, Д. Л., Митчелл, С. Н. (2009). Киберзапугивание: причины, последствия и средства правовой защиты. J. Educ. Администрат. 47, 652–665. DOI: 10.1108 / 09578230
1107CrossRef Полный текст | Google Scholar
Хуанг, Y-.Ю., и Чжоу, К. (2010). Анализ множества факторов киберзапугивания среди учеников младших классов на Тайване. Comput. Гул. Behav. 26, 1581–1590. DOI: 10.1016 / j.chb.2010.06.005
CrossRef Полный текст | Google Scholar
Huang, Y-.Y., И Chou, C. (2013). Возвращаясь к киберзапугиванию: перспективы тайваньских учителей. Comput. Educ. 63, 227–239. DOI: 10.1016 / j.compedu.2012.11.023
CrossRef Полный текст | Google Scholar
Хатсон, Э.(2016). Интернет-травля в подростковом возрасте. Анализ концепции. Adv. Nurs. Sci. 39, 60–70. DOI: 10.1097 / ANS.0000000000000104
PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст
Кениг А., Голлвитцер М. и Штеффген Г. (2010). Интернет-травля как акт мести? Aust. J. Guid. Советник. 20, 210–224. DOI: 10.1375 / ajgc.20.2.210
CrossRef Полный текст
Ковальский, Р. М., Лимбер, С. Э., и Агатстон, П. У. (2012). Cyberbullying: Bullying in the Digital Age, 2nd Edn .Молден, Массачусетс: Wiley-Blackwell.
Menesini, E., Nocentini, A., Palladino, B.E., Frisén, A., Berne, S., Ortega-Ruiz, R., et al. (2012). Определение киберзапугивания среди подростков: сравнение в шести европейских странах. Cyberpsychol. Behav. Soc. Netw. 15, 455–463. DOI: 10.1089 / cyber.2012.0040
PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar
Мишна, Ф., Кук, К., Гадалла, Т., Дачюк, Дж., И Соломон, С. (2010). Кибер-издевательства среди учащихся средних и старших классов. г. J. Orthopsychiatry 80, 362–374. DOI: 10.1111 / j.1939-0025.2010.01040.x
CrossRef Полный текст | Google Scholar
Мюллер, К. Р., Пфетч, Дж., И Иттель, А. (2014). Этическая медиакомпетентность как фактор защиты от киберзапугивания и кибервиктимизации среди немецких школьников. Cyberpsychol. Behav. Soc. Netw. 17, 644–651. DOI: 10.1089 / cyber.2014.0168
PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar
Ночентини, А., Кальмаэстра, Дж., Шульце-Крумбхольц, А., Шайтхауэр, Х., Ортега, Р., и Менезини, Э. (2010). Киберзапугивание: ярлыки, поведение и определение в трех европейских странах. Aust. J. Guid. Советник. 20, 129–142. DOI: 10.1375 / ajgc.20.2.129
CrossRef Полный текст | Google Scholar
Палладино, Б. Э., Менезини, Э., Ночентини, А., Луйк, П., Нарусков, К., Учанок, З., и др. (2017). Предполагаемая серьезность киберзапугивания: различия и сходства в четырех странах. Фронт. Psychol. 8: 1524. DOI: 10.3389 / fpsyg.2017.01524
PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar
Park, S., Na, EY., And Kim, E. (2014). Связь между онлайн-активностью, сетевым этикетом и киберзапугиванием. Ребенок. Молодежь Серв. Ред. 42, 74–81. DOI: 10.1016 / j.childyouth.2014.04.002
CrossRef Полный текст | Google Scholar
Патчин, Дж. У., и Хиндуджа, С. (2010). Изменения в поведении подростков в социальных сетях с 2006 по 2009 годы. Comput. Гул. Behav. 26, 1818–1821. DOI: 10.1016 / j.chb.2010.07.009
CrossRef Полный текст | Google Scholar
Пишль, С., Кульман, К., и Порш, Т. (2015). Остерегайтесь огласки! Воспринимаемое страдание от негативных киберинцидентов и последствия для определения киберзапугивания. J. Sch. Насилие 14, 111–132. DOI: 10.1080 / 15388220.2014.971363
CrossRef Полный текст | Google Scholar
Риверс, И., и Норет, Н. (2010). Результаты пятилетнего исследования случаев запугивания с помощью текстовых сообщений и электронной почты. руб. Educ. Res. J. 36, 643–671. DOI: 10.1080 / 01411920
