Зеркало
Как удивительна история вещей! Даже простые вещи, имеющие свою, особую историю, начинают казаться загадочными и значительными. Наша история, на первый взгляд, про совсем обычную вещь — зеркало! Хотя, обычным зеркалом его не назовешь.
Широкая рама, украшенная причудливым и в тоже время лаконичным узором, широкий, устойчивый подзеркальник, стекло, чуть мутное, с щербинками, но так точно передающее цветовые оттенки. Старое зеркало, устойчивое, основательное и как бы знающее себе цену… А как иначе? Это зеркало — работа неизвестного мастера далекого и романтичного 19 века! Что видело оно? Лица скольких красавиц, торопящихся в бальную залу, мимолетом отражались в нем? Сколько юных корнетов, поручиков, лейтенантов, вроде бы случайно останавливались перед ним, чтобы еще и еще раз полюбоваться на свои новенькие, щеголеватые мундиры, подправить щеточкой усы, стряхнуть невидимую пылинку с эполет! Ах, зеркало, зеркало!
В тебе отражались скорбные складки, залегшие у рта матери, проводившего сына на войну (и не важно в каком она была веке — для матерей все войны — горе) и седины честно служивших Отечеству пожилых людей.
В тебе отражались лица, в лицах отражались судьбы, а в судьбах — истории нашего государства. Зеркало стояло в доме на Фурштатской всегда, то есть столько, сколько стоял дом, столько в нем стояло и зеркало. А так как зеркало предмет нужный в любом доме и в любом учреждении, то оно оставалось в доме вещью неизменной, даже при смене его владельцев. Так и достояло зеркало до 1937 года, когда в старинном особняке появились совсем уж необычные жильцы…
За несколько веков мимо зеркала не проносили столько кроватей, матрасов, подушек, одеял как за последние несколько дней! В стекле то и дело мелькали солнечные зайчики, тени от открывающихся и закрывающихся дверей, блики огромных ярких ламп, искры металлических инструментов, отражалась снежная белизна белых халатов. Откуда было знать зеркалу, что в старинном здании размещается родильный дом и все его обитатели, в большинстве своем будут не просто юными, а новорожденными! И уже через несколько дней в старинное стекло заглянуло юное личико медсестры, поправлявшей выбившийся из-под косынки локон.
Зеркало увидело чуть сгорбленную фигуру старенького профессора медицины, который, впрочем, зеркало не заметил. Под руку с нянечкой, в легком цветастом халатике тихонько прошла юная беременная женщина, и хотя шаги давались ей с трудом, на минутку все же она взглянула в зеркало и улыбнулась, прекрасной, чуть заметное улыбкой. Такие улыбки зеркало видело все чаще, оно уже знало, что так улыбаются только женщины, ожидающей рождения ребенка. Только в их глазах зеркало видело такую нежность, силу и доброту. Однажды по коридору проходили женщины в былых халатах, о чем-то оживлено беседуя. Не сговариваясь, они остановились перед зеркалом, поправлявшей свои белые шапочки и пояса на халатах. Зеркало видело их в коридорах роддома часто и знало, что это врачи, недавно пришедшие сюда на работу. Вдруг одна из девушек, с ямочкой на щеке и черными смеющимися глазами, протянула руку к резной раме и погладила ее: «Девочки, посмотрите, какая дивная резьба!». Затем, наклонившись к тумбе, поддерживающей стекло и раму, воскликнула: «А это! Это же настоящая чаша со змеей! Вот это да! Эмблема медицины на таком старинном зеркале! Да, его место точно в этом коридоре!».
Несколько минут девушки рассматривали зеркало, любуясь причудливой резьбой и удивляясь, что только сейчас рассмотрели и чашу, и голову змеи. И пусть чашу обвивал орнамент из листьев, а голова змеи была расположена на ящике, подруги были уверены — это такой же символ, как и на обложках их дипломов. Весть о том, что зеркало «оказалось медицинским» как-то незаметно облетела весь роддом в этот же день. И почти все и сестры и нянечки и врачи и акушерки нашли минуту, чтобы подойти к зеркалу, рассмотреть резьбу и удивиться, как раньше такого никто не заметил. Даже седой профессор, проходя в этот день по коридору, впервые остановился перед зеркалом, покачал головой и пошел дальше, чему-то улыбаясь. И с этого дня зеркало стало замечать, что молодые врачи, спеша мимо в родильный зал, не только смотрели в его стекло, но и незаметно для других, потирали голову змеи -символа мудрости, возвышавшегося над чашей.
