Девушка с книгой: D0 b4 d0 b5 d0 b2 d1 83 d1 88 d0 ba d0 b0 d1 81 d0 ba d0 bd d0 b8 d0 b3 d0 be d0 b9 картинки, стоковые фото D0 b4 d0 b5 d0 b2 d1 83 d1 88 d0 ba d0 b0 d1 81 d0 ba d0 bd d0 b8 d0 b3 d0 be d0 b9

Девушка с книгой — Журнальный зал

 

Об авторе | Лев Семёнович Симкин — доктор юридических наук, профессор, автор многих научных публикаций, а также исторических исследований «Американская мечта русского сектанта», «Полтора часа возмездия», «Коротким будет приговор», «Его повесили на площади Победы», «Собибор/Послесловие». Постоянный автор «Знамени».

 

Верны поверья: перед экзаменом потереть нос бронзового пса у «Пограничника с собакой», перед защитой диссертации потрогать шестерёнку у «Инженера», ну а девушке, не желающей остаться старой девой, следует коснуться бронзовой туфельки «Студентки с книгой», это уж наверняка.

Правда, семнадцатилетняя Нина, позировавшая Матвею Манизеру, так и не вышла замуж, и детей у неё не было.

Всю жизнь провела с книгой в руке: как девушкой села в редакторское кресло, так в нём и состарилась. Правда, стройную фигуру с идеальными пропорциями сохранила до старости. Зайдя в начале девяностых в редакцию журнала «Знамя» поинтересоваться судьбой присланного мною очерка, я не мог не заметить в ней то, что называют следами былой красоты. Немолодая дама за семьдесят, держа на расстоянии начинающего автора, объясняла внесённую ею правку, время от времени отпуская ироничные замечания по поводу моего текста. Пытаясь расположить её к себе, я сообщил, что она носит фамилию моего прадедушки по маминой линии. Поинтересовавшись, откуда тот родом и убедившись в отсутствии общих корней, о своих пращурах Нина Израилевна не стала распространяться.

И вообще рассказывать о себе было не в её духе. «Она вспоминала о поездках по стране, истории сложных журнальных публикаций, о писателях (с особой симпатией — о Симонове), — рассказывал работавший с ней в последние годы Юрий Апенченко. — И никогда — никогда — о своих бедах и злоключениях, которых, насколько знаю, было сверх меры. Ни о гибели репрессированного отца, могилу (“место захоронения”) которого разыскала не так давно, ни о военных испытаниях, ни о годах случайной, вынужденной работы».

Имя её отца обнаружилось в расстрельных списках «Мемориала». Каданера Израиля Абрамовича, 50 лет, руководителя пробирной группы Московского завода обработки цветных металлов, арестовали 5 марта 1938 года. Нине было 17 лет. На комсомольском собрании в школе ей пришлось отречься от отца, «врага народа и шведского шпиона». Много позже ей с мамой сообщили, что отец умер в 1942 году от воспаления легких. На самом же деле его расстреляли по постановлению «тройки» 28 мая 1938 года и бросили в общую могилу на Бутовском полигоне.

«Да здравствует лучший метростроевец товарищ Каганович!»

Станцию «Площадь Революции» открыли спустя неделю после ареста отца Нины. 13 марта 1938 года была запущена вторая линия Московского метрополитена. Следом за той, первой, по которой ехал запрячь свою кобылу старый извозчик из утёсовской песни — «от Сокольников до Парка на метро». С этого дня поезда пошли от «Киевской» до «Курской».

Станцию посвятили двадцатилетию Великого Октября. В полном соответствии с соцреализмом она демонстрировала «в конкретных образах» наше героическое прошлое, прекрасное настоящее и великое будущее, новую жизнь трудового народа в счастливой стране, где так вольно дышит человек. Скульп­турные изваяния расставили в хронологическом порядке — с тем чтобы пассажир, пройдя вдоль всего подземного зала, мог воочию убедиться, как изменилась жизнь за два десятилетия. Спустившегося с эскалатора встречали скульптуры рабочего-красногвардейца с гранатой и солдата с революционным бантом на шинели. Затем — крестьянин в лаптях и революционный матрос с наганом, напоминавшие о Гражданской войне. «Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути» — эти строки иллюстрировали краснофлотец и пограничник с собакой да две девушки — парашютистка и «ворошиловский стрелок». Следом — «Труд в СССР»: шахтёр-стахановец с отбойным молотком и молодой инженер, птичница с курицей и петухом и механизатор. «Образование в Стране Советов» — студент и студентка с книгой (та самая, для которой позировала Нина). Где труд и учёба, там и отдых — девушка-дискоболка и юноша-футболист. И наконец, «Советская семья образцовая» — мать и отец с детьми, а следом — «Счастливое детство»: подросшие школьники, пионеры-авиамоделисты и пионерки-географы.

И где бы ты ни шёл — по центру зала или по перрону — везде видел одно и то же. Весь советский народ встречал пассажира. Фигуры расставляли в шахматном порядке, если смотреть по оси любого прохода, — всего восемьдесят скульптур, по две в каждой из сорока арок, каждая повторена по четыре раза.

Готовя этот очерк, я многократно проходил там и в очередной раз убеждался — все видят одно и то же, уклониться невозможно, так что вспомнился анекдот времён застоя. Приходит человек с работы, усталый, включает телевизор, хочет кино посмотреть, а там Брежнев на трибуне партийного съезда, и по другой программе — то же самое, и по третьей, а по четвёртой (последней, учебной) на экране появляется кагэбэшник и говорит: «Я тебе попереключаю».

…На открытие «Площади Революции» прибыл Сталин. Главный пассажир быстро обошёл всю станцию. Увиденное ему понравилось. Оглядывая фигуры хозяйским взглядом, он приговаривал: «Как живые, как живые». Пройдя всю станцию, в её торце вождь встретился с самим собой.

«Скульптурные образы, как бы перелистывающие замечательные страницы величайшей в мире революции — от Гражданской войны до изумительного расцвета сталинской эпохи — и завершённые барельефом с изображением Ленина и Сталина, вызывают воспоминания героического прошлого нашей революции, заставляют сосредоточиться на оценке переживаемых счастливых дней сталинской эпохи и мобилизуют на борьбу за ещё более светлое будущее» (из изданной в 1939 году книги «Архитектура московского метро имени Л.М. Кагановича»). Торцевой стены давно нет, на её месте — второй выход из метро, но о том, что увидел вождь, хорошо известно. Это был своего рода мозаичный иконостас. Сталин стоял со свитком Конституции СССР 1936 года в руках и, словно Моисей со Скрижалями Завета, вёл народ в землю обетованную.

Между прочим, на украшение станций метро пошёл камень из отделки пятидесяти уничтоженных московских церквей, включая взорванный храм Христа Спасителя. Так что можно сказать, что функции храмов в какой-то мере взял на себя метрополитен.

В тот день у вождя были все основания быть собой довольным. В четыре часа утра в Верховном суде был вынесен смертный приговор по делу «анти­советского правотроцкистского блока». Шестнадцати подсудимым, и в их числе Бухарину с Рыковым, инкриминировалось, будто они «по заданию разведок враждебных СССР иностранных государств» собирались свергнуть Советскую власть и расчленить СССР. Это был третий и последний из числа показательных московских процессов.