1918CrossRef Полный текст | Google Scholar
Рунионы, К. С. (2013). К концептуальной модели мотивов и самоконтроля в кибер-агрессии: ярость, месть, вознаграждение и отдых. J. Youth Adolesc. 42, 751–771. DOI: 10.1007 / s10964-013-9936-2
PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar
Schultze-Krumbholz, A., Höher, J., Fiebig, J., and Scheithauer, H.(2014). Wie Definieren Jugendliche in Deutschland Cybermobbing? Eine Fokusgruppenstudie unter Jugendlichen einer deutschen Großstadt. Praxis Kinderpsychol. Детский психиатр. 63, 361–378. DOI: 10.13109 / prkk.2014.63.5.361
CrossRef Полный текст
Селки, Э. М., Фалес, Дж. Л., и Морено, М. А. (2015). Распространенность кибербуллинга среди подростков среднего и старшего школьного возраста в США: систематический обзор и оценка качества. J. Adolesc. Здоровье 58, 125–133.DOI: 10.1016 / j.jadohealth.2015.09.026
PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar
Слонье Р., Смит П. К. и Фризен А. (2013). Природа киберзапугивания и стратегии предотвращения. Comput. Гул. Behav. 29, 26–32. DOI: 10.1016 / j.chb.2012.05.024
CrossRef Полный текст | Google Scholar
Стикка Ф. и Перрен С. (2013). Киберзапугивание хуже, чем традиционное издевательство? Изучение различных ролей средств массовой информации, гласности и анонимности с точки зрения предполагаемой серьезности издевательств. J. Youth Adolesc. 42, 739–750. DOI: 10.1007 / s10964-012-9867-3
PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar
Стикка Ф. и Перрен С. (2015). Курица и яйцо: продольные ассоциации между моральными недостатками и издевательствами: модель скрытого роста параллельного процесса. Merrill Palmer Q. 61, 85–100. DOI: 10.13110 / merrpalmquar1982.61.1.0085
CrossRef Полный текст | Google Scholar
Штауде-Мюллер, Ф., Хансен, Б., и Восс, М. (2012). Насколько стрессовым является онлайн-виктимизация? Влияние личности жертвы и свойств происшествия. евро. J. Dev. Psychol. 9, 260–274. DOI: 10.1080 / 17405629.2011.643170
CrossRef Полный текст | Google Scholar
Талвар В., Гомес К. и Шарифф С. (2014). Моральные оценки и рейтинги киберзапугивания подростками: влияние правдивости и преднамеренности события. Comput. Гул. Behav. 36, 122–128. DOI: 10.1016 / j.chb.2014.03.046
CrossRef Полный текст | Google Scholar
Томас, Х. Дж., Коннор, Дж. П., Багули, К. М. и Скотт, Дж. Г. (2017). Две стороны истории: взгляды подростков и родителей на вредные намерения при определении школьных издевательств. Агрессия. Behav. 43, 352–363. DOI: 10.1002 / ab.21694
PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar
Томас, Х. Дж., Коннор, Дж. П. и Скотт, Дж. Г. (2015). Объединение традиционных издевательств и киберзапугивания: проблемы определения и измерения у подростков — обзор. Educ. Psychol. Ред. 27, 135–152. DOI: 10.1007 / s10648-014-9261-7
CrossRef Полный текст | Google Scholar
Удрис Р. (2014). Киберзапугивание среди старшеклассников в Японии: разработка и проверка онлайн-шкалы сдерживания. Comput. Человеческое поведение. , 41, 253–261. DOI: 10.1016 / j.chb.2014.09.036
CrossRef Полный текст | Google Scholar
Vandebosch, H., и Van Cleemput, K. (2008). Определение кибербуллинга: качественное исследование восприятия молодежи. Cyberpsychol. Behav. 11, 499–503. DOI: 10.1089 / cpb.2007.0042
PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar
Уиллард, Н. Э. (2006). Киберзапугивание и киберугрозы. Юджин, штат Орегон: Центр безопасного и ответственного использования Интернета.