Буквально, через несколько месяцев, цвет змеиной головы уже заметно отличался от темного лака остальной резьбы.
Тут уж разговоры о том, что прикоснуться к змеиной голове перед трудными родами или операцией — к удаче, стали передаваться друг другу без стеснения. А через пару дней голову змее нежно погладила и женщина с необыкновенной улыбкой — будущая мама. Но время улыбок вдруг прошло. Случилось это летом, во время белых ночей. По коридорам очень быстро, иногда бегом, двигались те же врачи и сестры, но никто не улыбался, глядя в старинное стекло. Лица были серьезны, сосредоточены, у многих на глазах были слезы. Зеркало понимало, что лишить лица людей улыбок может только очень большая беда. Это и была беда. И у этой беды было имя — война! По коридорам вновь стали переносить кровати, много кроватей разместили прямо в коридорах. В один из августовских дней к зеркалу подбежали две девушки, молодые врачи. Вместо белых халатов на них были зеленые гимнастерки, такого же цвета юбки, вместо белых шапочек солдатские пилотки. Девушки поправили гимнастерки, заправили волосы под пилотки, а потом, не сговариваясь, протянули руки к голове змеи.
«Ну, на счастье!» — сказала черноглазая девушка, та, что первая заметила в сложном резном узоре символ медицины. «Дождись нас, свет-зеркальце, ладно?» Зеркало заметило слезинку в ее глазах. Девушки быстро ушли. С той минуты зеркало старалось не на минуту не забыть милые лица девушек.
Очень часто в зеркале стало отражаться небо как-то странно. Оно то выгибалось к земле, то окрашивалось белыми пересекающимися лучами, то красными сполохами. И все время в воздухе стоял невыносимый грохот. Он был так силен, что зеркальное стекло слало дребезжать в раме. Зеркало слышало, как люди говорили о бомбежках, огнях зениток, зареве пожаров, о постоянных вражеских налетах. И еще о блокаде. Это слово люди произносили сурово, поджав губы, нахмурив лица. Казалось, люди стали забывать свои лица и навсегда забыли улыбки.
Но однажды, когда зеркало отражало суровое ленинградское зимнее небо, по коридору прошла женщина. Нет, женщин, было много в госпитале и они как все были серьезны и очень заняты.
Но это… И хотя одета она была в теплую телогрейку, огромные валенки, укутана в несколько платков, что-то подсказало зеркалу, что оно увидит ее взгляд. Так и случилось. К женщине подбежали медсестры, стали быстро освобождать ее от громоздкой одежды, говоря, что-то ласковое, ободряющее. Поддерживая ее за руки, повели в сторону родильного зала, и проходя мимо зеркала, женщина взглянула в него. Зеркало узнало эту улыбку! Так улыбались до войны женщины, ждущие младенца! Казалось, поверхность зеркала заискрилась, заиграла разно цветными бликами, но этого никто не заметил. Из родильного зала быстро вышла врач, не молодая девушка, а женщина давно работающая здесь. Раньше она останавливалась перед зеркалом просто проверить, все ли в порядке с ее одеждой, прической. А сейчас она стремительно приближалась к зеркалу, даже не глядя в его стекло. И только стоя близко-близко, она подняла глаза и посмотрела в стекло как-то по особенному. «Выручай, милое! Все должно быть хорошо, как до войны, помнишь?»
Зеркало понимало, что от него требуется большая помощь, чем отражать.
Его просили помочь. И тут рука женщины дотронулась до головы змеи и зеркалу стало ясно, что просят помочь сейчас не его, а всех врачей, всех времен. Просят помощи для женщины с чудесной улыбкой, которая в суровую зиму блокады пришла в дом на Фурштатской рожать свое дитя.
Врач так же стремительно ушла в родзал, зеркало стало вспоминать лица все врачей, медсестер, акушерок, няней, всех, кто когда-либо проходил по этому коридору. А еще — все чудесные, чарующие улыбки женщин, приходивших сюда рожать детей. Вспомнило зеркало и улыбки двух девушек — врачей, которых видело в пилотках и гимнастерках. И не успела череда воспоминаний пройти перед ним, как из родильного зала раздался громкий, пронзительно звонкий крик родившегося человека.
