Можно ли стереть память себе: В один клик. Учёные выяснили, как стереть память человеку

можно ли стереть память? — Моноклер

Рубрики : Лекции, Нейронаука, Публичные лекции

---

Нашли у нас полезный материал? Помогите нам оставаться свободными, независимыми и бесплатными, сделав любое пожертвование или купив что-то из нашего литературного мерча.

---

Что науке известно о человеческой памяти? Как она формируется в мозге, хранится и воспроизводится? Наши воспоминания — это нечто статичное или нечто подвижное — то, что каждый раз реконструируется и воссоздается? Можно ли изменить и стереть воспоминания? Как и в чём нейронаука способна помочь психотерапии? Рассказывает нейробиолог Константин Анохин.

В фильме 2004 года Мишеля Гондри «Вечное сияние чистого разума» есть интересный сюжетный ход: главные герои, Джоэл Бериш (Джим Кэрри) и Клементина Кручински (Кейт Уинслетт), после болезненного разрыва отношений обращаются в фирму «Лакуна», которая предоставляет услуги по стиранию некоторых воспоминаний, чтобы удалить друг друга из своей памяти (сначала это делает Клементина, а Джоэл решается на такой шаг после того, как узнает о поступке любимой).

Но может ли такое быть в реальности? Есть ли вероятность того, что появятся технологии, спасающие нас от тревожных и травматических воспоминаний?

Пока этими проблемами занимается психотерапия (иногда успешно, иногда не очень). Но д.м.н., нейробиолог Константин Владимирович Анохин считает, что не за горами те времена, когда психотерапевты будут использовать в своей практике достижения современной нейронауки и корректировать или удалять негативные воспоминания с помощью препаратов, влияющих на работу мозга. Благодаря чему это станет возможным?

В рамках лекции «Память и мозг: механизмы формирования, хранения и редактирования воспоминаний», которая не так давно прошла в Московском институте психоанализа, К. В. Анохин рассказал о новейших исследованиях физиологии памяти, механизмах хранения, извлечения и воспроизведения информации, а также её изменения и удаления.

Что такое память? Какие гены включаются в мозге для того, чтобы мы запоминали новую информацию? Что может помешать формированию памяти? Как происходит реконструкция памяти? Почему мы не помним события, которые происходили перед травмой головы? Какие открытия и исследования последних десятилетий помогли нейроучёным найти механизмы стирания памяти на химическом уровне? Какие идеи относительно памяти, которые в свое время выдвигали И.

 П. Павлов, З. Фрейд, Ф. Бартлетт и другие великие психологи, были подтверждены или вновь открыты нейробиологами? Какие новые возможности регуляции памяти они могут предложить сегодня?

Обо всём этом очень основательно, глубоко и строго научно Константин Владимирович рассказал в своей лекции. Внимаем Анохину и готовимся еще раз пересмотреть «Вечное сияние чистого разума».

 

О спикере: 

Константин Владимирович Анохин — российский учёный, нейробиолог, доктор медицинских наук, профессор, руководитель отдела нейронаук НИЦ «Курчатовский институт», член-корреспондент РАН.

---

Читаем/смотрим:

— Ложные воспоминания: можно ли быть уверенным в том, что случилось вчера

— Рабочая память в деле: как игнорирование неважного улучшает работу мозга

— Изучение памяти: Мария Фаликман о том, можем ли мы доверять себе 

---

Источник видео: Московский институт психоанализа / Youtube

Обложка: кадр из х/ф «Вечное сияние чистого разума» (2004 г.

)

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

видеолекции



Вспомнить все. Можно ли стереть или подменить память, и почему не стоит безоговорочно верить воспоминаниям

В новой лекции «Психологии» психофизиолог Ольга Сварник объясняет, по какому принципу работает память животных и, в том числе, человека. Почему значимые происшествия, случившиеся с нами в прошлом, тем больше обрастают новыми и не всегда правдивыми деталями, чем чаще мы их вспоминаем? Можно ли внушить человеку воспоминания о том, что никогда с ним не происходило на самом деле? И стирание памяти — прием из научно-фантастического кино или возможность, которая будет у нас в недалеком будущем?