Google Scholar
Райт, М. Ф., Янагида, Т., Аояма, И., Севчикова, А., Мачачкова, Х., Дедкова, Л. и др. (2017). Различия в степени серьезности и эмоциях для публичных и частных лиц и кибервиктимизации в шести странах. J. Cross Cult. Psychol. 48, 1216–1229. DOI: 10.1177 / 0022022116675413
CrossRef Полный текст | Google Scholar
Прошлый опыт в сравнении с текущим поведением
67
серия публикаций, Vol. 1 (стр. 230–248).
Бьоркквист К., Экман К. и Лагерспец К. (1982). Хулиганы
и жертвы: их изображение эго, идеальное изображение эго и
нормативное изображение эго. Скандинавский журнал психологии, 23,
307-313.
Бултон, М. Дж. (1997). Взгляды учителей на издевательства: определения,
взглядов и способность справляться. Британский образовательный журнал
Психология, 67, 223-233.
Бултон, М. Дж., И Смит, П. К. (1994). Хулиган / жертва
Проблемы у детей средней школы: стабильность, самооценка
компетентности, восприятие сверстниками и принятие сверстниками. Британский
Журнал психологии развития, 12, 315–329.
Бултон, М.Дж. И Андервуд К. (1992). Хулиган / жертва
проблемы среди школьников. Британский журнал
Педагогическая психология, 62, 73-87.
Camoderca, M., Goossens, F. A., Schuengel, C., & Terwogt,
M. M. (2003). Связь между обработкой социальной информации
в среднем детстве и вовлечением в издевательства. Агрессивное
Поведение, 29, 116-127.
Кард, Н. А., Стаки, Б. Д., Савалани, Г. М., и Литтл, Т. Д.
(2008). Прямая и косвенная агрессия в детстве и
подростковом возрасте: метааналитический обзор гендерных различий, взаимосвязей
и отношения к дезадаптации. Детский
Развитие, 79, 1185-1229.
Крейг, В. М. (1998). Связь между издевательствами,
виктимизацией, депрессией, тревогой и агрессией у
детей начальной школы. Личность и индивидуальные различия,
24, 123-130.
Крик, Н. Р., Бигби, М. А., и Хоус, К. (1996). Пол
Различия в нормативных представлениях детей об агрессии:
Как я могу причинить тебе боль? Позвольте мне посчитать пути. Развитие ребенка,
67, 1003-1014.
Крик, Н. Р. и Додж, К. А. (1999). Превосходство в глазах
смотрящего: комментарий к Саттону, Смиту и Светтенхэму.
Социальное развитие, 8, 128–131.
Крик, Н. Р., и Гротпетер, Дж.К. (1995). Реляционная агрессия, пол
и социально-психологическая адаптация. Развитие ребенка,
66, 710–22.
Крик, Н. Р., Гротпетер, Дж. К., и Бигби, М. А. (2002).
Относительно и физически агрессивные намерения детей
приписывания и чувства дистресса из-за родственных и
инструментальных провокаций со стороны сверстников. Развитие ребенка, 73, 1134 —
1142.
Duy, A. L., & Nesdale, D. (2009). Группы сверстников, социальная идентичность,
и агрессивное поведение детей.Социальное развитие 18, 121-
139.
Эльзаэссер К., Горман-Смит Д. и Генри Д. (2013). Роль школьной среды
в агрессии в отношениях и
виктимизации. Журнал молодежи и подростков, 42, 235-249.
Гарбарино, Дж. И ДеЛара, Э. (2002). Эмоциональное насилие может убить
человек. А слова могут навредить вечно (стр. 1-15). Нью-Йорк, Нью-Йорк: бесплатно
Press.
Гилмартин Б.Г. (1987). Группа сверстников, предшествующая тяжелой
любовной застенчивости у мужчин.Журнал личности, 55, 467–489.
Голдбаум С., Крейг В. М., Пеплер Д., Коннолли Дж. (2007).
Траектории развития виктимизации: определение риска
и защитные факторы. В J. Zins, M. Elias, C. Maher (Eds),
Издевательства, виктимизация и домогательства со стороны сверстников: Справочник по предотвращению
и вмешательству (стр. 143–60). Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Haworth Press.
Gropper, N., & Froschl, M. (2000). Роль пола в
детском издевательстве и запугивании.Equity &
Excellence in Education, 33, 48-56.