На первом из них, в 1936 году, по делу так называемого «троцкистско-зиновь­евского объединённого центра» был осуждён Лев Каменев. Тот, кто в 1922 году выдвинул кандидатуру Сталина в генеральные секретари ЦК. Тогда же Каменев, будучи председателем Моссовета, строил планы строительства столичной подземки. В двадцатые годы москвичи передвигались на трамвае, всегда переполненном, ну а те, кто побогаче, — нанимали извозчика. С лихача на метро собирался пересесть падкий на всё новое Маяковский:

Я

кататься не хочу,

я

не верю лихачу.

Я

поеду

с Танею

в метрополитанию.

Жаль, не успел. Возглавивший Москву в год смерти поэта Лазарь Каганович занялся строительством метро вплотную.

Мы звали его по имени,

Мы знали его походку,

Мы звали его по отчеству, —

Товарищ, прораб и вождь.

Он был во главе бригады,

Впервые начавшей проходку,

Он первый шагнул к забою…

«Песня о главном прорабе» Григория Кострова

Стройке был присвоен статус ударной, она получила право на приоритетное обеспечение ресурсами. Тринадцать первых станций метро построили всего за четыре года. 15 мая 1935 года, в день выхода из депо первого поезда, по всему городу шли массовые гулянья, сравнимые по размаху с революционными торжествами. На всех фабриках и заводах не стихали митинги. Над Москвой кружил «Максим Горький», самый большой агитационный самолёт того времени, с громкоговорящей радиоустановкой «Голос с неба» на борту. Через несколько дней после открытия метро он упадёт во время демонстрационного полёта.

Долго не смолкавшими «ура» и возгласами «Да здравствует наш Сталин!» встретили вождя участники торжественного заседания в Колонном зале. Первым, понятно, выступил он сам (впервые на киноплёнку), затем — передовики, после чего председательствовавший Николай Булганин объявил о закрытии заседания. Объявил, как писали в советских романах, «с доброй улыбкой», намекая, что это он не всерьёз. Потому что публика ждала выступления «лучшего метростроевца товарища Кагановича» и стала скандировать его имя, в чём, разумеется, не было никакой самодеятельности. И тот вышел на трибуну.

Московская подземка стала носить имя Кагановича, и так продолжалось 22 года. Хрущёв в 1957-м переименовал метро в честь великого Ленина. Это случилось сразу после того, как «дорогой Никита Сергеевич» расправился с «антипартийной группой в составе Молотова, Маленкова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова», пожелавших сместить Хрущёва с должности. А тогда, в тридцатые годы, Хрущёв, бывший правой рукой Кагановича, и сам, по его словам, проводил 80 процентов времени под землёй, «и на работу в горком, и с работы ходил через шахты метро».

«Метрополитен Парижа. Здесь всё подчинено интересам капиталистиче­ской наживы. Пассажиров мутит от спёртого воздуха… Оформление парижского метро неряшливо и убого, освещение очень тусклое» («Архитектура московского метро имени Л.М. Кагановича»). И правда, разработчики метро в Нью-Йорке, Париже, Лондоне и Берлине относились к нему лишь как к одному из видов транспорта. На Западе подземки не украшали, это было чисто советское изобретение. При строительстве московской подземки возобладал иной, идеологиче­ский подход: метро должно было поражать воображение пассажиров картиной будущего — коммунизма. Как сказал Каганович, выступая в Колонном зале, «что ни станция, то дворец, что ни дворец, то по-особому оформленный!».

Много позже Маргарет Тэтчер на вопрос, понравилось ли ей московское метро, ответит: «У нас дворцы принято строить над землёй, а не под землёй». За полвека до её визита в Москву тот же вопрос был задан Сталину.

На этот счёт есть одна журналистская байка. Перед самым открытием метрополитена главный редактор «Вечерней Москвы» Абрам Романовский сообщил редакции, что следующий номер будет посвящён откликам трудящихся на это событие. В кабинете редактора задержался репортёр Трофим Юдин и, когда Романовский вышел, сделал вызов по «вертушке». Ответил сам Сталин, накануне совершивший ознакомительную поездку. «Понравилось ли вам метро?» — «Записывайте: метро понравилось. Московское метро — лучшее в мире. Сталин».

Когда об этом узнал главный, с ним случилась истерика. Печатать интервью с вождём? А если Юдин всё выдумал? Не печатать? А вдруг правда! «Добудь мне подтверждение, не то — уволю!» Юдин вновь позвонил Сталину: «Товарищ Сталин, меня увольняют — не верят». — «Скажите, что я не велел вас увольнять». Юдина не уволили, он пересидел в газете шестерых редакторов.

Война и мир

Что было на душе у Нины, когда она проходила мимо себя в бронзе? Её слепили на века. Живая женщина видела девочек, гладивших её туфельку, понимала, зачем. Вначале это забавляло Нину, потом, вероятно, стало расстраивать.

Её племянник, художник Александр Лихтер, сказал мне, что она была влюблена в молодости, но не сложилось, и больше уже никого не смогла полюбить. Почему не сложилось? Он предположил, что юноша — первая любовь Нины — погиб на войне или был репрессирован. Красивые женщины редко бывают однолюбами, но могло случиться и так.

В 1941-м, будучи студенткой, Нина Каданер копала окопы под Москвой, во время войны окончила Московский полиграфический институт, редакторский факультет. В годы борьбы с космополитизмом её никуда не брали на работу, со скрипом взяли лишь в ведомственный журнал «Виноделие и виноградарство». В середине века случилось неслыханное везение — удалось устроиться в редакцию журнала «Знамя». В истории отечественной словесности толстые журналы всегда играли роль законодателей литературной моды, попасть туда на работу считалось за счастье.

Нине было тридцать лет, журналу «Знамя» — двадцать. Инициатива его создания принадлежала Александру Воронскому, которого Крупская поставила в Главполитпросвет как главного идеолога новой советской литературы. Он встретился со Сталиным и предложил создать журнал под названием «Война». Сталин согласился, но журнал назвали сначала «ЛОКАФ» (Литературное объединение Красной армии и флота), а затем — «Знамя». В 1937-м Воронского репрессировали, журнал же продолжал существовать.

Нина устроилась в «Знамя» после того, как в 1948 году «за недостаточное разоблачение космополитизма» большинство сотрудников редакции было отстранено от работы. С разгрома этого журнала в июле 1948-го началась кампания раскрытия псевдонимов. Была признана «порочной» опубликованная в нём повесть Н. Мельникова с симптоматичным названием «Редакция», и главное, после псевдонима Мельников в газетах была указана в скобках его настоящая еврейская фамилия — Мельман, такого прежде не бывало.

В 1949 году главным редактором «Знамени» вместо снятого Всеволода Вишневского стал «правдист» Вадим Кожевников, возглавлявший журнал до своей смерти в 1984-м. Должность большая — номенклатура ЦК, депутатство, персональная машина, «кремлёвка», все возможные награды, включая «Гертруду» — Звезду Героя Социалистического Труда. Словом, в случае промашки ему было что терять, и, тем не менее, он позвал на работу в редакцию людей, с точки зрения борцов с космополитами, весьма сомнительных.

«Видимо, Кожевников полагал, что они будут служить беспрекословно тому, кто их фактически спас в нелёгкое время, — сказала мне Наталья Борисовна Иванова, «знаменосец» со стажем. — И они служили, терпели и боялись».