Добрый день. Меня зовут Ольга Сварник, я старший научный сотрудник лаборатории психофизиологии имени Вячеслава Борисовича Швыркова Института психологии Российской Академии наук. И сейчас я расскажу о том, почему мы не можем доверять нашей памяти.

Наша память в своей основе — это нейронные группы, приобретенные в процессе нашего онтогенеза. Когда мы приобретаем какую-то память и формируем эти нейронные группы, то внутри нейронов происходит масса всяких интересных событий, которые их меняют. С самого начала, когда мы что-то запоминаем, это активность, просто электрическая активность этих нейронов: вот они приходят в возбужденное состояние, генерируют потенциал действия, вот вместе, в каком-то определенном новом составе.Для того, чтобы эта память просуществовала какое-то время, нужно, чтобы она в этой активной форме поддерживалась какое-то время.

С самого начала вообще исследований о мозге выяснилось, что травмы мозга очень часто приводят к тому, что человек не помнит, а что именно произошло непосредственно перед травмой. И это связано с тем, что нарушение кровотока приводит к невозможности генерации потенциалов действия, к невозможности возбуждения этих нейронов, и они как бы вот это свое возбужденное состояние определенной нейронной группы, они как бы его теряют. Им нужно, чтобы оно поддерживалось какое-то время, чтобы были запущены долговременные перестройки внутри нейронов.

И что любопытно, что не только травмы мозга с потерей сознания приводят к невозможности развития памяти, но еще и, например, подведение электрического тока, что уже было сделано на животных, если животное только что чему-то обучили, а потом подвели электрический ток к мозгу, а подведение электрического тока означает, что все нейроны вдруг вместе заактивировались, то это тоже стирает память, и животное потом ничего не помнит. Мы его чему-то обучили, провели такую процедуру, смотрим, не помнит.

Получается как бы две разные ситуации, но приводят к одному и тому же эффекту, нет памяти. Связано это с тем, что память — это вполне конкретная нейронная группа, которая должна активироваться. И если мы не дали этим нейронам активироваться, то памяти не будет. А если мы, наоборот, заактивировали вообще все нейроны, то тоже не будет памяти, потому что опять же, специфика этих пяти, например, или пятидесяти, или пятисот тысяч нейронов, она тоже потеряется. Мне кажется, что это проще всего объяснить через оставленные следы в какой-то комнате, например, что по этим следам, когда они остались, можно было бы понять, что здесь произошло. Но если они высохли, то мы уже не узнаем, что здесь. И если, наоборот, все пространство залить водой, то мы тоже не узнаем, что там было, мы тоже потеряем эту специфику.

Так вот после того, как определенная нейронная группа поддерживаем некоторую активность, повторную такую, когда они все вместе активируются, и вот сейчас мы приобретаем что-то новое, какую-то новую информацию, какую-то новую память, это запускает определенные изменения внутри нейронов, и нейроны должны измениться внутренне для того, чтобы войти в какую-то новую группу. Это приблизительно как с человеком, он попадает в новый коллектив, и он тоже каким-то образом меняется для того, чтобы теперь составлять единое с этим коллективом.

Для нейрона это изменение прежде всего белкового состава тех белков, которые он делает, для него это возможность теперь иметь некоторые взаимодействия, которые он раньше не имел. Если мы заблокируем для нейрона возможность измениться, если мы, например, введем определенные химические вещества, которые блокируют синтез новых белков, то мы увидим, что долговременной памяти нет. Нейроны не зафиксируют этот состав, новый для них, в котором они теперь должны вместе активироваться. И когда-то казалось, что если мы дали нейронам активироваться, если они составили эту новую нейронную группу, если в этих новых нейронах произошли внутренние изменения, то теперь мы зафиксировали эту память в этой новой нейронной группе, и это то, что будет с нами в течение всей жизни, в неизменном виде.

Но некоторое время назад оказалось, что нет такого явления, как постоянная память, она меняется практически всегда. Дело в том, что оказалось, когда мы что-то вспоминаем, например, какое-то событие, которое с нами произошло, то это приводит опять к активации этой нейронной группы, и это опять потенциальная возможность изменить эту группу, и в нейронах опять должны произойти внутренние изменения. Если явление упрочения памяти, или формирование долговременной памяти, которая будет с нами надолго, было названо консолидацией, то явление, что при любой активации, даже старой памяти, она вновь может быть нарушена, получило название реконсолидации, то есть такая повторная консолидация памяти снова, снова и снова. И оказалось, что это то, что все время происходит в нашем мозге.

