Люди и их шрамы — Bird In Flight
Примириться с собственным телом многим тяжело, но людям с крупными шрамами это бывает особенно непривычно. Художница Виктория Рой и публицистка Элина Гард собрали несколько таких историй.
Отношение к шрамам бывает очень различным: пока кто-то делает лазерную коррекцию или перекрывает рубцы татуировками, другие носят их как ни в чем не бывало или даже шрамируются специально. Существуют целые сообщества — например, женщин с шрамами после мастектомии или тех, у кого остались следы селфхарма.
Виктория Рой 28 лет
Художница, фотограф, арт-директор пространства Vagabond.
Элина Гард 22 года
Переводчица, литератор, публицистка.
— No matter — проект о людях и их шрамах, о внешних особенностях, которые рассказывают историю человека, и о принятии себя.
После интервью мы просили участников проекта написать записку и поделиться эмоциями и мыслями, связанными со шрамами. Написанные от руки, такие размышления гораздо глубже и интимнее, чем расшифровка интервью.
Артем, 25 лет. Получил гематому, когда с другом ремонтировал гараж: с тяжелой палаткой в руке он провалился в ремонтную яму и ударился о железную рейку. «Один мой знакомый стал называть этот шрам „колодцем“. Мы сначала смеялись, но потом я устал от этого и набил колодец на месте шрама — решил закончить шутку, пошутив над собой. Я к шраму очень привык — это просто одна из маленьких ямок на моем теле».
Артем, 25 лет. Получил гематому, когда с другом ремонтировал гараж: с тяжелой палаткой в руке он провалился в ремонтную яму и ударился о железную рейку.
«Один мой знакомый стал называть этот шрам „колодцем“. Мы сначала смеялись, но потом я устал от этого и набил колодец на месте шрама — решил закончить шутку, пошутив над собой. Я к шраму очень привык — это просто одна из маленьких ямок на моем теле».Надя, 29 лет. «Я никогда не стремилась порезать себя до вен или покончить с собой. Мне было интересно наблюдать за тем, как устроено физическое тело, как от прикосновения чего-то острого начинает течь кровь. Я была готом, этой субкультуре была свойственна романтизация шрамов». В девятом классе девушка, уже имевшая маленькие следы порезов на руках, попросила подругу нанести ей на спину шрамы в виде оторванных крыльев. Они были навеяны образом нефилимов — гигантов, или ангелов, приговоренных жить в реальном мире и нести ответственность за то, что в нем происходит. Более крупные шрамы Наде нанесли бойфренды, которые тоже делали себе порезы. Надя до сих пор немного стыдится своих шрамов, хотя визуально они ей по-прежнему нравятся.
Мама о них узнала через десять лет, отнеслась с тревогой и предложила убрать. Но Надя не хочет скрывать их даже за татуировками, хотя не совсем понимает, как рассказать кому-то историю их появления. «Это было прикольно. Я же не отрезала себе мочку или мизинец — это обычный порез на коже».Надя, 29 лет. «Я никогда не стремилась порезать себя до вен или покончить с собой. Мне было интересно наблюдать за тем, как устроено физическое тело, как от прикосновения чего-то острого начинает течь кровь. Я была готом, этой субкультуре была свойственна романтизация шрамов». В девятом классе девушка, уже имевшая маленькие следы порезов на руках, попросила подругу нанести ей на спину шрамы в виде оторванных крыльев. Они были навеяны образом нефилимов — гигантов, или ангелов, приговоренных жить в реальном мире и нести ответственность за то, что в нем происходит. Более крупные шрамы Наде нанесли бойфренды, которые тоже делали себе порезы.
Дима, 29 лет. «Лет до пятнадцати я не пробовал жареную картошку, на нее можно было только смотреть». В полтора года у Димы произошел заворот кишок. Операцию сделали неудачно — кишечник лопнул, начался перитонит. Лечили долго. «Часть кишечника торчала наружу, потому что после шести операций его нельзя было зашивать. Все было в больших гнойных ранах, я мог умереть от болевого шока. Мне повезло пережить это. Мама мне рассказывает ужасы всякие, я стараюсь у нее вообще про это не спрашивать. Перед интервью спросил — она как про Вьетнам вспоминала».