Шли суровые месяцы блокады. В городе рвались бомбы и снаряды, неузнаваемо меняя его прекрасный облик. Но бывали дни, когда все словно забывали о войне и блокаде. Это бывало тогда, когда в роддом приходили женщины, которым подходил срок родить младенца.
И как будто возвращалось довоенное время! В зеркале отражались повеселевшие лица врачей и сестер, исхудавшие, но по-прежнему прекрасные лики будущих матерей. Это была великая сила Рождения, преображающая все вокруг.
В один из 900 дней, когда гул вражеских самолетов не замолкал ни на минуту и небо, отражающееся в зеркале, казалось, ломалось и разлеталось на мелкие кусочки, в стекле отразилась фигура профессора. Зеркало увидело, как он сильно постарел, и его походка стала не твердой, а спина сгорбилась, словно от непосильной ноши. Он никуда не уезжал из Ленинграда и каждый день приходил сюда на Фурштатскую на работу. Но в коридоре зеркало его не видело, так как он часами пропадал в операционных. А сегодня он шел по коридору прямо к зеркалу, несмотря на все нарастающий вой, грохот взрывов, где-то по близости и ощущение чего-то ужасного, непоправимого. Поверхность зеркала, казалось, прояснилась, чтобы лучше отразить тревожный, но твердый взгляд этого мужественного человека. Прямо, как он всегда смотрел на все в жизни, профессор посмотрел в зеркало и неожиданно произнес: «Нам очень трудно, сегодня особенно.
Я знаю, нас готовы стереть с лица земли. Помоги!» И секунду помолчав, добавил: «У нас роженицы и дети, как раньше. Их надо спасти, в них наша надежда». И зеркало почувствовало прикосновение руки профессора, неожиданно уверенной и твердой для такого пожилого человека. Профессор коснулся головы змеи, круто повернулся и ушел вглубь здания по коридору. И зеркалу его походка уже не казалась старческой и шаркающей.
Гул самолетов все нарастал, казалось, все бомбы стремятся попасть прямо в это здание, стараясь разорвать его на кусочки. Зеркало уже не видело отражение неба, да и никто не мог бы разобраться, где небо, а где земля в этом жутком хаосе. На секунду из-за дыма появился солнечный луч и скользнул по зеркальной поверхности. В эту же секунду зеркалу стало ясно, что тяжелая бомба падает прямо на него. За долгие блокадные дни оно научилось безошибочно распознавать этот звук разрушения и смерти. Зеркало точно знало — еще несколько секунд и на месте где оно стоит, будет воронка. О себе старинное зеркало не думало.
Мелькнули только последние слова профессора — «женщины и дети, надежда»…
Никогда, ни в одном учебнике физики, ни на одном опыте не было доказано то, что произошло дальше. Да и мы знаем лишь о том, что случилось потом. Путь бомбы будто кто-то отклонил невидимой рукой. Нет, она никуда не делась, сделала свое черное дело. Бомба упала на родильный дом, обрушила часть стены, пробила крышу, взорвалась. Ее взрыв разрушил и часть того коридора, где стояло зеркало, корежил и ломал железо, разбрасывал осколки, крушил каменные стены. Но никто из людей не пострадал. Зеркало выполнило то, о чем его просил профессор — помогло и спасло.
А в том, что помощь пришла от старинного зеркала, люди поверили через несколько дней, когда стали разбирать завалы, срочно восстанавливать крышу, чинить проломы. От части коридора почти ничего не осталось, не уцелели ни кирпич, ни мощные дубовые балки. Но в коридоре стояло зеркало, рама его не была повреждена, резьба осталась на месте. Когда медсестра, как и большинство сотрудников госпиталя, разбиравшая завалы, поспешила к зеркалу, то увидела просто потрясающую картину! То, что она приняла за белый кусок стены, оказалось стеклом.
А когда она протерла это стекло рукавом, окружающие ахнули! На них из зеркала глянул кусочек голубого неба, а само стекло осталось невредимым, без единой трещинки.
С этой минуты, будто кто-то вдохнул в людей веру в то, что и дальше все будет хорошо. Раз выстоял в одном из жесточайших налетов родильный дом, выстоит, стряхнет с себя путы блокады прекрасный и великий город. И, может быть впервые, в том далеком 1943 году, люди ощутили значение слова «Победа».