Во-первых, вообще нет такого понятия, как просто память, не бывает просто нейронов памяти. У памяти всегда есть какое-то содержание, мы не можем просто помнить. Мы помним, что Эйфелева башня находится в Париже, мы помним, что Париж находится в Европе. И мы можем это помнить, и продолжать это помнить, а какой-то кусок другой какой-то информации мы можем забыть. Для всего есть свои нейронные группы, и у всех этих групп есть своя специфика.

И получается в экспериментальных исследованиях, что если мы активируем память какую-то из прошлого, то мы можем потенциально ее поменять. Предположительно такое явление лежит в основе каких-то видов психотерапии. Психотерапия вообще в принципе всегда это разговор о прошлом, и не важно это давайте станцуем ваше прошлое, давайте поговорим о прошлом, давайте построим прошлое из песка, или споем, или еще что-нибудь, это всегда обращение к какому-то опыту, который уже был. И оказывается, что вот это обращение к опыту, который уже был, приводит к тому, что теперь потенциально есть возможность эту группу еще чем-то дополнить из каких-то других элементов нашего опыта.

Элизабет Лофтус, это очень известная американская специалистка по памяти, занимается исследованиями того, как можно целенаправленно взять и имплантировать человеку какую-то новую память, которой у него не было. И когда она описывает свои самые ранние попытки обнаружить, что это в принципе возможно, она описывает, например, такую ситуацию, как имплантация памяти девочке-подростку, когда она договорилась с ее родителями-психологами, что давайте так вот поэкспериментируем, попробуем. И можно вот так позвать ребенка, подростка, и сказать: «А помнишь, ты потерялась в Деснейленде, когда была маленькая?». И она может ответить: «Нет, я такого не помню», но если при этом вести себя определенным образом, например, сказать: «Ну как же, помнишь, мы катались на карусели?», любой ребенок когда-нибудь катался на карусели, в норме. И такой вопрос рождает активацию какой-то нейронной группы, которая связана с этим элементом опыта. «А помнишь, мы купили мороженое?», «Помнишь, шел дождь?», и еще что-то, и еще что-то. И в достаточно большом проценте случаев могут складываться ситуации, когда человек сам начинает дополнять эту историю, типа, да, действительно, я помню, как меня нашла какая-то женщина, отвела меня в полицейский участок, и я там сидела, плакала и ждала родителей. И это ситуация, которая могла быть, например, увидена по телевизору, или услышана от кого-то, или еще что-то.

Каждый раз, когда мы вызываем какие-то элементы прошлого, смешиваясь с какими-то еще элементами того, что нас сейчас беспокоит или беспокоило вчера, потенциально мы имеем возможность нашу память изменять. И вполне вероятно, что в основе вот такого феномена, как время лечит, или пройдут годы и уже не будет так плохо, так грустно, лежит именно явление изменения этих следов памяти. Какое-то событие, которое помнится нами до мельчайших деталей, до каких-то, не знаю, крошечных очень точных ощущений, с течением времени теряет эти детали. Мы возвращаемся к этому снова, снова, снова и снова, и то, что мы снова и снова активируем одну и ту же нейронную группу, потенциально приводит к тому, что она меняет свой состав, она становится немножко другой. И может быть то, что через год это уже выглядит для нас не болезненным, связано с тем, что мы уже и не помним это в таком точно виде, в каком это было в тот момент. И вполне вероятно, что этот наш естественный возврат к каким-то значимым для нас событиям, мысленный возврат, приводит к этим модификациям и как бы лечит.

С другой стороны, при некоторых ситуациях возникает явление, известное как посттравматические разные расстройства, возможно, это связано с тем, что таких модификаций не происходит в таком объеме, в каком это в норме должно было бы происходить. Но в экспериментах на животных оказалось, что если животному о чем-то напомнить, ведь получается, что напоминание, или воспоминание, это опять активация этой нейронной группы, и если мы теперь напомнили что-то животному, оно о чем-то вспомнило, мы можем ввести опять химические вещества, которые заблокируют изменения в нейронах и тем самым мы можем попытаться стереть ту память, которая у него есть.