«Когда люди в первый раз видят мой торс, их смущает не шрам, а отсутствие пупка. Иногда по пьяни я сочиняю смешные истории — меня покусали акулы и тому подобное».Дима, 29 лет. «Лет до пятнадцати я не пробовал жареную картошку, на нее можно было только смотреть». В полтора года у Димы произошел заворот кишок. Операцию сделали неудачно — кишечник лопнул, начался перитонит. Лечили долго. «Часть кишечника торчала наружу, потому что после шести операций его нельзя было зашивать. Все было в больших гнойных ранах, я мог умереть от болевого шока. Мне повезло пережить это. Мама мне рассказывает ужасы всякие, я стараюсь у нее вообще про это не спрашивать. Перед интервью спросил — она как про Вьетнам вспоминала». «Когда люди в первый раз видят мой торс, их смущает не шрам, а отсутствие пупка. Иногда по пьяни я сочиняю смешные истории — меня покусали акулы и тому подобное».
Даша, 28 лет.
В подростковом возрасте ее кожа стала покрываться фурункулами, они болели и воспалялись. «Я из маленького города, там плохая медицина. Банальные заболевания кожи лечили антибиотиками и говорили: „Перерастешь — пройдет“». Само не проходило — когда в 16 лет Даша переехала в Киев, все плечи были в шрамах. Даша смущалась при парнях, хотя никто не делал ей замечаний и никогда над ней не шутил, — «видимо, у молодых людей хватало мозгов понять, что это не смешно. Даже не спрашивали. Я сама больше смущалась».
Болела она до 19 лет. Даша не знает, что это было, — ей даже толком не поставили диагноз. «Когда мне было двадцать, мама приехала в гости. Я надела топ на бретельках, а она спросила, зачем я это показываю, и сказала переодеться в футболку, чтобы никто не видел. Я удивилась: тогда у меня были только шрамы, без сыпи. Мне удобно с открытыми плечами, и я не хочу ходить в футболках, чтобы мне было жарко. Если прятать шрамы, то без солнца и воздуха будет воспаление». Даша, 28 лет.
В подростковом возрасте ее кожа стала покрываться фурункулами, они болели и воспалялись. «Я из маленького города, там плохая медицина. Банальные заболевания кожи лечили антибиотиками и говорили: „Перерастешь — пройдет“». Само не проходило — когда в 16 лет Даша переехала в Киев, все плечи были в шрамах. Даша смущалась при парнях, хотя никто не делал ей замечаний и никогда над ней не шутил, — «видимо, у молодых людей хватало мозгов понять, что это не смешно. Даже не спрашивали. Я сама больше смущалась».
Болела она до 19 лет. Даша не знает, что это было, — ей даже толком не поставили диагноз. «Когда мне было двадцать, мама приехала в гости. Я надела топ на бретельках, а она спросила, зачем я это показываю, и сказала переодеться в футболку, чтобы никто не видел. Я удивилась: тогда у меня были только шрамы, без сыпи. Мне удобно с открытыми плечами, и я не хочу ходить в футболках, чтобы мне было жарко. Если прятать шрамы, то без солнца и воздуха будет воспаление».Лера, 22 года.
В детстве делала ингаляцию, опрокинула на себя миску горячей воды с содой и обожгла внутреннюю сторону бедра. «Я долго воспринимала шрам как часть себя и не понимала, что он меня выделяет. В подростковом возрасте я поняла, что он выбивается из принятых норм красоты. Мне не нравилось, что он есть, я обращалась к врачам, мазала его кремами. Сейчас я вернулась к тому же восприятию, что было у меня в детстве: он есть, это часть меня, и это не плохая часть». Лера, 22 года. В детстве делала ингаляцию, опрокинула на себя миску горячей воды с содой и обожгла внутреннюю сторону бедра. «Я долго воспринимала шрам как часть себя и не понимала, что он меня выделяет. В подростковом возрасте я поняла, что он выбивается из принятых норм красоты. Мне не нравилось, что он есть, я обращалась к врачам, мазала его кремами. Сейчас я вернулась к тому же восприятию, что было у меня в детстве: он есть, это часть меня, и это не плохая часть».
Аня, 31 год.
Аня, 31 год. Ехала с парнем на мопеде, когда их зацепил автомобиль. «Произошел легкий хлопок, я упала на спину. Ничего не сломала, не ударилась головой, но почувствовала, что у меня внутри что-то произошло». Ане удалили селезенку. «Многие почему-то думают, что это шрам от кесарева сечения. Я каждый раз удивляюсь: он выше, чем обычно делают кесарево.
Первое время было непривычно — раньше у меня был ровный и красивый животик, а после операции я видела в зеркале эту полосу и не знала, как реагировать. Сейчас шрам меня вообще не беспокоит — парни, наоборот, говорят, что он очень красивый»Андрей, 27 лет. «Мне было пятнадцать. Мы с ребятами сильно напились, а друг как раз привез сувенир — браслет с акульим зубом. Мне стало интересно, острый ли он, — друг взял зуб и сделал мне надрез на груди. Я решил, что это прикольно, и сделал еще один наискось, чтобы было похоже на крестик. Мама спросила, кто это сделал. Когда я ответил, что сам, сказала, что я ненормальный и она отведет меня к психиатру. Но к врачу мы так и не пошли. Позже, когда ходил с коллегами в баню, говорил, что меня порезали в драке, — чтобы они не думали, что я какой-то конченый».