Да он и сам боялся. «Ему, сыну меньшевиков, друживших в сибирской ссылке с Рыковыми, Бубновыми — Сталиным уничтоженными, чтобы уцелеть, надлежало неукоснительно соблюдать все указания власти, — рассказала мне его дочь Надежда. — И ещё он хотел, чтобы уцелела я».

Естественно, такое не могли не заметить борцы с инородцами, один из которых — Станислав Куняев — сам какое-то время работал в «Знамени», за что другой «борец» — Владимир Бушин — его осудил. «В Москве были редакции по составу сплошь русские, например, “Молодая гвардия” или “Октябрь”, — писал он. — Нет, Куняев поступает в “Знамя”». Перечислив «неправильные» фамилии сотрудников редакции, включая Каданер, Бушин восклицает: «Что ж, это угнетало юную душу русского патриота? Отнюдь!». Впоследствии Станислав Куняев пополнил число «отрицателей Холокоста» и обвинил евреев в «ограблении русского народа», но это не смягчило критику со стороны соратника. Такой вот «спор славян между собою».

Это ведь только в представлении антисемитов евреи друг за дружку держатся. Сотрудники редакции были такими же советскими людьми, как и остальные. Нина работала в отделе публицистики, возглавлял его Александр Юрьевич (Зиновий Юлисович) Кривицкий. Как же он шпынял её без всякого повода, кричал, унижал, топал ногами! Коллега Нины Ольга Васильевна Трунова до сих пор помнит её унижения.

Это был тот самый Кривицкий, который в «Красной звезде» запустил миф о панфиловцах, описав героический бой как очевидец, хотя из Москвы на место боя не выезжал. О подвиге ему стало известно со слов корреспондента Василия Коротеева, который тоже там не был. Написав однажды, что «погибли все до одного, но врага не пропустили», Кривицкий никогда не признавал вернувшихся из плена четверых оставшихся в живых панфиловцев. Настоящие герои, отстоявшие Москву, его не интересовали. Особенно когда выяснилось, что, по крайней мере, один из тех, кто был назначен пропагандой героем, на героя никак не тянет. Речь о Иване Добробабине, ставшем посмертно Героем Советского Союза, и отнюдь не «посмертно» служившем начальником полиции при немцах в родном селе.

«На сереньком, мокроносом, моргающем лице редактора — лице недотыкомки — отпечатлелась цепкая борьба за жизнь, за место, за то, чтобы не растёрли сапогом». Это из записных книжек Лидии Гинзбург. Такой могла бы быть Нина Каданер, но она была другой. Да, говорили мне помнящие её коллеги, она побаивалась начальства, но внутренней самостоятельностью никогда не поступалась. По мнению Ольги Труновой, была не забитой, но сдержанной. «Помню, она много курила, и было в её облике что-то благородно-трагическое», — отмечала Надежда Кожевникова.

Музей бронзовых фигур

Станция получила название по имени площади, на которую выходит её вестибюль. Площадь же назвали именем Революции, а точнее, переименовали из Воскресенской в феврале 1917 года. В том месяце, сразу после отречения Николая II, в стоящем на площади здании Московской Думы созвали временный революционный комитет, а на улице собралась и подолгу стояла революционная толпа. В честь чего и случилось переименование. Но натурально, в 1937 году вспоминать об этом было не принято.

Нас учили, что Февральская революция была «буржуазной», вот большевики и устроили другую революцию — Октябрьскую. Правда, концепция двух революций сложилась позже, в сталинские годы, да и сам термин «Октябрьская революция» появился позже, а в то время и ещё довольно долго сами большевики, включая Ленина и Сталина, называли произошедшие в октябре 1917 года события переворотом. Двадцать лет спустя об этом ещё не забыли.

Архитектор Алексей Душкин проектировал станцию как «застывшую музыку» революции как таковой, имея в виду все революции, предшествовавшие «Великой Октябрьской», и прежде всего Великую французскую революцию, получившую в советских учебниках имя буржуазной. Предполагалось по углам арок, соединяющих пилоны, установить бронзовые рельефы с изображениями Дантона, Робеспьера и других революционеров прошлого. Душкинский замысел показался начальству слишком смелым, хотя о вождях февраля 1917 года, каких-нибудь Милюкове или Родзянко, и речи не было.

«Изначально пластической идеей станции была мировая революция, такой подземный энергетический взрыв, — рассказывал мне внук архитектора, художник, тоже Алексей Душкин. — Я видел эскизы станции без скульптур и переходов на другие станции посередине. Выглядело как кипящее пространство, где низкие арки по бокам похожи на котлы или ядра».

Великий Душкин был создателем совершенно нового направления в архитектуре — подземной урбанистики. Знаменитая во всём мире «Маяковская», построенная уже после «Площади Революции», — тоже его творчество. А до неё он спроектировал «Кропоткинскую», тогда называвшуюся «Дворец Советов».

Незадолго до открытия последней, в марте 1935 года, Душкина арестовали. Его остановили милиционеры для проверки документов, с собой их не оказалось — потерял паспорт, после чего архитектор был задержан, и на него, как рассказывают, начали «вешать» серьёзные обвинения. Какие именно, мне не известно, известно лишь, что освободили его в конце апреля, и помогло этому посещение почти законченной первой очереди метро английским министром иностранных дел Энтони Иденом. Министр с сопровождавшим его Максимом Литвиновым выходил на каждой станции. Поражённый красотой «Дворца Советов», Иден захотел познакомиться с автором. Как вспоминала жена архитектора, музыкант Тамара Душкина, «Каганович спросил, где же Душкин? И получил ответ: “Сидит в Бутырках”. Через три дня он вернулся».

Между прочим, Кагановичу не понравился душкинский проект. По чьей-то подсказке он назвал причиной своего недовольства сходство станции с древнеегипетским храмом Амона в Карнаке с его колоннами в форме цветка лотоса. На что Душкин возразил со всей возможной политкорректностью: «У них дворцы для фараонов, а у нас — для народа!».

Правда, главный дворец, в честь которого называлась станция, так и не построили. Планировалось, что в основании Дворца Советов должна была находиться станция метро, а венчала бы его стометровая статуя Ленина, то есть дворец уходил бы не только ввысь, но и вглубь земли.

Станция «Площадь Революции» тоже не должна была существовать сама по себе. Её западный вестибюль, общий сразу для двух станций, изначально строился как овальный павильон, его планировались обстроить огромным новым зданием Академического кинотеатра (на месте будущей гостиницы «Москва»). Пассажиры, поднявшись по эскалатору, оказывались бы сразу в фойе кинотеатра. Внизу — бронзовые скульптуры, вверху — живые образы. Прототипом же восточного вестибюля станции стал находящийся рядом Мавзолей, тоже сочетавший скромный вход с гранитно-мраморным подземельем. Соседство обязывало. В дни советских праздников на трибуну Мавзолея, где покоился Ленин, поднимался Сталин, здесь они встречались друг с другом.

«Самой любимой станцией моего мужа была “Площадь Революции”, — вспоминала Тамара Душкина. — …Алексей Николаевич боролся за свою идею, считая, что фигуры загромоздят пространство. Но молодой ещё тогда архитектор не смог выиграть сражение с маститым скульптором: академик М.Г. Манизер оказался сильней».

Это сейчас они вровень, а тогда Душкину трудно было состязаться со скульп­тором-орденоносцем. Из всех искусств для них (властей) важнейшим являлась, помимо кино, ещё и скульптура. Когда немногим позже присуждались первые Сталинские премии, из тринадцати премированных работ шесть были скульптурными монументами, прежде всего памятники Ленину и Сталину, и Манизер был автором одного из них.