…За окном родильного дома шумит по веткам старых лип летний ливень. Перед зеркалом стоят двое. Старый, убеленный сединой профессор и его молодая спутница. Присмотревшись, в ней можно узнать кареглазую девушку-доктора. Да, это она, вернулась с фронта и снова пришла на работу в родильный дом. Это уже не прежняя хохотушка, в ее глазах, видевших столько человеческого горя, казалось, угасли искорки смеха. Но они стали глубже и ярче, и в них разлился целый океан доброты. «Профессор, и как же зеркало, по-Вашему, отклонило удар бомбы?», — продолжает она начатый ранее разговор.
«Это был пример победы добра над злом», — отвечает профессор. «Вот так. Философские категории соединились в нашем старинном зеркале! И как, позвольте узнать!» Ей просто нравиться слушать знакомый, чуть глуховатый голос, который заставляет ее вспоминать счастливые годы учебы. Но как тогда, на лекциях, и сейчас профессор говорит такое, что заставляет ее сосредоточиться. «В те дни все мы были на пределе своих сил. Бомбежки просто вымотали людей, они обессилили от голода и неизвестности. Мы могли надеяться только на чудо. А в тот день, немцы бомбили наш район так плотно, что сомнений в том, что удара бомбы не избежать, просто не оставалось. Многие молились, врачи понимали всю тяжесть ситуации и знали, что значит это непрекращающийся зловещий вой. Но в роддоме были женщины, и дети…Матери боялись за своих детей, как могут бояться матери, а дети просто спали, прижавшись к ним, как в мирное время. И тогда я пришел сюда и …попросил зеркало помочь». «И что сделало зеркало», — уже совершено серьезно спросила молодая женщина.
«Зеркало… Когда на секунду из разрыва в облаках выглянуло солнце, зеркало вобрало в себя все его лучи, помножило на все виденные им улыбки и этот мощный поток света умноженного на радость, направило на летящую бомбу. И силам зла ничего не оставалось, как свернуть с пути этого мощного потока. Зеркало спасло тогда всех нас». В глазах профессора стояли слезы, и его спутница некоторое время молчала. » Профессор, но ведь Вы не верите в чудо! Вы сами не раз говорили нам об упорном труде, знаниях и отрицали чудеса. Вы посмеивались над нами, когда мы подбегали к этому зеркалу, дотронуться до змеи. Говорили, что нельзя надеяться на чудо! как же так!» Профессор улыбнулся в ответ на эту горячую речь, он узнавал в женщине, стоящей перед ним, юную студентку. «Позвольте, почему же Вы решили, что я не верю в чудо», — спросил он. «Я в стенах родильного дома каждый день становлюсь свидетелем чуда! Самого большого ЧУДА, которое нам может подарить жизнь!»
А зеркало? — спросите Вы? Что стало с ним в послевоенные годы? И где оно сейчас? В каком его найти музее? Зеркало стоит в том же родильном доме, на Фурштатской.
В нем так же отражаются улыбки мамочек и врачей, все, кто приходит в родильный дом, может посмотреть в его стекло, подарить ему свою улыбку. И не сомневайтесь, пожалуйста, зеркало Вашу улыбку запомнит. И чаша тоже на месте. И голова змеи. Только вот цвет ее с каждым годом становиться все светлее. А как иначе, ведь в наш родильный дом все приходят за счастьем!
Бифидо и лактофлора в гинекологии
Для чего нужен приём препаратов содержащих бифидо и лактобактерии в гинекологии? Ответ можно дать коротким предложением: для восстановления микрофлоры полового канала после лечения воспалительных заболеваний и дисбактериоза.
Врач рассказала, в каком возрасте будут рожать через 10 лет
Желание осуществить мечту материнства будет до тех пор, пока существует мир. Женщина 21 века стоит на одной ступени с мужчиной в достижении карьерного роста. Лишь достигнув полного совершенства в деловой сфере, большинство пар задумываются о рождении ребенка. Это, разумеется, не единственная причина откладывания рождения детей на более позднее время, но тенденция к увеличению возраста женщин, решивших стать мамами, общемировая.
Беременность и роды после 35
Желание осуществить мечту материнства будет до тех пор, пока существует мир. Женщина 21 века стоит на одной ступени с мужчиной в достижении карьерного роста. Лишь достигнув полного совершенства в деловой сфере, большинство пар задумываются о рождении ребенка.
Правильные роды — Макаров И.О.