Хайни, Д., Нансель, Т., Эйтель, П., Крамп, А., Сэйлор, К., Ю,
,К., и Саймонс-Мортон, Б. (2001). Хулиганы, жертвы и хулиганы /
жертвы: отдельные группы молодежи из группы риска. Journal of Early
Подростковый возраст, 21, 29-49.
Хетрик, М. (2012) Группы и реляционная агрессия: роль
членства в группе в защите жертвы. Университет
Орегон.
Хью-Джонс, С., и Смит, П. К. (1999). Самостоятельные отчеты о краткосрочных
и долгосрочных последствиях запугивания детей, которые заикаются.
Британский журнал педагогической психологии, 69, 141–158.
Карациас А., Пауэр К. Г. и Суонсон В. (2002). Издевательства
и преследования в шотландских средних школах: одинаковые или
отдельных лиц ?. Агрессивное поведение, 28, 45-61.
Kumpulainen, K., & Ra¨sa¨nen, E. (2000).
детей были вовлечены в издевательства в младшем школьном возрасте: их психиатрические
симптомы и отклонения в подростковом возрасте.Жестокое обращение с детьми и безнадзорность,
24, 1567-1577.
Kumpulainen, K., Ra¨sa¨nen, E., Henttonen, I., Almqvist, F.,
Kresanov, K., Linna, SL, Moilanen, I., Piha, J., Puura, K .,
и Тамминен Т. (1998). Буллинг и психиатрические симптомы
среди детей младшего школьного возраста. Жестокое обращение с детьми и безнадзорность,
22, 705–717.
Лагерспец, К., и Бьёркквист, К. (1994). Косвенная агрессия
у мальчиков и девочек. В Л.Р. Хьюсманн (ред.), 1212 Card,
Стаки, Савалани и немного агрессивное поведение: текущие перспективы
(стр. 131 — 150). Нью-Йорк: Пленум Пресс.
Лагерспец, К., Бьёркквист, К., Бертс, М., и Кинг, Э. (1982).
Групповая агрессия среди школьников трех школ.
Скандинавский журнал психологии, 23, 45–52.
Латане Б. и Дарли Дж. М. (1969). Апатия стороннего наблюдателя.
Американский ученый, 57 (2), 244-268.
Лобер Р. и Дишион Т. (1983). Ранние предикторы преступности мужчин
: Areview. Психологический бюллетень, 94, 68-99.
Маклем Г. (2003). Возрастные и гендерные переменные в издевательствах.
Издевательства и издевательства: социальная сила в детских группах (стр. 49-74).
Нью-Йорк, Нью-Йорк: Kluwer Academic / Plenum.
МакКлюр, М., и Ширатаки, С. (1989). Детская психиатрия в
Японии. Журнал Американской академии детей и подростков
Psychiatry, 28, 488–492.
Майнард Х. и Джозеф С. (1997). Проблемы хулигана / жертвы и
их связь с личностными аспектами Айзенка у 8–
13-летних. Британский журнал педагогической психологии, 67, 51–54.
Нансель, Т. Р., Оверпек, М., Пилла Р. С., Руан, В. Дж., Саймонс-
,Мортон, Б., и Шейдт, П. (2001). Запугивание среди
молодежи США: Распространенность и связь с психосоциальной адаптацией
. JAMA, 285, 2094–100.
Ольвеус Д. (1978). Агрессия в школе: хулиганы и мальчики для битья.
Вашингтон, округ Колумбия: полушарие.
Функции постконфликтных сторонних наблюдателей по отношению к агрессорам и жертвам афалин
Субъекты
Мы наблюдали две группы афалин в неволе в Морском научном музее Симоносеки и Городском аквариуме Кагосима. В Морском научном музее Симоносеки в течение семестра учились пять взрослых самок и одна пара мать-детеныш.В городском аквариуме Кагосима мы наблюдали всего пять взрослых самок и двух детенышей. Наблюдаемые субъекты иногда менялись (Таблица S2). Более подробная информация об объектах предоставлена Ямамото и др. . 24,30 . Наше исследование соответствовало Этическим руководящим принципам проведения исследований животных в зоопарках и аквариумах, выпущенным Всемирной ассоциацией зоопарков и аквариумов (WAZA), и Этическим кодексом, выпущенным Японской ассоциацией зоопарков и аквариумов (JAZA).Это исследование было одобрено Морским научным музеем Симоносеки и Городским аквариумом Кагосима.