Андрей, 27 лет. «Мне было пятнадцать. Мы с ребятами сильно напились, а друг как раз привез сувенир — браслет с акульим зубом.
Мне стало интересно, острый ли он, — друг взял зуб и сделал мне надрез на груди. Я решил, что это прикольно, и сделал еще один наискось, чтобы было похоже на крестик. Мама спросила, кто это сделал. Когда я ответил, что сам, сказала, что я ненормальный и она отведет меня к психиатру. Но к врачу мы так и не пошли. Позже, когда ходил с коллегами в баню, говорил, что меня порезали в драке, — чтобы они не думали, что я какой-то конченый».Алена, 24 года. В четыре месяца ночью упала с кровати на батарею. Неизвестно, сколько она так пролежала; в итоге — ожог третьей степени, трансплантация кожи. В реанимации родителям сказали, что у девочки была клиническая смерть. «Я постоянно чувствую вину, которую родители испытывают из-за того, что не уследили», — говорит она. Двенадцать лет каждое лето было посвящено реабилитации: операции, лазерные шлифовки, лечебные воды. Потом Алене надоело. «Я устала. Мне было очень тяжело.
Однажды мы пришли к хирургу, и он сказал родителям: „Это не ребенок больной, а вы, если так это раздуваете“». Родители успокоились.Алена, 24 года. В четыре месяца ночью упала с кровати на батарею. Неизвестно, сколько она так пролежала; в итоге — ожог третьей степени, трансплантация кожи. В реанимации родителям сказали, что у девочки была клиническая смерть. «Я постоянно чувствую вину, которую родители испытывают из-за того, что не уследили», — говорит она. Двенадцать лет каждое лето было посвящено реабилитации: операции, лазерные шлифовки, лечебные воды. Потом Алене надоело. «Я устала. Мне было очень тяжело. Однажды мы пришли к хирургу, и он сказал родителям: „Это не ребенок больной, а вы, если так это раздуваете“». Родители успокоились.
Виталий, 30 лет. Подростком он шел купить цветы маме на 8 Марта. Парень подумал, что может успеть на подошедший автобус, если перебежит проезжую часть не доходя до зебры.
«На середине дороги я понял, что делаю что-то не так. На следующей полосе ощутил удар. Я оказался перед машиной, нога сгибалась не в том месте, в руке была тупая боль. К счастью, это было в пятидесяти метрах от поликлиники».
Мобильная связь тогда стоила дорого — человек, который решил позвонить маме парня, сказал только: «Ваш сын попал под машину, приходите в поликлинику» — и бросил трубку. «Для мамы эти десять минут, пока она бежала, были ужасными. А мне уже дали обезболивающие, и я сидел веселый. Затем на ногу мне наложили гипс, а в руку вшили титановую пластину на шести саморезах. С ней я ходил год, а потом ее вытащили, и теперь у меня на руке „сороконожка“». Водитель однажды наведался в больницу и принес Виталию фрукты.
Вся весна и лето ушли на восстановление. «Я радовался, когда прошел свой первый километр с тросточкой. Пластина в руке даже стала бонусом, потому что уже через неделю я мог что-то держать. Сначала было не очень комфортно, шрам на руке казался не слишком эстетичным.
Я начал искать оправдание этому и решил, что кто-то делает татуировки, а у меня такое шрамирование, украшает меня. Но все равно за пятнадцать лет я ни разу не покупал себе майки — подсознательно беру вещи, которые прикрывают руку».
«Этот шрам как легкий бронежилет: напоминает, что надо быть осторожным. Лучше хотя бы секунду подумать, а потом уже что-то делать».Виталий, 30 лет. Подростком он шел купить цветы маме на 8 Марта. Парень подумал, что может успеть на подошедший автобус, если перебежит проезжую часть не доходя до зебры. «На середине дороги я понял, что делаю что-то не так. На следующей полосе ощутил удар. Я оказался перед машиной, нога сгибалась не в том месте, в руке была тупая боль. К счастью, это было в пятидесяти метрах от поликлиники». Мобильная связь тогда стоила дорого — человек, который решил позвонить маме парня, сказал только: «Ваш сын попал под машину, приходите в поликлинику» — и бросил трубку.