Было проведено очень много таких экспериментальных исследований, в которых было показано, что если животное чему-нибудь обучить, например, тому, что в этой клетке, куда его первый раз поместили, будут бить током, то есть там больно, страшно, неприятно и прочее, животное это запоминает надолго. Если его посадить спустя какое-то время в эту клетку, то животное будет естественным образом вести себя очень осторожно, замирать, стараться не делать лишних движений, в ожидании того, что сейчас его будет бить током. Если при этом животному просто напомнить об этой ситуации каким-то элементом, а потом ввести блокаторы синтеза белка, то это приведет к тому, что нейронная группа, которая активировалась, потеряет возможность измениться, и таким образом эта память может быть стерта. И затем вы на следующий день сажаете животных, а оказывается, что вот, оно уже все забыло.

Потенциально кажется, что это может иметь большое значение для того, чтобы таким образом попытаться стирать память и у человека тоже. И если какие-то мучительные воспоминания возвращаются снова и снова, может быть, есть возможность заактивировать эту нейронную группу,связанную с этим воспоминанием, и стереть ее. Но если в случае животных у нас даже нет возможности проверить, а может быть, оно забыло что-то еще, что относительно важно, то с человеком, особенно имея в виду сложные ассоциации, которые рождаются в его мозге, мне кажется, что таким образом можно было бы стереть еще что-то дополнительно, всегда есть такая опасность.

И потенциально явление реконсолидации, связанное с тем, что при реактивации какого-то воспоминания происходит модификация этой памяти, позволяет делать еще одну очень интересную вещь, целенаправленно, путем активации определенных нейронов, новую память имплантировать. То есть у человека имплантация этой памяти может быть произведена через какой-то разговор, показ каких-то старых якобы документов, то есть за счет того, что просто беседуя с человеком, активируя таким образом ненаправленно у него те или иные группы, можно как бы постараться их смешать так, чтобы была какая-то новая память ему имплантирована.

Но с животными есть возможность проводить эксперименты, просто оперируя активностью нейронов, и можно животное познакомить с какой-то новой для него ситуацией, например, посадив его, не знаю, в красный какой-то кубик, и оно запомнит, что вот есть такая обстановка, там не больно, не страшно, вот такой красный кубик. При этом можно пометить ту нейронную группу, которая связана с этим опытом у этого животного, а затем посадить его в другую совершенно какую-то клетку, где ударить его током. Животное по идее должно запомнить, что тут как бы нужно быть осторожным, потому что здесь неприятно и страшно.

Но если мы при этом, сейчас технологии это позволяют, будем активировать нейронную группу того красного кубика, то мы смешаем две памяти, и животному начнет казаться, что больно и страшно в красном кубике, просто за счет того, что мы две нейронные группы заставили активироваться вместе. И затем, посадив животное опять в этот красный кубик, где оно не боялось, и там никогда ничего с ним опасного не происходило, оно вдруг будет демонстрировать, что оно теперь думает, что здесь его будут бить током.

Вот на животных можно сейчас такими прямо точечными методами оперировать элементами памяти, дополняя память чем-то, стирая какую-топамять. У человека в этом смысле на данный момент возможности проводить такие манипуляции нет, но сам естественный ход течения нашей памяти вроде бы таков, что мы сами мысленно к чему-то возвращаемся, и сами мысленно, получается, начинаем менять эти нейронные группы, что, как правило, приводит к тому, что мы хуже помним. И то, что мы хуже помним, это на самом деле не проблема, считается, что это даже эволюционно оправданно, поскольку та ситуация, где мы приобрели этот опыт, она уже не повториться, она всегда уже будет чуть-чуть другая. И то, что мы забываем эти детали, это тоже важно и оправданно с эволюционной точки зрения. Но я хочу еще раз подчеркнуть, любое мысленное возвращение к какому-то эпизоду, получается, потенциально может его менять. И в этом смысле мы не очень-то можем доверять нашей памяти. Наверняка у каждого есть масса примеров того, что он почему-то помнит, что это было именно так, а на самом деле окружающие говорят, что это было как-то по-другому.