Сбор данных
Всех дельфинов в Морском научном музее Симоносеки наблюдали в период с 08:30 до 17:30 с июля 2012 года по май 2013 года (51 день, примерно 229 часов). Дельфинов наблюдали в Городском аквариуме Кагосима с 9:00 до 18:00 с июля 2012 года по февраль 2015 года (87 дней, примерно 558 часов). Наблюдения были отложены примерно на 30 минут во время кормления пять или шесть раз в обоих аквариумах.Собранные поведенческие данные относились к дельфинам старше одного года.
Определения поведения и классификации последовали нашим предыдущим исследованиям 24,30 . Агрессивное поведение включало погоню, укусы и удары и исключало игровые взаимодействия. Бывшие противники классифицировались как агрессор, который был последним нападавшим, а жертва — как другой бывший противник. Мы записали, имела ли место ответная агрессия в агрессии и был ли агрессор или жертва теленком.Телятами считались особи в возрасте до шести лет, потому что дельфины, как правило, остаются со своей матерью до трех-шести лет 21 . Мы записали людей, которые были наиболее близки с бывшими противниками в конце агрессии. Во время агрессии звуки и потоки пузырей были записаны в Морском научном музее Симоносеки. Мы записали, издают ли дельфины свист или всплеск во время агрессии, и испускали ли агрессоры и жертвы потоки пузырей при записи свистков или всплесков.Свистки и всплески-импульсы идентифицировал первый автор, слушая вокализацию. Если посторонние шумы были сильными, мы удалили данные агрессии для этой записи.
Постконфликтные (ПК) наблюдения проводились в течение 10 мин сразу после первоначальной агрессии 39 . Когда новая агрессия между теми же бывшими противниками произошла в течение 1 минуты после первоначальной агрессии, наблюдение ПК отменялось, и после окончания агрессии начиналось новое наблюдение.Мы провели только одно наблюдение ПК за каждой парой за период между кормлениями. Если инициатор постконфликтной связи между бывшими оппонентами и прохожими не был ясен, ПК удалялся для каждого анализа. Во время ПК мы фиксировали принадлежность сторонних наблюдателей к агрессорам или жертвам, принадлежность между бывшими оппонентами и принадлежность между членами группы (не бывшими оппонентами), а также то, был ли наблюдатель теленком. При анализе того, повлияло ли сверка на возникновение принадлежности стороннего наблюдателя, запись принадлежности основного свидетеля была продлена на период сверки (например, если сверка продолжалась в течение 4 минут, период наблюдения за принадлежностью стороннего наблюдателя был установлен на 14 минут). после агрессии), потому что бывшие оппоненты не смогли получить признание от посторонних во время примирения.Для регистрации постконфликтной принадлежности между членами группы целевым членом был случайно выбранный человек, который (1) не инициировал присоединение стороннего наблюдателя к бывшим оппонентам, (2) не был агрессором или жертвой, и (3) был близок к бывшим противникам по окончании агрессии. Мы записали, инициировал ли целевой участник присоединение к членам группы во время агрессии и ПК. Мы включили растирание ласт, контактное плавание и синхронное плавание в качестве филиалов 35,40,41 .
Постконфликтное нападение агрессоров или жертв на членов группы было зафиксировано в период после присоединения постороннего лица и неаффилированного ПК. Когда происходило присоединение стороннего наблюдателя, мы фиксировали возникновение компьютерной атаки в течение 10 минут после присоединения стороннего наблюдателя. Мы исключили ПК, на которых было более двух типов постконфликтной принадлежности, чтобы показать влияние каждого стороннего наблюдателя. На неаффилированных ПК период записи был установлен как один из трех типов для каждого анализа: (1) для сравнения с MC, атака была записана в течение 10 минут после первоначальной агрессии; (2) для сравнения с периодом после присоединения посторонних к агрессорам, мы записали нападение в течение 2–12 минут после агрессии; (3) для сравнения с принадлежностью свидетелей к жертвам, нападение было записано в течение 4–14 минут после первоначального нападения.Поскольку в предыдущих исследованиях на приматах 4,5 сообщалось, что со временем атака ПК, вероятно, уменьшится, мы отложили время запуска неаффилированного ПК в среднем с момента окончания агрессии до окончания присоединения стороннего наблюдателя.