«Для мамы эти десять минут, пока она бежала, были ужасными. А мне уже дали обезболивающие, и я сидел веселый. Затем на ногу мне наложили гипс, а в руку вшили титановую пластину на шести саморезах. С ней я ходил год, а потом ее вытащили, и теперь у меня на руке „сороконожка“». Водитель однажды наведался в больницу и принес Виталию фрукты.
Вся весна и лето ушли на восстановление. «Я радовался, когда прошел свой первый километр с тросточкой. Пластина в руке даже стала бонусом, потому что уже через неделю я мог что-то держать. Сначала было не очень комфортно, шрам на руке казался не слишком эстетичным. Я начал искать оправдание этому и решил, что кто-то делает татуировки, а у меня такое шрамирование, украшает меня. Но все равно за пятнадцать лет я ни разу не покупал себе майки — подсознательно беру вещи, которые прикрывают руку».
«Этот шрам как легкий бронежилет: напоминает, что надо быть осторожным. Лучше хотя бы секунду подумать, а потом уже что-то делать».Аня, 28 лет.
Шрам появился в младенчестве: Аня родилась на седьмом месяце, ей делали ингаляции, чтобы было легче дышать. Однажды она осталась без присмотра, воздух перегрелся и обжег ей лицо. «Когда я попадаю в больницу, то поначалу не очень приветливо реагирую на врачей. В детстве мне было обидно, я часто задавалась вопросами, почему так случилось, почему не дали никакой компенсации. Но в конце концов шрам привел меня к любви к окружающим и себе. Когда я сосредотачиваюсь на нем, могу вспомнить о чем-то хорошем, о чувстве любви. Он для меня объект медитации».Аня, 28 лет. Шрам появился в младенчестве: Аня родилась на седьмом месяце, ей делали ингаляции, чтобы было легче дышать. Однажды она осталась без присмотра, воздух перегрелся и обжег ей лицо. «Когда я попадаю в больницу, то поначалу не очень приветливо реагирую на врачей. В детстве мне было обидно, я часто задавалась вопросами, почему так случилось, почему не дали никакой компенсации.
Но в конце концов шрам привел меня к любви к окружающим и себе. Когда я сосредотачиваюсь на нем, могу вспомнить о чем-то хорошем, о чувстве любви. Он для меня объект медитации».Яна, 20 лет. Болела красным линейным лишаем, но сначала ей диагностировали склеродермию. «Эта болезнь съедает соединительные ткани. У меня она была на руке, животе и возле сердца на груди — это означало, что потом могло не биться сердце и не работать живот». Яну положили в больницу и целый месяц шесть раз в день кололи антибиотики. «Мне нельзя было выходить на солнце, мне посадили печень, я есть нормально не могла. Это был ад». Когда диагноз исправили, из-за некорректного лечения лишай уже стал хроническим — пятна не убрать. «Но когда тебе говорят, что ты можешь умереть, а потом выясняется, что просто останутся пятнышки на коже, ты не паришься по этому поводу. Они классные — на руке как островки, на животе похожи на Латинскую Америку.
Я их люблю, фотографирую. Если их нужно будет удалять, я расстроюсь».Яна, 20 лет. Болела красным линейным лишаем, но сначала ей диагностировали склеродермию. «Эта болезнь съедает соединительные ткани. У меня она была на руке, животе и возле сердца на груди — это означало, что потом могло не биться сердце и не работать живот». Яну положили в больницу и целый месяц шесть раз в день кололи антибиотики. «Мне нельзя было выходить на солнце, мне посадили печень, я есть нормально не могла. Это был ад». Когда диагноз исправили, из-за некорректного лечения лишай уже стал хроническим — пятна не убрать. «Но когда тебе говорят, что ты можешь умереть, а потом выясняется, что просто останутся пятнышки на коже, ты не паришься по этому поводу. Они классные — на руке как островки, на животе похожи на Латинскую Америку. Я их люблю, фотографирую. Если их нужно будет удалять, я расстроюсь».
Андрей, 33 года.
В 9 лет у него началось заболевание, которое почти не было исследовано: кровь перестала сворачиваться. Как это лечить, врачи не знали. «Лечили так, что после выписки я вышел с болезнью почек, гломерулонефритом. Он неизлечим, почки буквально высыхают. У нормального человека длина почки — двенадцать сантиметров, у моих — около трех». Андрею делали две трансплантации. «Сейчас у меня только одна почка с левой стороны. Первую удалили, потому что она не прижилась. Со старой почкой я прожил три года, с новой — уже год».