По замыслу Душкина никаких скульптур и в помине не было. Откуда же они появились? Поскольку диаметр арки шире, чем проход, то в углах пилонов получились свободные пространства. Эти ниши Душкин собирался заполнить бетонными уголками с барельефами на революционную тему. Заказ на барельефы отдали в Ленинград, так в проекте появился известный скульптор Матвей Манизер. Он-то и настоял на том, чтобы вместо барельефов разместить в углах объёмные скульптуры. По словам искусствоведов, такая замена в корне изменила систему взаимоотношений элементов ансамбля. Цоколь пилона превратился в постамент для фигур, и уже не пластика служила задачам архитектуры, а наоборот, архитектура — пластике. Вся станция стала походить на музей скульптуры.

Манизер быстро подготовил серию эскизов и привёз их из Ленинграда в Москву. Заказчиком, Главпромстроем, они были приняты на ура. Утвердили двадцать четыре темы «скульптурных образов, как бы перелистывающих замечательные страницы величайшей в мире революции». Всё согласно сталинской периодизации советской истории: героический период Гражданской войны, великий перелом, первая пятилетка и три кита — индустриализация, коллективизация и культурная революция. Двадцать из утверждённых тем были реализованы Манизером и его помощниками. Для одной из скульптур позировала семнадцатилетняя Нина Каданер, проводившая летние каникулы 1937 года у тётки в Ленинграде.

Душкин, по его словам, хотел уйти от натурализма, но отстоять свой замысел под напором Манизера не сумел. Согласившись, он, тем не менее, предложил сделать фигуры из гипса, надеясь, что простоят они недолго. Так и поступили.

У Душкина были союзники. Историк Леонид Максименков показал мне найденный им в архиве документ — адресованную в ЦК записку редактора газеты «Советское искусство» Виктора Городинского с предложением предотвратить отливку в бронзе «страшных и грубых фигур Манизера». Приведу несколько отрывков: «Скульптурное оформление станции метрополитена “Площадь Революции” вызывает серьёзное недовольство в художественных и артистических кругах Моск­вы. <…> Первое, на что наталкивается пассажир, сходя с эскалатора, — это матрос, целящийся в него в упор. <…> Известный скульптор Цаплин рассказывает, что, увидев этот страшный паноптикум под землёй — он заболел».

27 июля 1938 года кляузу переслали Молотову, но было уже поздно. Точку в споре архитектора и скульптора поставил Сталин своим проходом по станции, сопровождавшимся восклицаниями: «Как живые, как живые!». В конце концов скульптуры «Площади Революции» отлили в бронзе, доставшейся от церковных колоколов сносимых тогда храмов.

Слово Сталина сразу становилось законом. Согласно одной из легенд, слушая доклад о перспективном развитии метрополитена, он поставил чашку кофе прямо на план — на бумаге остался круглый кофейный след. И вскоре Кольцевая линия, нарисованная на плане коричневым цветом, была внесена в проект, хотя проектировщики поначалу планировали обойтись только радиальными ветками и пересадочными станциями между ними.

Все фигуры, кроме пионеров, для того, чтобы уместить в ограниченный сводчатый объём арочных проходов, изготовили либо вставшими на колено, либо согнувшимися, либо сидящими. Это сразу стало поводом для крамольных шуток: статуи — образ советского народа, «он весь или сидит, или стоит на коленях». Был и другой запретный анекдот: «При Ленине — как в метро: кругом темно, а впереди светится; при Сталине — как в трамвае: половина сидит, а те, что стоят, — трясутся».

«Успокойтесь и правьте!»

Владимир Войнович однажды сравнил жизнь журнала с человеческой жизнью: «Он мог родиться существом приличным, потом стать полным подлецом, потом превратиться в ни то ни сё — в зависимости от политической погоды за окнами редакции, курса партии и личности назначенного партией главного редактора». Да ведь и Советская власть в разные годы была разной, так что в истории «Знамени» за время работы Нины Каданер случалось всякое. В 1954 году, при том же Кожевникове, в журнале напечатали повесть Ильи Эренбурга «Оттепель», давшую название целой эпохе, и стихи из «Доктора Живаго». Сам роман Пастернака — нет, конечно. Как и другой великий роман — «Жизнь и судьба», принесённый Василием Гроссманом в редакцию в 1960 году. «“Доктор Живаго” — просто вонючая фитюлька рядом с тем вредоносным действием, которое произвёл бы роман Гроссмана», — говорил Александр Кривицкий на редакционном обсуждении последнего. Уже после того, как Кожевников отнёс рукопись романа «куда надо» (скорее всего в ЦК, а не в КГБ, как принято считать), и книга, словно человек, оказалась в заточении.

«На каждом человеке лежит отблеск истории, — писал Юрий Трифонов в опубликованной в “Знамени” повести “Отблеск костра”. — Одних он опаляет жарким и грозным светом, на других едва заметен, чуть теплится, но он существует на всех». По словам Натальи Ивановой, Трифонов тогда ещё был в обиде на Твардовского и свою документальную повесть об отце в «Новый мир» не понёс — отдал в «Знамя», если колебавшееся, то всегда с линией партии, и повесть успела проскочить на самом исходе оттепели. Редактировала трифоновскую повесть Нина Каданер.

Трифонов ценил редакторскую работу. Вернувшись позже в «Новый мир» к Твардовскому, он передавал рукописи через редакцию, хотя мог бы отдавать их прямо ему — тот предлагал. «Для меня было важно и существенно мнение Аси Берзер», — объяснял он. «Пройти» через эту скромную сотрудницу редакции было совсем не просто даже именитым писателям. Её знали как Асю из «Нового мира», но она пришла туда из «Знамени», где в середине пятидесятых трудилась бок о бок с Ниной Израилевной.

В годы сменившего оттепель застоя в журнале «Знамя» по большей части печатали так называемую секретарскую прозу. В семи номерах вольно расположилась «Блокада» Александра Чаковского, в десяти — последовавшая за ней его же «Победа». Редактировавшая их Ольга Васильевна Трунова заработала на этом язву желудка. На нервной почве. (У меня всегда представители этой профессии вызывали страх, с одной стороны, и сочувствие, с другой. Побаивался я редакторов как любой зависящий от них автор из, так сказать, малозначительных, а сочувствовал, поскольку понимал, каково им, людям образованным, исправлять, если не переписывать малограмотные тексты авторов особой важности.)

Само собой, видное место в журнале занимали произведения главного редактора. В 1965 году на редакторский стол Нины Каданер попал роман Кожевникова «Щит и меч», в будущем — любимая книга нашего президента. Рукопись, как рассказывала Нина своему близкому знакомому Геннадию Красухину, «приходилось переписывать. Иногда придумывать какие-то сюжетные ходы, чтобы залатать рваную ткань повествования». «Если бы всё было как в рукописи, — вторит ему племянник Нины Каданер Александр Лихтер, — никто бы не смог роман прочитать». А его запоем читала вся страна, снятый по роману фильм стал одним из самых кассовых в огромном советском прокате.