На 38-й неделе беременности женщина должна быть готова к тому, что роды могут начаться в любой момент. В это время опускается живот, становится легче дышать. Учащается мочеиспускание, плод шевелится реже. За 1–4 дня до родов обычно появляются первые предвестники: нерегулярные боли внизу живота и поясницы с интервалом 20–40 минут. Это ложные схватки. Если они мешают уснуть 1–2 ночи подряд, есть повод отправляться в роддом. Коричневые выделения из половых путей, излитие околоплодных вод при отсутствии схваток – признаки начала родовой деятельности. Не тяните с госпитализацией, но и не паникуйте.
Пока ждете «скорую», примите душ, удалите волосы с интимной зоны.
Проверьте, все ли документы собраны:
обменная карта
,
страховой полис
,
паспорт
. Не бойтесь, что не успеете доехать до роддома. Если вы рожаете первый раз, от начала схваток до появления малыша должно пройти 12 часов. Второй ребенок появляется на свет быстрее – в среднем в течение 6 часов.
В роддоме не имеют права отказаться принять беременную со схватками или другими признаками начавшейся родовой деятельности. Женщина может сама выбирать роддом. Если возникло недопонимание, потребуйте официальный документ об отказе в госпитализации. Этого оказывается достаточно для изменения ситуации в пользу роженицы.
Переступив порог
Приемные отделения роддомов работают круглосуточно. Дежурная акушерка проводит женщину в смотровую палату, где ее встретит врач. Он определяет тактику родоразрешения, оформляет документы. Там же проводят основные исследования органов и систем роженицы, осмотр шейки матки с помощью зеркал.
В предродовой палате классического роддома старого образца находятся несколько рожениц. У каждой – кровать и тумбочка для личных вещей. Женщины могут общаться, поддерживать друг друга в период схваток. Сами роды проходят в общем родильном зале, где находятся рахмановские кровати и необходимая аппаратура.
В современных роддомах родильный блок состоит из индивидуальных боксов-палат. На обычной кровати будущая мама переносит схватки. На рахмановской кровати происходят потуги и рождение малыша. Состояние матери и ребенка контролирует специальная аппаратура. В палате есть пеленальный стол с лучистым теплом для первых процедур новорожденного. Часто такие боксы оснащены индивидуальным санузлом, раковиной. Здесь можно найти и такие приятные мелочи, как фитбол, сидя на котором легче переносить схватки.
В родильное отделение, кроме необходимых документов (паспорт, обменная карта, полис обязательного медицинского страхования), можно взять тапочки, белье, халат, ночную рубашку, бутылку воды, гигиенические средства (прокладки, кремы, расческу, шампунь, мыло, ватные палочки), необходимую посуду, бумагу, ручку, книжку. Если женщина рожает по контракту, этот набор будет дополнен фотоаппаратом, видеокамерой, ноутбуком.
Самый главный
Акушер-гинеколог не должен постоянно находиться рядом с роженицей. В первый период родов он будет появляться раз в час. Все решения, назначения и ответственность за течение родов – на нем.
Непрерывно за роженицей наблюдает только акушерка. Примерно раз в 4 часа она проводит влагалищное исследование. В начальный период родов может быть проведено обезболивание. Самые распространенные варианты –
эпидуральная анестезия
и инъекции промедола.
Для ускорения родового процесса врач может принять решение проколоть плодный пузырь (провести амниотомию). Практика показывает, что в большинстве случаев в этом нет необходимости. Для проведения амниотомии должны быть веские причины: перенашивание беременности, тяжелый гестоз , резус-конфликт с появлением признаков гемолитической болезниплода. Ее делают, когда регулярные схватки длятся в течение нескольких дней, шейка матки полностью раскрылась, а плодный пузырь цел (в этом случае кислород перестает поступать к плоду). При нормальном течении беременности плодный пузырь рвется самостоятельно, когда шейка матки полностью раскрыта.
Решение о рассечении промежности принимается только в особых случаях для сокращения потужного периода. Это необходимо при высокой степени миопии (близорукости), хронических заболеваниях сердечно-сосудистой системы, опущении органов малого таза или риске самопроизвольного разрыва тканей промежности.
При нормальном течении родов оперативного вмешательства и введения любых лекарственных препаратов не требуется. Врач обязан объяснить роженице, на каком основании он принимает решение и что именно угрожает здоровью мамы и ребенка. Женщина должна дать согласие на проведение предлагаемых манипуляций.