На руке у Андрея еще четыре шрама. «Людям, у которых отказали почки, проводят гемодиализ: венозную кровь очищают и возвращают в артериальную. Для этого делают сшитие — фистулу. Процедуру нужно проходить три раза в неделю по четыре часа, иглы достаточно толстые — проколы не успевают заживать, отсюда шрамы. В некоторых местах образуются туннели — так называются места, в которых игла полностью проваливается, если ее воткнуть». Раньше руки Андрея были полностью в кровоподтеках, из-за гематом по всей вене образовались шишки.
«Я ничего не стесняюсь. Мужественным или героическим я себя в этом вопросе тоже не считаю, это меня не украшает. Как себя чувствовал, так и чувствую. Но я работаю с людьми, и иногда это может их немного смущать, поэтому руки прячу под длинными рукавами. Всегда ношу с собой пенсионное удостоверение, потому что иногда меня останавливают полицейские и просят документы».Андрей, 33 года. В 9 лет у него началось заболевание, которое почти не было исследовано: кровь перестала сворачиваться. Как это лечить, врачи не знали. «Лечили так, что после выписки я вышел с болезнью почек, гломерулонефритом. Он неизлечим, почки буквально высыхают. У нормального человека длина почки — двенадцать сантиметров, у моих — около трех». Андрею делали две трансплантации. «Сейчас у меня только одна почка с левой стороны. Первую удалили, потому что она не прижилась. Со старой почкой я прожил три года, с новой — уже год». На руке у Андрея еще четыре шрама.
«Людям, у которых отказали почки, проводят гемодиализ: венозную кровь очищают и возвращают в артериальную. Для этого делают сшитие — фистулу. Процедуру нужно проходить три раза в неделю по четыре часа, иглы достаточно толстые — проколы не успевают заживать, отсюда шрамы. В некоторых местах образуются туннели — так называются места, в которых игла полностью проваливается, если ее воткнуть». Раньше руки Андрея были полностью в кровоподтеках, из-за гематом по всей вене образовались шишки.
«Я ничего не стесняюсь. Мужественным или героическим я себя в этом вопросе тоже не считаю, это меня не украшает. Как себя чувствовал, так и чувствую. Но я работаю с людьми, и иногда это может их немного смущать, поэтому руки прячу под длинными рукавами. Всегда ношу с собой пенсионное удостоверение, потому что иногда меня останавливают полицейские и просят документы».Паша, 25 лет. «Мне было тринадцать. Мы с ребятами хотели перейти железную дорогу и решили, что самым кратким путем будет перелезть через вагоны.
Я залез на вагон и после этого ничего не помню». Пашу ударило током — вся кожа обгорела, он на три четверти покрыт шрамами. Ему сделали около двадцати операций. «Анестезии для перевязки не было — двигаешь пальцем и видишь, как шевелится жилка в руке». Паша лежал в палате один, ему нельзя было двигаться — руки привязывали, чтобы он не мог ими шевелить. «Единственным развлечением было думать».
«Самый некрутой момент был, когда приезжали одноклассники. Я был побрит налысо, у меня была хренова туча шрамов и кровавых подтеков, на мне была марля, которая все просвечивала. Меня посадили в кресло и выкатили к одноклассникам. Не удивлюсь, если я кому-то из них снюсь в кошмарах». Реабилитация длилась год, потом Паша заново учился ходить.
Когда он вернулся в школу, сначала все беспокоились о его состоянии, пытались не трогать, прощали все. Со временем начались подначивания, клички. Паша смотрел на себя в зеркало и видел красное тело в шрамах — ужасное и противное. «Летом я мог выйти на улицу в перчатках и толстовке».
Паша не принимал себя до 20 лет. Его выручала психология.
Потом ему стали говорить, что он отлично выглядит. Однажды в тренажерном зале друзья забрали его футболку, и ему пришлось идти домой без нее. «Я понял, что это не так противно, плохо и печально, как мне кажется». Когда Паша окончил школу, ему предложили стать моделью. Он прошел курсы моделинга, начал активно сниматься. «Я чувствую свою миссию. Когда я лежал в ожоговом центре, я видел, как красивая девушка разлила на себя горячую воду, какой-то парень обжег половину лица. Многие люди скрывают шрамы долгое время — у меня есть знакомый, который прячет шрам от аппендицита, хотя он нормально выглядит. Я хочу показать, что нужно не забывать: ты остаешься человеком. Я могу вести переговоры, работать, кушать мороженку. Шрамы не ограничивают меня в действиях или убеждениях».Паша, 25 лет. «Мне было тринадцать. Мы с ребятами хотели перейти железную дорогу и решили, что самым кратким путем будет перелезть через вагоны.