Правда, Надежда Кожевникова ответила мне на этот вопрос иначе. По её словам, Кожевников «доверял ей не редактуру, а вылавливание опечаток и грамматических ошибок». Относительно этого «вылавливания» в литературных кругах ходили легенды. По рассказу Войновича, «однажды новая машинистка, перепечатывая рукопись главного, обратилась к старой машинистке за помощью: не могу, мол, понять, что это за слово здесь написано. На что та разъяснила с усмешкой: “А этого, милочка, с непривычки никому не понять, здесь написано просто: «спенжак»”». Байка, скорее всего, ложь, но в ней намёк, который не мог возникнуть из ниоткуда.

Надежда Кожевникова помнит, что «Нину Каданер отец отличал, уважал, помогал ей и её матери, выбил им квартиру». В редакции Нину называли ходячей энциклопедией, это особенно ценилось — интернета-то не было. Каданер с утра до ночи читала книги, сидя за редакционным столом, будто примостившись в углу арки на станции метро.

«Господи! Ну почему меня все обо всём спрашивают? — жаловалась она Юрию Апенченко. — Но ведь приятно». Да уж…

В целом всё было не так уж плохо: работа в престижном журнале, встречи со знаменитостями. По словам её племянника, гремевших тогда Евтушенко и Вознесенского она называла просто Женей и Андрюшей.

К слову, вспомнился диалог, состоявшийся полвека назад во Дворце пионеров на Ленинских горах. Один из нас, юных участников литкружка, похвастался своей встречей с Андреем Вознесенским и тем, что «Андрей Андреевич» ему что-то там сказал. «Он для вас, — прервал его руководитель кружка, — никакой не “Андрей Андреевич”, а “поэт Андрей Вознесенский”». Тогда я ничего не понял — понял куда позже, узнав, что Ахматова возмущалась, когда её кто-то называл «Анной Андреевной»: «Разве мы были знакомы?». 

Жизнь научила Нину обходить острые углы. В феврале 1953 года, в разгар «дела врачей», она зашла по работе к немолодой писательнице Марии Марич, автору популярнейшего в советское время романа о декабристах «Северное сияние». На столе у той лежала «Правда» со статьёй, славящей Лидию Тимашук: «сорвала маску с американских наймитов, использовавших белый халат для умерщвления советских людей». «Нина, я не доживу, но вы обязательно доживёте до того дня, когда скажут, что это грязная ложь!» Рассказывая об этом племяннику, Нина Израилевна призналась, что не только произносить, но и слушать такое было непереносимо страшно, и, сославшись на какую-то несуществующую причину, она спешно покинула квартиру Марич.

«Она была тревожный человек — алармистка, — вспоминал Юрий Апенченко, — все или почти все наши разговоры начинались и кончались вопросом: “Вы понимаете, что будет дальше?”». Тем не менее в работе она была рациональна и иронична. Однажды, вычитывая свой очерк, Маркс Тартаковский услышал от кого-то из посетителей редакции о новой арабо-израильской войне и сильно по этому поводу возбудился. Нина Израилевна тут же его скептически осадила: «Вам-то что до этого? Сядьте, успокойтесь и правьте».

«Синдром “Площади Революции”»

Известен синдром Сикстинской капеллы. Казалось бы, между построенной папой Сикстом IV в конце XV века капеллой и московской станцией метро ничего общего. Стены Сикстинской капеллы были расписаны живописцами: Боттичелли, Перуджино и Гирландайо, расписать же двадцатиметровый потолок поручили Микеланджело, прежде всего скульптору. Реальную архитектуру капеллы он преобразил с помощью иллюзионистских приёмов, вот почему свод потолка с его изгибами производит впечатление грандиозного архитектурного сооружения. Так что Микеланджело перевёл скульптуру в плоскость, а Манизер, наоборот, плоскость — в скульптуру.

Синдромом Сикстинской капеллы называют состояние, когда посетители теряют сознание от увиденного. Чтобы посмотреть на её потолок, нужно запрокинуть голову — тут-то и пережимаются позвоночные артерии и нарушается кровообращение головного мозга. 

Синдром «Площади Революции» проявляется в том, что пассажиры, будто охваченные лихорадкой, бессознательно на бегу хватаются за разные места скульптур. Но это не просто навязчивые движения — совокупность симптомов обнаруженного мною синдрома куда шире. Подверженные ему люди относятся к скульптурам как к предметам культа. Они приписывают им магические свойства. Погладить петуха у «Птичницы» — это к деньгам. Можно ещё, загадав желание, покормить его изюмом, чтобы вернее сбылось. Если заглянуть за каждого из четырёх петухов на станции, можно обнаружить изюм. Есть в этом что-то языческое — кормить сушёным виноградом бессмертного идола — всё равно что принести жертву в пантеоне.

На потолок Сикстинской капеллы Микеланджело поместил пять сивилл Древнего мира — языческих пророчиц, предсказавших рождение Христа. Смысл его сюжета — в потребности человечества в спасении. На поверхности лежит аналогия с замыслом создателей «Площади Революции». Революционные матросы, рабочие, спортсмены и прочие граждане ушедшей эпохи постепенно превратились в новых языческих идолов, стоящих в языческом храме. В условиях атеистического государства вместо чудотворных икон стали поклоняться квази­религиозным объектам, своего рода тотемам.

Вера неотделима от суеверия. Впрочем, загадывание желаний в определённых местах есть везде, как и приписывание городским объектам магических свойств. В разных странах туристы любят потрогать какой-нибудь памятник, в том числе религиозный, — сакральное превращается в суеверие. В советском человеке революция жила как утопия, как мечта о спасении, только общем, а в постсоветском магическом мышлении — о частном, такая вот вера в чудо. От одного культа к другому, от старого синдрома — к новому.

И ещё приязнь к фигурам в метро в чём-то сродни постмодернизму — одни принимают его за чистую монету, для других он — часть игры с советскими смыслами. Им смешно и странно, что советская власть, уйдя в прошлое, превратилась в «советскую цивилизацию», наравне с шумерской или древнеегипет­ской. Такая вот путаница в сетях созданных нами самими символов.

Нина Каданер стала при жизни одним из них — приметой Москвы, памятником ушедшему государству и жившим в нём людям. В годы, когда одна эпоха сменяла другую, она всё ещё работала в журнале, ставшем — с приходом новых главных — одним из лучших в стране, и вместе с ним пережила время миллионных тиражей, а потом их падения.

«Зачем вы это сделали?»

Однажды в преддверии празднования Международного женского дня среди сотрудников редакции «Знамени» была распространена шуточная анкета с вопросом, что они ценят в представителях противоположного пола. «Дайте мне женщину, и я докажу, что самое ценное в женщине — это мужчина», — с присущей ему самоуверенностью ответил Кривицкий. Нина, в свою очередь, парировала: «Не было и не будет мужчины без правки женской. Править, править и править — вот что нужно делать с мужчинами».

Мужчинам она всегда нравилась. Писатели, приносившие в редакцию рукописи, оказывали Нине знаки внимания, когда ей было уже за пятьдесят. Но многих ли ей удалось «поправить»? Человек она была закрытый, никому о своей личной жизни не рассказывала. Все знали только, что живёт с мамой. В 2000 году, после смерти матери — та дожила до ста лет, — по воспоминаниям Апенченко, Каданер принялась разбирать бумаги и уничтожила множество писем, среди них — Казакова, Конецкого. «Зачем вы это сделали?» — «Не знаю. Подумала: ну кто станет их читать? Всё равно выбросят. Как ненужный хлам».

Думаю, она лукавила, прекрасно понимая ценность писем больших писателей. Видно, было в них что-то интимное.