Даже если бы мы могли стереть плохие воспоминания, должны ли мы?

10 мая 2011 г.

Новая наука предполагает, что можно освободиться от ментального бремени, но разрушит ли это то, кто мы есть?

В 1992 году автор Джордж Сондерс написал рассказ, впервые опубликованный в The New Yorker , под названием «Разгрузка для миссис Шварц». В нем он рассказывает историю о клерке в футуристическом магазине голографических впечатлений, который, сканируя мозг потенциального вооруженного грабителя, которого он нокаутировал, случайно загружает — навсегда — все юношеские воспоминания, содержащиеся в разуме этого человека. Клерк ужасается своей ошибке… пока грабитель не приходит в сознание. Затем, освободившись от болезненных воспоминаний о жизненных переживаниях, повредивших его, грабитель улыбается и счастливо выходит из магазина. Клерк в конце концов решает «разгрузить» и свои прошлые воспоминания, переписав свое прошлое и предоставив ему возможность начать жизнь заново, без шрамов.

История научная фантастика, конечно же фэнтези. Или это было, когда Сондерс написал это. Но в исследовании, опубликованном 27 апреля в журнале Journal of Neuroscience , группа исследователей Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе сообщила, что они действительно открыли способ стирания долговременных воспоминаний — по крайней мере, в ходе экспериментов на маленьких морских улитках и на нейроны улиток в чашках Петри.

Как бы ни старались профессионалы предвидеть любые побочные эффекты стирания травмирующих воспоминаний, шансы на то, что возникнут какие-то новые и неожиданные проблемы, высоки.

Не то чтобы у маленьких улиток и нейронов в отделе памяти так много всего происходит, заметьте. Но в этом и была суть, говорят исследователи. Цель исследования состояла в том, чтобы выделить протеинкиназу и процесс, общий для улиток и млекопитающих (который, как подозревали исследователи, играет ключевую роль в сохранении памяти), и проверить эффект ингибирования этой активности на животных с очень простой нервной системой.

Когда исследователи потрогали брюшки улиток, улитки ответили рефлекторным сокращением. Но обычно это сокращение длилось всего несколько секунд. Однако после «обучения» улиток электрическим током, связанным с покалыванием, сокращения продолжались до 50 секунд. Неделю спустя подталкивание улиток по-прежнему приводило к сокращениям продолжительностью 30 секунд или дольше, что указывало исследователям на то, что улитки «помнили» удары электрическим током и что память была закодирована в «долговременную» память в их системах.

Однако, если исследователи ингибировали активность специфической протеинкиназы, называемой ПКМ, улитки реагировали на покалывание только стандартным двух- или трехсекундным сокращением. Их память о тренировках с электрошоком была эффективно стерта.

Очевидно, существует большой разрыв между подавлением долговременной памяти в синапсе между двумя нейронами простой морской улитки и подавлением долговременной памяти в чрезвычайно сложной структуре человеческого разума. Даже если протеинкиназа PKM окажется ключевой у людей и ее можно будет надежно ингибировать, исследователям все равно придется выяснить, как найти и нацелить определенные воспоминания в мозгу. В противном случае все воспоминаний человека могут быть стерты, а не только травмирующие.

Тем не менее, этот эксперимент является чем-то вроде прорыва и может стать первым шагом в разработке методов лечения, направленных на «приглушение» или стирание травмирующих воспоминаний у людей, страдающих изнурительными случаями посттравматического стрессового расстройства (ПТСР). Учитывая, что уровень самоубийств в армии США достиг 27-летнего максимума и что почти 20 процентов вернувшихся ветеранов из Ирака и Афганистана имеют положительный результат теста на посттравматическое стрессовое расстройство (в прошлом году Департамент по делам ветеранов сообщил, что более 170 000 вернувшихся ветеранов были диагностированы с посттравматическим стрессовым расстройством). ), идея возможности стереть травмирующие воспоминания, вызывающие всю эту боль, привлекательна.

Действительно, немногие взрослые доживают до 40 или 50 лет, не накапливая воспоминаний, от которых до сих пор болит сердце посреди ночи, даже если вспоминаемое событие произошло очень давно. Но если бы у нас была возможность стереть эти болезненные или травмирующие воспоминания, разве мы действительно хотели бы это сделать?