Примерное поведение
Акушерка, которая находится с роженицей, выполняет все назначения врача: измеряет артериальное давление и пульс, устанавливает КТГ-аппарат для контроля за схватками и сердцебиением плода. К ней женщина может обратиться с любыми вопросами и просьбами: облегчить боль, научить правильно дышать. Только с ее разрешения роженица может вставать, ходить. Движения в первый период родов полезны, потому что стимулируют сократительную деятельность матки. Акушерка регулярно определяет положение головки плода, которая должна быть хорошо зафиксирована во входе малого таза. Она выслушивает сердечные тоны ребенка при целом плодном пузыре каждые 15–20 минут, после излития околоплодных вод – каждые 5–10 минут.
В период схваток пищевой рефлекс подавлен, поэтому есть не хочется. Пить можно по несколько глотков. Переполнение мочевого пузыря и прямой кишки препятствует нормальному течению родов. Посещать туалет роженице предлагают каждые 2-3 часа. При отсутствии самостоятельного мочеиспускания прибегают к катетеризации. При затяжных родах (более 12 часов) делают повторную клизму.
Если роженице хочется тужиться, с этим вопросом – к акушерке. Она следит за состоянием шейки матки, подсказывает женщине, тужиться или нет, помогает сдерживать потуги, если шейка матки еще не раскрылась на 10 сантиметров. Спешка в этот период родов чревата травмами для мамы и малыша.
Когда головка ребенка прорезалась – наступает самый напряженный этап для акушерки. Команда «Не тужиться!», которую она может дать, означает, что головка разгибается, рождается, переворачивается. Это очень важный и ответственный момент – давление сейчас недопустимо.
Малыш родился
Ребенок родился.
Время его появления на свет фиксирует врач. Он оценивает общее состояние мамы и наблюдает за отделением плаценты. Определить состояние и целостность плаценты — задача доктора. Взвешивает и измеряет детское место акушерка.
Обычно рождение ребенка происходит за 8-10 потуг. Средняя продолжительность второго периода родов у первородящих составляет 30-60 минут, а у повторнородящих 15-20. Приятная обязанность акушерки — показать роженице ребенка, обратив особое внимание на половые признаки.
На родах присутствует педиатр-неонатолог. Он должен оценить состояние новорожденного по шкале Апгар дважды: в первую минуту после рождения и через 5 минут. Если роды прошли без осложнений, новорожденного на несколько минут кладут на грудь мамы. Это его первый контакт с чужой микрофлорой. Он необходим для запуска процесса формирования иммунитета. Если состояние роженицы критическое, врач принимает решение отложить первый контакт мамы с малышом.
Акушерка одновременно ухаживает за роженицей и новорожденным.
Если все нормально, спустя 2 часа после родов мама и малыш переводятся в послеродовое отделение. Беспокойный период родов позади. А воспоминания останутся на всю жизнь в памяти счастливой мамы.
Зачем в больницах зеркала. Папа возится с зарядкой для телефона… | Кейт Харрис
Папа возится с зарядным устройством для телефона, тщательно приклеивая его медицинской лентой к моей подушке, чтобы я могла дотянуться до него ночью, не двигаясь слишком много.
Он просто сорвется, когда я опущу свою больничную койку, но я все равно позволяю ему зацикливаться на нем. У Скотта взгляд с расстояния 20 футов, как будто он грустно наблюдает за мной через платформу метро, хотя сидит рядом со мной. Трудно плакать перед ним, когда он смотрит на меня взглядом выброшенного на берег тюленя. Я изо всех сил стараюсь этого не делать.
Тогда это просто я. Я в своей коричневой занавешенной кабинке на больничной койке, окруженный затрудненным дыханием моего соседа по больничной палате. Я беру кассету для внутривенных вливаний. Рассеянно поморгайте, глядя на фиолетовые латексные перчатки. Побалуйте себя одним-двумя приглушенными всхлипами, прежде чем лечь в постель. Так начинается битва за опеку над моим внутренним «я» между жалостью к себе и (как мне кажется) истинной храбростью. Отлично, этого должно хватить на всю ночь.
«Если мы подтвердим этот диагноз среди нас, тогда что ж… добро пожаловать на вашу первую операцию Крона». Она говорит это так, как будто приветствует мое половое созревание или мою первую двойку в школе — назойливую, слегка болезненную, но неизбежную.
Я зацикливаюсь на разных направлениях, куда смотрят ее два глаза, пока она говорит, и думаю, что могу погрузиться прямо в расплывчатое пространство между ними.