Наблюдение с согласованным контролем (MC) было установлено на 10 мин с того же времени, когда ПК начал следующий возможный день наблюдения соответствующего ПК. Когда какая-либо агрессия произошла в течение 10 минут до запланированного MC, наблюдение MC было отменено и возобновлено после агрессии.Если наблюдение МК не началось в течение 40 мин с момента запуска соответствующего ПК, наблюдение МК проводилось на следующий день. Во время MC мы записывали, нападали ли бывшие оппоненты на членов группы и инициировал ли главный член присоединение к членам группы.
Мы регистрировали случаи синхронного плавания каждые 10 минут, чтобы выяснить родственные отношения между двумя людьми. Однако данные, полученные через 10 минут после агрессии, были исключены из этого расчета.Индекс аффилиативности был рассчитан как ( X AB / Y AB ), где X AB — количество периодов, в течение которых синхронное плавание между людьми A и B , а Y AB — количество периодов, в течение которых присутствовали оба индивида A и B . Индекс аффилиативности в Городском аквариуме Кагосима рассчитывался отдельно до и после рождения второго ребенка, поскольку поведение взрослых существенно различается.10-минутные периоды наблюдений составили 972 (все пары, соответственно) в Аквариуме Симоносеки, а среднее значение составило 823 (минимум: 243 периода, максимум: 1173 периода) в течение более раннего периода и 604 (минимум: 111 периодов, максимум: 1240 периодов). периодов) в более поздний период в Городском аквариуме Кагосима. Поведенческие и вокальные данные были собраны с использованием как наблюдений, так и видео (Handycam HDR – CX; Sony, Токио, Япония), которые были записаны первым автором из подводных окон.
Статистический анализ
Мы исследовали, увеличилось ли количество нападений бывших противников на членов группы после первоначальной агрессии, используя GLMM.Возникновение атак на членов группы было задано как зависимая переменная с биномиальной структурой ошибок и функцией логит-связи. Переменной-предиктором была PC или MC. Личности агрессора, жертвы и аквариума были включены как случайные эффекты. Чтобы выяснить, снижает ли принадлежность стороннего наблюдателя атаки ПК на членов группы, мы сравнили возникновение компьютерных атак на неаффилированных ПК и после присоединения сторонних наблюдателей с использованием GLMM с функциями биномиального семейства и логит-связи. Личности агрессора, жертвы и аквариума были включены как случайные эффекты.
Влияние факторов на возникновение аффилированности сторонних наблюдателей было исследовано с использованием GLMM с биномиальным семейством (функция логит-связи). Зависимой переменной была принадлежность свидетеля. Прогнозирующими переменными были наличие принадлежности к ПК между бывшими оппонентами до присоединения стороннего наблюдателя, возникновение принадлежности стороннего наблюдателя до принадлежности другого свидетеля (т. Е., Когда мы исследуем принадлежность стороннего наблюдателя к агрессорам, мы фиксировали, имела ли место принадлежность свидетеля к жертве до того, как сторонний наблюдатель присоединился к агрессора), противодействия агрессии, продолжительности агрессии и того, был ли агрессор или жертва теленком.Личности агрессора и жертвы, а также аквариум были заданы как случайные эффекты.
Мы исследовали влияние аффилированных отношений между жертвами и прохожими на возникновение аффилированности свидетелей по отношению к агрессорам. Число сторонних наблюдателей по отношению к агрессорам для каждой пары жертвы и потенциального свидетеля было зависимой переменной со структурой ошибок Пуассона (функция лог-связи) с использованием GLMM. Индекс аффилированности между свидетелем и жертвой был установлен в качестве переменной-предиктора.Возможность предложить каждому наблюдателю принадлежность каждого злоумышленника была включена в качестве смещения переменной. У человека была возможность предложить стороннему наблюдателю принадлежность к бывшему противнику, когда он не дрался с бывшим противником. Например, в группе, состоящей из индивидов A, B, C и D, у индивида B была возможность инициировать присоединение стороннего наблюдателя к агрессору A, когда агрессор A борется с жертвой C или D. Число этого шанса использовалось в качестве возможность предложить свою принадлежность стороннему наблюдателю.В качестве случайного эффекта мы устанавливаем личности жертвы, свидетеля и аквариума. Чтобы показать влияние аффилиативных отношений между агрессорами и сторонними наблюдателями на возникновение принадлежности сторонних наблюдателей к жертвам, мы запустили GLMM со структурой Пуассона (функция лог-связи) на количество привязанностей сторонних наблюдателей к жертвам для каждой пары агрессора и потенциального свидетеля. с индексом аффилированности между агрессорами и прохожими в качестве предиктивной переменной. Личности агрессора и прохожего, а также аквариума были заданы как случайные эффекты.