Часть моей нерешительности проистекает из кажущейся неизбежности Закона Непредвиденных Последствий. Как бы ни старались профессионалы предвидеть любые побочные эффекты стирания травматических воспоминаний, велика вероятность того, что эта техника вызовет новые и неожиданные проблемы. Но я также задаюсь вопросом, действительно ли возможно удалить важные воспоминания, даже травмирующие, и стереть только боль и ущерб, а не важную часть того, кем этот человек является или стал.

Когда мне было 20 лет, я чуть не погиб в автокатастрофе, когда жил в 10 000 миль от своей семьи, на Северном острове Новой Зеландии. Я врезался головой в лобовое стекло автомобиля на высокой скорости и, как я позже описал это, провел следующие девять часов, борясь за свою жизнь, и следующие 18 месяцев, борясь за свое здравомыслие.

Борьба с тяжелым посттравматическим стрессом, вызванным почти смертельной травмой вдали от дома, стоила мне большинства моих друзей, важных отношений, которые, как я думал, продлятся всю жизнь, и значительной части моих продуктивных способностей в течение года. и половина. У меня были воспоминания, кошмары, и лечащий меня психолог в какой-то момент поставил себя на круглосуточный звонок, боясь, что я могу навредить себе. Сознательно подойдя так близко к смерти, я также обнаружил, что не могу планировать будущее и боюсь так, как никогда раньше. Более того, некоторые жизненные решения, которые я принял в течение нескольких лет после аварии, были далеко не идеальными, и я, вероятно, сделал бы другой выбор, если бы не боролся с ущербом, причиненным этим опытом.

И все же, несмотря на всю темноту того времени, этот несчастный случай также стал трансформирующим опытом, который до сих пор влияет на то, как я иду по миру. С болью осознавая, что жизнь может быть вырвана у любого в одно мгновение, я обнаружил, что не желаю выбирать деловую карьеру, которая предлагала лишь отсроченное вознаграждение в виде денег или «безопасность» в будущем.

Если бы безопасности не существовало, а жизнь была неопределенной, тогда мне нужно было бы найти дело жизни, которое приносило бы мне удовлетворение в процессе и делало бы меня настолько счастливым, насколько я мог быть каждый день, чтобы независимо от того, когда оно закончится, я мог бы сказать, что я d хорошо провел время, которое у меня было. Друзья и семья также стали гораздо важнее внешнего успеха в карьере. И я бы не променял эту мудрость или этот выбор ни на что в мире.

Столь же важным, как и ясность в моих собственных приоритетах, был тот факт, что я получил непосредственное интуитивное понимание того, через что может пройти другой человек после боя, несчастного случая, нападения или потери. С тех пор я иду по жизни с лучшим, более глубоким пониманием и состраданием к чужой боли, а также с большей способностью

достучаться до людей, страдающих от боли, благодаря моей собственной. И я не уверен, что был бы тем же человеком в мире без этого или смог бы внести такой же вклад.

На протяжении многих лет я много-много раз спрашивал себя, хотел бы я, если бы у меня был выбор, не попасть в эту аварию. Простой ответ — да. Никому не пожелаю такого кошмара. Но мне трудно отделить боль от силы, утрату от даров. И в итоге я всегда прихожу к одному и тому же выводу: я бы не был тем, кто я есть сегодня, если бы не тот несчастный случай. Так что забрать его означало бы забрать не только его тени, но и важную часть меня самого.

Мы определенно не хотим стирать чью-то память о травмирующем событии. Мы просто хотим, чтобы это было менее страшным воспоминанием.

В случае солдата-самоубийцы или кого-то, кто слишком поврежден, чтобы вести здоровую или счастливую жизнь, возможно, соотношение затрат и выгод будет другим. С другой стороны, доктор Барбара Ротбаум, профессор и директор Центра восстановления после травм и тревог в Медицинской школе Университета Эмори, говорит, что даже в случае тяжело травмированных ветеранов стирание травмирующих воспоминаний было бы неразумным.