Этого нельзя было избежать! На самом деле, на мой взгляд, это было совершенно маловероятно. Разве я не вежливо и неоднократно показывал, что моей болезни принадлежит ее законное место в моей жизни — вне поля зрения и в стороне от моего будущего? Разве я не научился запихивать физическую боль под коврик собственного внимания, чтобы «не позволить ей сломить меня»? Разве я не практиковался в том, чтобы вести дискуссию так, чтобы людям не было некомфортно, но с легкой ноткой юмора? Как смеет оно переступить порог моего будущего счастья в таком эгоистичном самодовольстве. Как он смеет претендовать на то, что принадлежит мне, когда я уже был помолвлен с образом самого себя, который я был полон решимости продолжать, который не включал в себя срать в лесу на велосипеде с друзьями, потому что я не мог этого удержать. И все же я был здесь, всхлипывая, как грустный городской голубь, в выцветшем больничном халате, одно плечо всегда свисало.
Писать в мерные ведра и готовиться к тому, чтобы кто-то пришел и сказал мне, как именно они будут выдирать мне внутренности скальпелями. Они не будут знать, что они на самом деле вырежут из этих внутренностей.
Я убираю со лба прядь потных волос и думаю о легком сосновом ветре с горных скал, где я родилась. Эта комната достаточно мала, достаточно скучна и достаточно переполнена, чтобы впервые за многие годы я мог остаться наедине с собой — без моей кожаной бахромы, без моих светских изяществ и без моего интеллектуального гарнира. Все эти годы и все эти моменты в погоне за совершенством. Но все, что я вижу в зеркале в ванной (в любом случае, какой смысл иметь зеркала в больницах?), — это более бледная версия кого-то, кого я почти не знаю. Кто-то, кто вырос, вырос в ее страхе и вдали от тех камней и этого бриза, которые раньше привязывали ее к чему-то… чему-то.
Медсестры закрыли дверь. Все, что я слышу, — это постукивание моего мешка для внутривенных вливаний и звук странной, неузнаваемой части меня, падающей на этот серый линолеумный пол.
Тихий предсмертный визг человека, которым я больше не являюсь, испускающего последний вздох. Когда завтра придут хирурги со своим ответом, я не знаю, что они удалят скальпелями, но я знаю, что я готов отдать вместе с ним, чтобы стать ближе к себе настоящему. Настоящий я, тот, у кого Кроны.
Вот он, прилив Дилаудида, поражающий кровоток. Как горячий, тяжелый массаж шеи на первом свидании, который хочет пойти дальше, чем вы. Его тяжесть давит мне на грудь и хлюпает в ушах, а затем эта зазубренная секунда необузданного страха заставляет меня ощутить власть. Вскоре он превращается в мягкость, и я сплю, совершенно не беспокоясь. Я даже не против платья.
Зеркала в ванных комнатах | Мнение об уходе
О компании: Детская больница Перта / отделение 4A — подростки Детская больница Перта, отделение 4A – подростки Недлендс 6009
Сообщение от Бабочка (как родитель/опекун),
Мой подросток несколько раз лежал в стационаре на 4А, а также в другой больнице.
При первом поступлении моего ребенка в 4А я была так потрясена и смущена размером и расположением зеркала прямо напротив душа.
Я чувствую, что любой, кто хоть немного разбирается в расстройствах пищевого поведения, знает, насколько это крайне неуместно. На мой взгляд, любому другому ребенку или подростку, который пользуется ванной, не нужно зеркало такого размера, особенно напротив душа. Принимая душ (естественно обнаженным), я полагаю, что пациент может смотреть и смотреть и фокусироваться на каждой части своего тела.
Я думаю, если вы спросите любого профессионала, является ли это мудрым или хорошим решением, я думаю, мы знаем, каким будет ответ. Я не могу понять, как и почему было принято такое решение. По крайней мере, если бы зеркало было снаружи ванной комнаты, я полагаю, пациенты не были бы вынуждены видеть себя голыми каждый раз, когда они моются.
Я предложил много идей для борьбы с этим ужасным решением — большие съемные наклейки-декали с милыми и забавными картинками можно было бы разместить на большей части зеркала, оставив небольшое пространство, чтобы видеть только свое лицо и шею.
При первом поступлении моего ребенка в 4А я была так потрясена и смущена размером и расположением зеркала прямо напротив душа.