Чтобы выяснить, повлияли ли на возникновение аффилированности сторонних наблюдателей и агрессоров аффилиативные отношения, физическая близость и был ли наблюдатель теленком, мы провели GLMM с семейством Пуассона (функция лог-связи) по количеству привязанностей сторонних наблюдателей к агрессорам. для каждой пары агрессора и потенциального свидетеля, с индексом аффилиативности между агрессором и сторонними наблюдателями, соотношением физической близости и тем, был ли сторонний наблюдатель теленком в качестве переменных-предикторов.Коэффициент физической близости рассчитывался как (количество раз, когда каждый прохожий был ближе всего к бывшим противникам в конце агрессии) / (возможность предложить свою принадлежность). Возможность предложить стороннему наблюдателю принадлежность к агрессору была включена как переменная смещения. Личности агрессора, свидетеля и аквариума были заданы как случайные эффекты. Точно так же количество сторонних наблюдателей по отношению к жертвам для каждой пары жертва и сторонний наблюдатель было установлено как зависимая переменная со структурой ошибок Пуассона (функция связи журнала) с использованием GLMM.Индекс аффилированности между жертвами и свидетелями, соотношение физической близости с бывшими противниками и то, был ли наблюдатель теленком, были установлены в качестве переменных-предикторов. Возможность предложить стороннему наблюдателю принадлежность к жертве была включена как переменная смещения. Личности жертвы, свидетеля и аквариума были установлены как случайные эффекты. Мы запустили GLMM в пакете lme4 и сравнили полную и нулевую модели, используя дисперсионный анализ (ANOVA; автомобильный пакет), чтобы проверить, улучшилась ли общая модель по сравнению с нулевой моделью.
Чтобы выяснить, были ли члены группы активированы, чтобы инициировать присоединение из-за того, что они были возбуждены агрессией, мы сравнили долю привлеченных и рассредоточенных пар PC-MC для каждого бывшего оппонента, используя точный тест Wilcoxon для согласованных пар подписанных рангов (пакет ExactRankTests). ). Все статистические анализы проводились в R v. 3.6.0 (R Core Team 2019).
Как справиться с издевательствами, независимо от того, является ли ваш ребенок жертвой или агрессором
Штатный писатель
Что такое издевательства?
Издевательства могут принимать разные формы.Хотя мы можем представить себе стереотипную картину грубого нападения на кроткого ребенка, это не всегда так.
По своей сути, как заявлено Американской академией педиатрии, издевательства — это нежелательное агрессивное поведение, которое включает реальный или предполагаемый дисбаланс сил. Иногда такое поведение случается один раз, но часто оно повторяется. Это может происходить в школе, по соседству или в Интернете (через текстовые сообщения или социальные сети) и может принимать форму: угроз, слухов, словесных или физических нападок или преднамеренной маргинализации или исключения.
Последствия издевательств
Дети, над которыми издеваются, часто испытывают серьезные физические последствия не только из-за вреда физического насилия, но также из-за стресса и тревоги, связанных с издевательствами. Последствия могут включать: плохой сон, изменение аппетита, снижение концентрации внимания, головные боли или боли в животе.
Также подсчитано, что более 160 000 детей ежедневно пропускают школу из-за страха подвергнуться издевательствам, что повлияет на их способность учиться.
Кто цель, а кто хулиган?
Мальчики и девочки могут быть жертвами и хулиганами.Иногда ребенок жертва и хулиган. Обычно дети, над которыми издеваются, отличаются от своих сверстников.
Преступники не обязательно крупнее, сильнее или популярнее тех, кого они запугивают.
Что мне делать, если над моим ребенком издеваются?
Прежде всего, послушайте. Вы хотите, чтобы вашего ребенка видели и слышали. Покажите им, что хотите помочь. Убедите ребенка, что издевательства — это не его вина. Обсудите ситуации, в которых случаются издевательства, и помогите ребенку подумать, как с ними можно справиться по-другому.