Ольга Трунова как-то спросила коллегу, была ли та когда-либо замужем. Нина Израилевна ответила: «Три раза была», — и вдруг заплакала и вышла из комнаты. Кого она числила своими мужьями, можно только догадываться, штампа в её паспорте никогда не стояло. Вероятно, одним из них был Анатолий Маркуша — в конце пятидесятых годов член редколлегии журнала. По словам племянника Нины Каданер, Маркуша делал ей предложение, но она отказала. Человек совершенно героический, в войну летал на истребителе, после — летчик-испытатель, освоил около пятидесяти типов самолётов, затем ушёл в писатели. «А вы, собственно, кто?» — спросил его «коротенький толстенький церберчик» на вахте у входа в ЦДЛ. Свидетель этого эпизода Юрий Дружников вспоминал, как Маркуша взял вахтёра за грудки и приподнял: «Если не будешь знать писателей в лицо, приклею к стене». С тех пор при его появлении тот приподнимался на цыпочки и кланялся. Обычно «церберчик» исполнял этот номер лишь перед начальством и заведующими овощебазами, посещавшими престижный писательский ресторан, куда чужих не пускали.

Анатолий Маркуша написал чуть ли не сто книг, по большей части детских, изданных общим тиражом 15 миллионов экземпляров. Их до сих пор помнят, в сети встречаются жалобы на отсутствие переизданий и на нехватку того откровенного разговора с подростками, который Маркуша вёл в своих газетных статьях. Мне удалось найти одну из них — его диалог с «девчушкой лет шестнадцати:

— Ну, схожу я замуж, а не понравится — разведусь, что тут такого?

— Вообще-то ничего такого…

Одного только не могла учесть моя юная самоуверенная собеседница: каждый развод неизбежно увеличивает износ души. Поверьте, мне это известно не с чужих слов, а по личному, далеко не безоблачному опыту». Возможно, его опыт был связан с Ниной Каданер.

Если гадать дальше, можно предположить и другой мотив, который мог побудить её выбросить все бумаги как никому не нужный хлам. Вот, перебирая их, она натыкается на манизеровский эскиз. И дурная мысль нейдёт из головы: и это всё, и только это, всё остальное никому не нужно, ведь если что и останется от меня, то эта бронзовая девушка, вечно молодая, а я и сейчас, и тем более после моего ухода никому не буду интересна. 

С каждым годом становилось всё меньше тех, кто знал, с кого ваяли «Студентку с книгой». Матвей Манизер скончался в 1966 году. Алексей Душкин — в 1977-м. Нину Каданер похоронили в её восемьдесят первый день рождения, 17 декабря 2001 года.

…Так и вижу, как стоит она на «Площади Революции» в ожидании поезда, смотрит на себя молодую в бронзе, на отражение собственной старости в зеркале туфельки, и негодует. «Встала тут и живёшь вместо меня, теперь не ты — моя копия, а я — твоя. И если кто-то когда-то узнает о моём существовании, то только в связи с тобой».

Девушка с веслом и девочка с книгой — история скульптур у хабаровского музея имени Гродекова

+ A —

Алея парковой скульптуры вот уже 13 лет украшает Хабаровск

Первое, за что цепляется взгляд в аллее парковых скульптур у хабаровского краеведческого музея имени Гродекова — скульптура «Девушка с веслом». Подтянутый и даже по нынешним временам находящийся в очень неплохой форме символ советской эпохи. По крайней мере, так принято считать.

Аллея парковых скульптур в Хабаровске

Смотрите фотогалерею по теме

Хотя первая дама, кокетливо опирающаяся на весло, была создана еще в XVIII веке как символ навигации. Другое дело, что возродил его в 1935 году Иван Шадр, создав 12-метровый бетонный шедевр для фонтана в ЦПКО имени Горького. Собственно, размер и излишняя вольность в одежде (таковой на скульптуре не было) породили народное возмущение, и спецкомиссия потребовала изваяние убрать.

Скульптуру заменили на другую, менее вызывающую во всех смыслах — девушка была меньше, с другой прической и менее маскулинной. Скульптура украшала фонтан вплоть до 50-х годов. Но хабаровская девушка с веслом к Ивану Шадру не имеет никакого отношения.

— Прототипом для создания гипсовых копий, которые были массово установлены в парках практически по всему Советскому Союзу, послужила работа скульптора Ромуальда Иодко. Автор «одел» девушку в купальный костюм и сделал фигуру более спортивной: модель опиралась только на одну ногу, вторая, немного согнутая в колене, отведена в сторону. Скульптура была создана для парка водного стадиона «Динамо» в 1936 году. Изготовлена она была из гипса, в высоту достигала 2,5 метра, — рассказали в музее. — Со временем скульпторы по всей стране стали получать соцзаказ на производство гипсовых девушек. Но копии, как это часто бывает, были далеки от своего образца.

Скульптура «Девушка с веслом» из собрания Гродековского музея некогда стояла на берегу реки Амур в районе завода «Дальдизель», утверждают в учреждении.

Антагонистом полуобнаженной спортсменки стала скульптура «Девочка с книгой». По одним данным ее привезли из пионерлагеря, по другим она стояла на территории завода имени Горького так же, как и «Пионеры с горном» и «Девочка с голубями». Рядом с институтом водных и экологических проблем ДВО РАН на улице Ким Ю Чена находилась скульптурная композиция «Чтение книги». Молодой Володя Ульянов — из пионерлагеря. Композиция «Планеристы» украшала дом на улице Карла Маркса. Всесоюзный староста Михаил Калинин — из ОДОРА. Но это не точно.

Аллея парковых скульптур в Хабаровске

Смотрите фотогалерею по теме

Аллея скульптур советской эпохи открылась в парке в 2008 году, скульптуры разыскивали по всему Хабаровску и его окрестностям. Некоторые попали в музей в настолько плохом состоянии, что их пришлось отливать буквально заново. Всего было найдено более 20 скульптур, но свое место на аллее заняли всего восемь, все-таки это музей, и отбор был достаточно строгим.

«Апельсиновая Девушка» отзывы и рецензии читателей на книгу📖автора Юстейна Гордер, рейтинг книги — MyBook.

«Вот книга, которую должны прочитать все!» — написано на обложке. Ой-ой-ой-ой. Danger! Danger! К сожалению, такого рода кричащие подписи на книгах в последнее время скорее настораживают и настраивают на скептический лад (ага, ага, видали мы ваше «должен каждый» и прочие «бестселлер в 99999 странах», унесённые северным ветром), чем вселяют какой-то оптимизм. Однажды обжёгшись, в следующий раз к роману с «многочисленными восторженными откликами» подходишь с опаской. Ещё и синопсис соответствующий («удивительная история любви»..ах) — ну явно же какая-то розовая девчачья сопля!

Тем приятней ошибиться, обнаружив, что это не так.

Почти..

Нет, не пугайтесь: слова «должны прочитать все» по отношению к этой книге — чушь собачья. Если вы однозначно не любите все эти примерно одинаковые истории на тему «Как Гарри встретил Салли, а Салли соизволила обратить на него внимание, а не стремительно убежать куда подальше, зовя мамочку», то держитесь от «Апельсиновой девушки» подальше. Потому что это именно такая — вполне себе обычная, история, разбавленная романтичными «красивостями» вроде тех самых апельсинов. Чтобы слёзам умиления не пришлось дожидаться неминуемого, как «our princess is in another castle», хэппи-энда.