Я залез на вагон и после этого ничего не помню». Пашу ударило током — вся кожа обгорела, он на три четверти покрыт шрамами. Ему сделали около двадцати операций. «Анестезии для перевязки не было — двигаешь пальцем и видишь, как шевелится жилка в руке». Паша лежал в палате один, ему нельзя было двигаться — руки привязывали, чтобы он не мог ими шевелить. «Единственным развлечением было думать».
«Самый некрутой момент был, когда приезжали одноклассники. Я был побрит налысо, у меня была хренова туча шрамов и кровавых подтеков, на мне была марля, которая все просвечивала. Меня посадили в кресло и выкатили к одноклассникам. Не удивлюсь, если я кому-то из них снюсь в кошмарах». Реабилитация длилась год, потом Паша заново учился ходить.
Когда он вернулся в школу, сначала все беспокоились о его состоянии, пытались не трогать, прощали все. Со временем начались подначивания, клички. Паша смотрел на себя в зеркало и видел красное тело в шрамах — ужасное и противное. «Летом я мог выйти на улицу в перчатках и толстовке».
Паша не принимал себя до 20 лет. Его выручала психология.
Потом ему стали говорить, что он отлично выглядит. Однажды в тренажерном зале друзья забрали его футболку, и ему пришлось идти домой без нее. «Я понял, что это не так противно, плохо и печально, как мне кажется». Когда Паша окончил школу, ему предложили стать моделью. Он прошел курсы моделинга, начал активно сниматься. «Я чувствую свою миссию. Когда я лежал в ожоговом центре, я видел, как красивая девушка разлила на себя горячую воду, какой-то парень обжег половину лица. Многие люди скрывают шрамы долгое время — у меня есть знакомый, который прячет шрам от аппендицита, хотя он нормально выглядит. Я хочу показать, что нужно не забывать: ты остаешься человеком. Я могу вести переговоры, работать, кушать мороженку. Шрамы не ограничивают меня в действиях или убеждениях».20 звезд со шрамами на лице и теле
Мы так любим пристально следить за жизнью звезд, узнавать о них последние новости и быть в курсе всех нюансов их внешнего вида! Наверняка тебе приходилось замечать на теле любимого артиста отметину в виде шрама и, конечно же, хотелось узнать историю ее появления.
Так вот, специально для тебя мы собрали рейтинг «шрамированных» с короткой справкой о каждом. Читай и просвещайся.
Гаспар Ульель
30 лет, актер
Знаменитая отметина на лице французского красавца была получена в шестилетнем возрасте.
Непоседливый Ульель запрыгнул на спину спящего добермана, на что испуганная собака ответила укусом прямо в лицо. Шрам актера вовсе не смущает, да и многочисленную армию фанаток тоже.
Рианна
26 лет, певица
Шрам на губе Рианны стал следствием несчастной любви к певцу Крису Брауну. В 2009 году он применил физическую силу к своей любимой, оставив неизгладимый след на красивых губах певицы.
Харрисон Форд
72 года, актер
Свою фирменную отметину на подбородке получил в 27 лет в результате ДТП. Актер ударился о руль, чем и обеспечил себе заметный шрам.
Лиза Боярская
29 лет, актриса
Лицо прекрасной Лизы Боярской имеет маленький изъян в виде шрама на щеке.
В девять месяцев, восседая на руках у матери, будущая актриса умудрилась опрокинуть настольную лампу. Осколок разбитой лампы рассек малышке щеку.
Хоакин Феникс
40 лет, актер
Заметный шрам на лице актера имеет две версии происхождения.
Кто-то говорит, что это результат операции по исправлению заячьей губы. Сам актер утверждает, что он таким родился.
Вера Брежнева
32 года, певица
С правой стороны живота у певицы есть рубец от удаления аппендикса, а с левой – шрам после кесарева сечения. Приобретенные отметины певица украсила цветной татуировкой.
Принц Уильям
32 года, герцог Кембриджский
Свою отметину на лбу Уильям получил в школьные годы от одноклассника, который ударил его клюшкой от гольфа.
Кейт Миддлтон
33 года, герцогиня Кембриджская
Загадочный шрам на голове Миддлтон поднял настоящую шумиху в прессе.
На фотографиях, сделанных на одном из благотворительных ужинов, журналисты разглядели тонкую полоску около виска под волосами. Представитель королевской семьи рассказал, что шрам − это следствие операции, которую герцогиня перенесла в детстве.
Джейсон Момоа
35 лет, актер
Шрам на брови актера заставляет трепетать не одно женское сердце. Такая отметина досталась ему после драки в баре и придает образу еще больше мужественности. Хотя казалось бы, куда еще…
Куин Латифа
44 года, певица
Заметный шрам на лбу актрисы является врожденной отметиной и не имеет ничего общего с ее любовью к опасному образу жизни.