«Помните ход Вечное сияние чистого разума? » спросил профессор Ротбаум. (В фильме Джим Керри и Кейт Уинслет играют бывших любовников, которые решили стереть свои воспоминания друг о друге.) «Они стерли свои воспоминания друг о друге, а затем снова и снова совершали те же ошибки. мы предназначены , чтобы учиться на опасных и болезненных ситуациях и опыте.Поэтому мы определенно не хотим стирать чью-то память о травмирующем событии.Мы просто хотим сделать его менее страшным воспоминанием.Это всегда будет плохая память , травматическое воспоминание. Мы работаем над тем, чтобы позволить людям учиться на нем, не мешая его жизни».

Доктор Ротбаум и ее коллеги также проводят исследования, связанные с подавлением неврологической реакции, в надежде помочь пациентам с посттравматическим стрессом. Но исследование Ротбаума сосредоточено на использовании антибиотика D-циклосерина, который, как было показано, снижает уровень страха у пациентов с посттравматическим стрессовым расстройством. И конечная цель не только в том, чтобы сделать воспоминание менее пугающим. Конечная цель состоит в том, чтобы уменьшить страх пациента перед просмотром воспоминаний настолько, чтобы пациент был более способен и готов противостоять ему, разбираться в нем и переформулировать его таким образом, чтобы он мог продолжать свою жизнь.

Помнить или забыть? Это может быть трудным выбором для тех, кто страдает от боли. Но доктор Ротбаум может быть прав. Даже если невежество и есть блаженство, было бы безумием а не стать мудрым. Как стереть память и восстановить ее реакция на прошлые события.

Исследование, опубликованное 1 июня в расширенном онлайн-выпуске журнала Nature , впервые продемонстрировало возможность выборочного удаления воспоминаний и предсказуемой реактивации их путем стимуляции нервов в мозге на частотах, которые, как известно, ослабляют и укрепляют связи между нервными клетками, называемые синапсами.

«Мы можем формировать память, стирать эту память и по желанию реактивировать ее, применяя стимул, который выборочно усиливает или ослабляет синаптические связи», — сказал старший автор Роберто Малинов, доктор медицинских наук, профессор кафедры неврологии. и секция нейробиологии Отделения биологических наук.

Ученые оптически стимулировали группу нервов в мозгу крысы, которая была генетически модифицирована, чтобы сделать их чувствительными к свету, и одновременно подвергали лапу животного электрошоком. Крысы вскоре научились ассоциировать стимуляцию зрительного нерва с болью и проявляли страх при стимуляции этих нервов.

Анализы показали химические изменения в синапсах оптически стимулированных нервов, свидетельствующие об усилении синапсов.

На следующем этапе эксперимента исследовательская группа продемонстрировала способность ослаблять эту схему, стимулируя те же самые нервы стирающей память низкочастотной серией оптических импульсов. Эти крысы впоследствии больше не реагировали на первоначальную нервную стимуляцию страхом, что позволяет предположить, что память, связанная с болью, была стерта.

Возможно, самым поразительным открытием исследования стало то, что ученые обнаружили, что могут повторно активировать утраченную память путем повторной стимуляции тех же нервов формирующей память высокочастотной серией оптических импульсов. Эти рекондиционированные крысы снова реагировали на первоначальную стимуляцию страхом, даже несмотря на то, что их ноги не подвергались повторному удару током.

«Мы можем заставить животное испытывать страх, а затем не бояться, а затем снова испытывать страх, стимулируя нервы на частотах, которые усиливают или ослабляют синапсы», — сказал Садег Набави, научный сотрудник лаборатории Малинова. ведущий автор.

Что касается потенциального клинического применения, Малинов, заведующий кафедрой Shiley Endowed в исследованиях болезни Альцгеймера в честь доктора Леона Таля, отметил, что бета-амилоидный пептид, который накапливается в мозгу людей с болезнью Альцгеймера, ослабляет синаптические связи во многих случаях. так же, как низкочастотная стимуляция стирала воспоминания у крыс. «Поскольку наша работа показывает, что мы можем обратить вспять процессы, ослабляющие синапсы, мы потенциально можем противодействовать некоторым эффектам бета-амилоида у пациентов с болезнью Альцгеймера», — сказал он.