Разнообразием подобные сюжеты никогда не отличались, ведь сей жанр — один из тех, где различные отклонения от неписаных «правил» и «стандартов» не только трудноосуществимы, но часто и неуместны. Поэтому стоит порадоваться даже минимальному набору попыток внести парочку каких-никаких, а изюминкок в вечную сказку про белого бычка, вроде здешней манеры подачи сюжета: рассказ идёт от лица мальчика, который получает письмо в стиле «не открывать до 1985 года» от своего смертельно больного отца. В письме, вместо кода от сейфа, где деньги лежат, просьб «выбросить тот чёрный чемонанчик под моей кроватью на дно ближайшей реки и навсегда забыть об этом» или на худой конец признания, что он был усыновлён, главный герой находит подробный, наиподробнейший рассказ об отцовских отношениях с таинственной апельсиновой девушкой и с вкраплениями «о жизни, смерти, любви, долге, ну и ваще».

Идея новизной не блещет, но, без шуток, хороша: пацан читает письмо (здоровое-то какое письмо — я не знаю, как отец его целиком в конверт впихнул, даже не спрашивайте) «в реальном времени», прерываясь только на свои комментарии, чаще всего не имеющие никакого отношения к прочитанному, зато положительно влияющие на атмосферу романа.

Но любому художественному произведению, даже в жанре любовной истории, необходим конфликт — на пути к «жили они долго и счастливо» (пока батю не подкосила смертельная болезнь) влюблённые должны преодолеть многочисленные препятствия: расстояния, предрассудки, разницу в социальном положении, Зелёного Гоблина, запрет на продажу алкоголя крепостью выше 5% после полуночи — нужное подчеркнуть. Само собой разумеется, в «Апельсиновой девушке» такой конфликт тоже есть. Только вот ни одной из вышеперечисленных или им подобных проблем герои не испытывают, и поэтому сей «конфликт» выглядит высосанным из пальца. Всю эту бодягу с навязанными бедняге-будущему родителю «правилами» иначе как, собственно, бодягой, и не назовёшь (почти не спойлер):

он нравится тебе, ты, очевидно, нравишься ему — так будьте же вместе, заразы такие, потому что это то ещё везение, что вы друг друга потом нашли, могло ведь вовсе и не повезти, а очень даже наоборот.

Неужели жизнь и без того не слишком коротка, чтобы ещё и заниматься такой пусть всей из себя романтичной, но фигнёй?

Но это всё не так важно, ведь роман — отличный образец жанра и прочтения определённо заслуживает. Он написан очень приятно, ласково, от него немного, но веет «весенней свежестью» и какой-то прочей схожего рода ерундой. В то же время в книге нет самой главной болячки жанра, за которую он так не любим — никаких литров патоки и килограммов слащавости, лишь романтика, если можно так выразиться, в наименее сопливом и розовом понимании этого слова. Роман не пытается казаться большим, чем он есть, он не лезет туда, куда его лезть не просят и куда ему лезть не стоит даже пытаться — он играет на своём поле и не заглядывается на другие. Предельно «настроенческий», он не вынесет излишне скептического подхода, высоких требований или глубоких разборов, развалившись как карточный домик — не спугните, ведь он нежен и боязлив, как сама любовь, ах ах ах ах <3 <3 <3 <3

6,5/10

Фотоконкурс «Девушка с книгой»

«Иногда, когда устанешь,
Чтобы вечер скоротать,
Книгу с полочки достанешь
И начнешь ее читать.
Там, как в сказке, все чудесно…»

Недаром говорят, что лучший подарок во все времена – книга! Ведь новая книга имеет особый аромат! А если она еще и несет в себе бесценную информацию, то такая книга может заставить задумать и даже изменить судьбу к лучшему.  Именно такую книгу мы предлагаем нашим драгоценным читателям в подарок.

Женский журнал «Прелесть» совместно с Издательством «Манн, Иванов и Фербер» запускает конкурс «Девушка с книгой». Для участия в конкурсе принимаются фотографии, на которых обязательным реквизитом является КНИГА.

Страница конкурса: http://www.prelest.com/contest/41945

ПРИЗ

Почему не стоит откладывать жизнь на потом

Кто-то называет годы с двадцатого по тридцатый второй молодостью, кто-то — началом взрослой жизни. Доктор Мэг Джей, клинический психолог, утверждает, что это самое важное десятилетие в жизни человека с точки зрения развития важных сфер жизни: работы, любви, физического и интеллектуального развития.

Книга основана на десятилетней работе с сотнями студентов и клиентов, сочетая в себе актуальные научные исследования и реальные истории тех, кто вступил в третий десяток.

Для кого эта книга

Это книга для всех людей от 14 до 30. И для их родителей.

Спонсор: Издательство «Манн, Иванов и Фербер»
Издательство максимально полезных книг.

 

ПРАВИЛА ФОТОКОНКУРСА

1. Участвовать в фотоконкурсе могут только жители РОССИИ.

2. На конкурс принимаются фотографии, на котором обязательным(!) реквизитом является книга. Это значит, что на фото должно изображено, где вы или ваши дети держите книгу. Приветствуются фото с интересным сюжетом и исполнением.

3. Для участия необходимо зарегистрироваться, (либо войти под своим логином), затем перейти на страницу конкурса http://www.prelest.com/contest/41945 и нажать «Отправить фото на конкурс»

4. Голосование открытое, т.е. голосовать могут все пользователи, включая анонимных. Фотографии, рейтинг которых накручен специальными программами либо другими методами накрутки, будут сняты с конкурса.

5. Продолжительность конкурса с  27 октября по 16 ноября 2014 года. Конкурс разделен на 2 этапа:

 1 этап с 27 октября по 09 ноября 2014 прием заявок (фотографий) на конкурс.

 2 этап с 10 ноября по 16 ноября 2014 открытое голосование.

6. Победитель выбирается путем открытого голосования. Результаты по завершении голосования проверяются на «накрутку», после чего выявляется один победитель, набравший максимальное количество голосов.

7. Оргкомитет вправе удалить любую фотографию из участия в фотоконкурсе, без объяснения причин.

Страница конкурса: http://www.prelest.com/contest/41945

Удачи всем участникам фотоконкурса!

Girl A Эбигейл Дин

Это напряженный психологический триллер, который я слушал в аудиокниге, аудиокниге, блестяще рассказанной (мне неизвестной) актрисой Холли Грейнджер, которая, как мне кажется, прекрасно отражает защитный щит цинизма, который Рассказчик от первого лица прячется за щитом, предназначенным для защиты как от внутренних демонов, так и от внешнего мира, но который намного эффективнее с последними, чем с первым.

История такова (или я думаю, что так и будет — эта книга уже занимает первое место по разным странам.

Это напряженный психологический триллер, который я слушал в аудиокниге, аудиокниге, блестяще рассказанной (мне неизвестной) актрисой Холли Грейнджер). — который, как мне кажется, прекрасно отражает защитный щит цинизма, за которым прячется рассказчик от первого лица — щит, предназначенный не только для защиты от внутренних демонов, но и для защиты от внешнего мира, но который намного эффективнее с последним, чем с первым.

Эта история (или, я думаю, будет — эта книга уже возглавляет различные национальные чарты бестселлеров) хорошо известна — подходит для книги, которая в основном рассказывает о том, каково это в годы, прошедшие после того, как вы стали жертвой дурной славы.