Томми Флэнаган
49 лет, актер
Шрамы этого актера сразу бросаются в глаза и ужасают поклонников.
Томми получил их в молодые годы во время одной из вечеринок. Неизвестные преступники ударили Флэнагана по лицу осколком стеклянной бутылки.
Как выяснилось позже, они просто спутали его с кем-то другим.
Сандра Буллок
50 лет, актриса
Едва заметный шрам над левым глазом Сандра получила в раннем детстве. Актриса упала в реку с высокого холма. Слава богу, обошлось без серьезных травм.
Шерон Стоун
56 лет, актриса
Шрам на шее достался актрисе также в детские годы. Перебегая двор, она зацепилась за натянутую бельевую веревку, которая впилась ей в шею.
Тина Канделаки
39 лет, телеведущая и журналистка
Шрам на левой руке телеведущей был получен в автомобильной аварии. Место сильного ожога Тина замаскировала татуировкой в виде древнего индийского знака силы.
Мэри-Джей Блайдж
44 года, певица
Шрам под правым глазом певица приобрела в юности, во время одной из драк со сверстницами.
Падма Лакшми
44 года, американская телеведущая
Внушительный шрам на правой руке получила в 14 лет в результате автомобильной катастрофы.
Падма едва осталась жива и долго лечилась после трагического происшествия.
Оуэн Уилсон
46 лет, актер
Глубокий шрам на руке актера приобретен в результате неудачной попытки самоубийства.
После затяжной депрессии актер, страдавший к тому же наркотической зависимостью, пытался перерезать себе вены на руках. От гибели Нилсона спас родной брат, вовремя обнаружив его.
Максим
31 год, певица
Шрам на переносице получила в два года, налетев на кухонный стол. Рану даже пришлось зашивать.
Франк Рибери
31 год, французский футболист
Не заметить шрамы на лице французского футболиста просто невозможно. В двухлетнем возрасте вместе с родителями спортсмен попал в страшную автомобильную катастрофу. Маленький Рибери вылетел через лобовое стекло. Это происшествие могло стоить жизни футболисту и оставило неизгладимое напоминание на лице.
Beautiful Scars (Сериал 2022– )
Справочник по эпизодам- Сериал
- 2022– 2022–
ВАША ОЦЕНКА
ДрамаУжасыТайна
Сериал, действие которого происходит в одной вселенной, охватывающей разные жанры, периоды времени и места.
Сериал-антология, действие которого происходит в одной вселенной, охватывающей разные жанры, периоды времени и места.ВАША ОЦЕНКА
- Stars
- Panwa Sutthinon
- Elliot Crossley
- Luca Slade
- Stars
- Panwa Sutthinon
- Elliot Crossley
- Luca Slade
Эпизоды6
Обзор серий
1 Сезон
2022
Фото14
Лучшие актеры
Панва Суттинон
- Mei’s ex…
Elliot Crossley
- Jamie…
Luca Slade
- Charlie
Rin Jones
Nora Varhelyi
Caesar Wongchotsathit
Orlando Williams
- George
Theo Браун
- Брэдли
Канпитча Прасерцак
- Бывший Най
Уилл Парсонсон
Фредди Уильямс
- Painter
Kenzie Stewart
- George
Eden Carver
Lucy Badger
Flora Serra
- Sophia
Meghan Hussey
Andry Vildak
- Officer Hewitt
Agnes Roddy
- Сильвия
- Все актеры и съемочная группа
- Производство, кассовые сборы и многое другое на IMDbPro
Еще похоже на это
Beautiful Scars
Voyage в The Night
The Black Vampire
Сюжетная линия
Отзывы о пользователях
Будьте первым, кто рассмотрит
.
Королевство- официальный инстаграм продюсерской компании шоу
- официальный YouTube канал продюсерской компании шоу
- Английский
- Thailand
- Mandel Films
Technical specs
- Color
- Black and White
- 1.
85 : 1
- 1.
85 : 1Новости по теме
Внесите свой вклад в эту страницу
Предложите отредактировать или добавить отсутствующий контент
Top Gap
Под каким названием были официально выпущены Beautiful Scars (2022) в Канаде на английском языке?
Ответить
Больше для изучения
Недавно просмотренные
У вас нет недавно просмотренных страниц Клейтон была готова вывести свою славу на новый уровень, но эти планы были отложены после автомобильной аварии, в результате которой она осталась без обеих ног. Матье Биттон/Предоставлено художником скрыть заголовок
переключить заголовок
Матье Биттон/Предоставлено художником
Клейтон была готова поднять свою славу на новый уровень, но эти планы были отложены после автомобильной аварии, в результате которой она осталась без обеих ног.