Возможно, вам придется привлечь к участию школу и других детей и родителей. Поговорите со своим ребенком, чтобы узнать, что заставит его чувствовать себя в безопасности, и разработайте четкий план игры со школой, другими детьми и родителями.
Никогда не говорите своему ребенку, чтобы он игнорировал издевательства, обвиняйте его в издевательствах, не говорите своему ребенку, чтобы он физически сопротивлялся. Это может привести к травме, отстранению от занятий или исключению ребенка, а также не учит надлежащему поведению. Вместо этого работайте напрямую с родителями другого ребенка.Вместо этого используйте школьный персонал в качестве посредника
Что мне делать, если мой ребенок хулиган?
С самого начала недвусмысленно объясните, что издевательства недопустимы. Обсудите поведение вашего ребенка, что именно было не так и как это вредит другим. Затем обсудите это: поговорите со своим ребенком, чтобы попытаться понять, почему он поступил именно так.
Иногда может помочь попытка исправить ситуацию. Попросите вашего ребенка написать письмо ребенку, над которым он издевается.Они также могут отремонтировать, заменить или очистить любое имущество, которое могло быть повреждено.
Обязательно избегайте прямых негативных последствий, работая с ребенком, чтобы понять его поведение и ситуацию. Когда ребенка просто отстраняют от занятий или исключают, он не понимает, что его поведение было неправильным, и может еще больше расстроиться и раздражаться или понять, что из-за этого они бросают школу.
Будьте рядом с детьми
Вне зависимости от того, проявляет ли ваш ребенок агрессивное поведение или подвергается издевательствам, будьте активным родителем! Следите за ними и оставайтесь с ними.Продолжайте работать с ребенком, который был хулиганом, чтобы убедиться, что он понимает, как его поведение влияет на других, и продолжайте разговаривать с ребенком, над которым издевались, чтобы убедиться, что ситуация улучшается.
Наконец, не стесняйтесь поговорить со своим педиатром или другими поставщиками медицинских услуг, например, поставщиками психиатрических услуг или консультантами, если ваш ребенок вовлечен в издевательства и нуждается в помощи.
Ссылка на полную статью
Назад к происходящему
Издевательства среди школьников: различия между жертвами и агрессорами
Реферат
Цель
Выявить факторы, связанные с агрессивным поведением среди подростков, путем отдельного анализа жертв, агрессоров и жертв / агрессоров.
Методы
Поперечное исследование было проведено на репрезентативной выборке из 3089 учащихся средней школы (13–18 лет) в Барселоне (Испания). Чтобы определить агрессивное поведение, мы использовали три вопроса о различных типах жестокого обращения (издевательства, нападения, маргинализация).
Результаты
По сравнению с учащимися средней школы, не участвовавшими в издевательствах, жертвами, агрессорами и жертвами / агрессорами чаще были мальчики и они сообщали о негативном настроении.Жертвы были моложе, имели больший вес или ожирение и меньше употребляли каннабис, в то время как агрессоры были также моложе, но сообщали о более антиобщественном поведении и большем употреблении каннабиса и алкоголя. Жертвы / агрессоры сообщали о более антиобщественном поведении и имели избыточный вес.
Выводы
Буллинг, независимо от выбранной роли, был связан с проблемами со здоровьем, которые могут привести к психологическим расстройствам в зрелом возрасте.
Resumen
Objetivo
Identificar los factores asociados al acoso escolar entre adolescentes escolarizados, analizando víctimas, agresores y víctimas / agresores por separado.
Métodos
Estudio transversal en una muestra Representativa de 3089 estudiantes de escuelas de secundaria (13–18 лет) в Барселоне. Los roles de acoso escolar se Definieron a partir de tres ítems sobre differentes tipos de maltrato (insultos, agresión física y marginación social).
Resultados
Los escolares invucrados en acoso escolar tenían mayor probabilidad de ser chicos y Presentar un estado de ánimo negativo con уважение к los no invucrados.Además, las víctimas eran más jóvenes, Presentaban más sobrepeso u obesidad, y consumían menos cannabis, mientras que los agresores también eran más jóvenes pero declaraban realizar behavioras antisociales en mayor mediso y un mayor mediso y un mayor mediso y un mayor mediso y un mayor mediso.