Матье Биттон/Предоставлено художником
Когда в 1969 году The Rolling Stones выпустили песню Gimme Shelter, все узнали Мика Джаггера. Но в то время никто не знал, кому принадлежал этот голос — вы знаете, тот самый.
Это была Мерри Клейтон, одна из самых востребованных бэк-вокалисток своего времени. От Bobby Darin до Lynryd Skynyrd и Coldplay артисты хотели, чтобы этот удивительный голос стал частью их музыки. Клейтон был представлен в документальном фильме В двадцати футах от славы , которая получила Оскар, подняв ее статус выше, чем когда-либо, и подстегнула большие планы, чтобы наконец приблизиться на двадцать футов к ее собственной славе .
«Мы снова говорили о записи, о гастролях и о том, чтобы выступить целиком, но когда случилась авария, все прекратилось», — говорит Клейтон, а на заднем фоне играет госпел-пластинка. Несчастный случай, о котором она говорит, произошел 16 июня 2014 года, всего через три месяца после вручения премии «Оскар».
Она подумала, что с ее машиной что-то не так, поэтому свернула на обочину автострады в Лос-Анджелесе. Когда она попыталась присоединиться к движению, в нее врезалась машина. «Эта машина выехала из-за угла и просто размазала мою машину. Он врезался в меня», — вспоминает она. «И он просто сломал мне обе ноги. Я видел, как мои ноги просто ушли вправо».
Клейтона срочно доставили в больницу. Она очнулась после операции в новой реальности. Врачи пришли с извинениями, сказав, что им пришлось принять несколько жестких решений, в том числе ампутировать обе ноги ниже колен. «Я просто посмотрел на них и сказал: «Правда? Ну, что-нибудь случилось с моим голосом?»
Клейтон запела тут же, на больничной койке. К счастью, с этим особенным голосом ничего не случилось, и в тот момент, по ее словам, она поверила в Бога. Также в Лу Адлере, гиганте музыкального мира, подписавшем контракт с The Mamas and the Papas; продюсер Кэрол Кинг Tapestry и соучредитель Монтерейского поп-фестиваля, который помог начать карьеру Джими Хендрикса и The Who.
Адлер был одним из самых близких друзей Клейтона с 1969 года — она называет его «дядя Лу».
В то время Клейтон находился в больнице почти четыре месяца; Адлер разговаривал с ней, убеждая ее поправиться, чтобы она могла вернуться к пению. «Я смотрю на него и говорю: «Снова петь?! Мне не интересно снова петь. Мне интересно попытаться выздороветь!» Адлер отвечал положительно, говоря, что она обязательно поправится. Но когда это время приходит, он настаивает на том, чтобы Клейтон пел. «Хорошо, — сказал я. — Мы еще вернемся к этому».
Теперь, спустя почти семь лет после аварии, Мерри Клейтон вернулась с новым сольным альбомом Beautiful Scars.
Мерри Клейтон поговорила с Рэйчел Мартин из NPR о происхождении Beautiful Scars , участии Дайан Уоррен и о том, что для нее значит заглавный трек. Слушайте радиоверсию по аудиоссылке и читайте отредактированную стенограмму.
Это интервью было отредактировано для обеспечения большей длины и ясности.
Рэйчел Мартин: Это должно было случиться, хотели вы этого или нет, похоже.
Мерри Клейтон: Да, [Терри Янг] пришел и пошел прямо к пианино. Он говорит: «Смотрите, у меня есть эта песня. Вы должны ее послушать». Первой песней была «О, какой ты мне друг». Моя внучка была здесь, и я видел, как она медленно выходила из своей комнаты. Она подошла немного ближе, и она подошла немного ближе, и она подошла еще немного ближе. Она говорит: «О, бабушка, бабушка! Это красиво, ты так чудесно звучишь». Она начала рваться. Ее маленькие глазки просто мерцали. Итак, когда она начала рыдать, мы тоже начали рыдать. А потом мы позвонили Лу [Адлеру]. Он говорит: «О, нам нужно попасть в студию».
Не могли бы вы рассказать мне о заглавной песне «Beautiful Scars»? Это было написано Дайан Уоррен, верно?
Да. Лу говорит мне: «Знаешь что?» Он сказал: «Может быть, нам следует позвонить Дайан». Я сказал: «Диана, кто?» Он сказал: «Дайан Уоррен!»
Дайан — одна из самых успешных авторов поп-песен за последние 40 лет!
В мире! Легенда и «Б» — задира — извините за язык! Она легенда, она именно такая.