Лекс Грейси когда-то был более известен как Девушка А и «девочка, сбежавшая» из «Дома ужасов» — одна из группы братьев и сестер, подвергшихся все более ужасающему режиму лишения и заключения в своем семейном доме (случай по образцу реальной жизни Дэвида и Луизы Терпин).Прикованная цепью в своей спальне со своей все более слабой младшей, но любимой младшей сестрой Эви, именно Лекс в отчаянии сняла цепи и вытащила свое избитое и израненное тело на улицу, чтобы позвать на помощь. Когда полиция ворвалась в дом — ее отец покончил жизнь самоубийством, оставив ее мать предстать перед судом, а она и ее братья и сестры — месяцы медицинской помощи, постоянной психологической помощи и, в конечном итоге, помещения в приемные семьи (Лекс, как самая старшая девочка, находит последнюю место — в конечном итоге усыновлено бездетным полицейским, который тесно сотрудничал с ее психологом по ее делу).

Но все это — предыстория истории — а основы прошлого и окончательный побег детей сознательно устанавливаются на раннем этапе — это в значительной степени книга о том, «что произошло потом».

Теперь, годы спустя, Лекс, успешный и целеустремленный юрист по слияниям и поглощениям из США, базирующийся в Нью-Йорке, вызывают обратно в тюрьму своей матери, чтобы сказать, что она является исполнителем ее воли — небольшими сбережениями и самим заброшенным домом ужасов. Вместе с ее сестрой Иви (единственной, с которой у нее были и до сих пор хорошие отношения) они решают предложить местному совету превратить его в общественный центр, деятельность которого противоречила бы режиму их родителей.

Но ей нужно разрешение своих братьев и сестер — и каждая длинная глава книги названа и свободно структурирована вокруг одного из братьев и сестер, каждый из которых был затронут и справился со своими испытаниями и идентичностью по-разному, каждая со своими собственные воспоминания о том, что произошло, и каждое из которых, конечно, мы видим только через Лекс и ее собственную версию прошлого.

Далила — красивая и манипулятивная — все еще в некотором роде верна своим родителям, если не их методам, то религиозным целям семьи.

Габриэль — был близок к Далиле в детстве, его приемные родители поощряли его использовать его травму для появления на телевидении и встреч со знаменитостями. Он страдал от кровавой ярости и в средней школе понимает, что может использовать эту ярость в составе банды (начиная с срыва нежелательного экзамена) — позже он встречается с театральным агентом (по предложению родителей), который является участником его спуска. в поиске зависимости.

Ной — всего лишь младенец во время побега и до сих пор не знает своей истинной личности.

Итан — роль которого в семейном заключении — была в лучшем случае неоднозначной. Теперь, будучи успешным директором, он сделал карьеру в написании статей и чтении лекций о том, как образование может преодолеть детские травмы (с собой в качестве примера A).

Иви — самая близкая к Лексу, все еще пытается понять, как должна разворачиваться ее история жизни.

Стиль книги произвел на меня впечатление.

Он перескакивает между периодами времени (время в доме, сегодняшний день и эпизоды в середине) и между точками зрения.По крайней мере, на аудиозаписи у меня сложилось впечатление довольно резких переключений: это книга, которая требует некоторого внимания и от этого тем лучше. Я также чувствовал, что рассказы других персонажей — братьев и сестер, ее биологических родителей, приемных родителей — рассказывались Лексом в ее первом повествовании как часть историй, которые она собирала о них с течением времени (а не действительно написанных с их точки зрения) — но мне было бы интересно посмотреть, дает ли книга ту же идею.

Кроме того, пока я слушал, я был впечатлен тем, как автор использует язык — особенно сравнения и метафоры, а также то, как она улавливала как устную, так и невысказанную части разговора.

Обычно, когда я читал книгу и поражался написанию, я делал паузу и выделял ее (на Kindle) или делал снимок (печатной книги) — но поскольку я слушал это во время прогулки с собакой, я не мог этого сделать. так что (это было больше лапы, чем пауза), поэтому я не могу легко привести примеры, но я бы сказал, что письмо, которым я восхищался, относилось больше к странным фразам и предложениям, чем к целым абзацам (поскольку книга намеренно написана в довольно утомленном от жизни стиле Лекса).

Если у меня возникла проблема с книгой, я думаю, что вопрос о том, зачем писать на такую ​​тему, или, возможно, точнее, зачем изобретать такую ​​постановку (что вряд ли можно рассматривать как обычное явление, требующее художественного исследования. ), а затем перейду к написанию об этом — книга о том, как жить после семейной травмы и какое количество надежды и окончательное искупление возможно, очень важна, но ее можно было бы написать, не выбирая такую ​​крайнюю форму.

Но в целом я понимаю эту шумиху и могу порекомендовать аудиокнигу.

Моя благодарность Harper Collins Audio за аудиокнигу ARC через NetGalley

Роман: Дин, Эбигейл: 9780593295847: Amazon.com: Книги

Эбигейл Дин работает юристом в Google, а до этого была продавцом книг. Она живет в Лондоне и работает над своим вторым романом.

1.

lex

(девушка а)

Вы меня не знаете, но вы видели мое лицо.На более ранних фотографиях они забили наши черты пикселями вплоть до пояса; даже наши волосы были слишком характерными, чтобы их можно было раскрыть. Но история и ее защитники утомились, и в более сырых уголках Интернета нас стало легко найти. Популярная фотография была сделана перед домом на Мур-Вудс-роуд ранним сентябрьским вечером. Мы выстроились в ряд, шестеро из нас в порядке роста и Ной в руках Итана, пока отец составлял композицию. Маленькие белые привидения извиваются на солнышке.Позади нас дом отдыхал в последних лучах дневного света, тени расходились от окон и дверей. Мы все еще сидели и смотрели в камеру. Это должно было быть идеально. Но как раз перед тем, как отец нажал кнопку, Эви сжала мою руку и повернулась ко мне лицом; на фотографии она вот-вот заговорит, и моя улыбка начинает кривиться. Я не помню, что она сказала, но я совершенно уверен, что мы заплатили за это позже.

Я прибыл в тюрьму в середине дня.На машине я слушал старый плейлист, сделанный JP, Have a Great Day, и без музыки и двигателя машина резко затихла. Я открыл дверь. На автомагистрали нарастало движение, шум от него напоминал океан.

Тюрьма опубликовала короткое заявление, подтверждающее смерть матери. Накануне вечером я прочитал в Интернете статьи, которые были поверхностными и все заканчивались одним и тем же счастливым концом: дети Грейси, некоторые из которых отказались от анонимности, считаются здоровыми.Я сидела в полотенце на кровати в отеле и смеялась, а на коленях лежала служба доставки еды и напитков. За завтраком рядом с кофе лежала стопка местных газет; Мать была на первой полосе под статьей о нанесении удара ножом в Wimpy Burger. Тихий день.

В моей комнате был горячий буфет, и я продолжал есть до самого конца, когда официантка сказала мне, что на кухне надо начинать готовиться к обеду.

«Люди останавливаются на обед?» Я спросил.

«Вы будете удивлены», — сказала она.Она выглядела извиняющейся. «Однако обед не входит в стоимость номера».

«Ничего страшного, — сказал я. «Спасибо. Это было действительно хорошо».

Когда я начала свою работу, моя наставница Джулия Девлин сказала мне, что придет время, когда я устану от бесплатной еды и бесплатного алкоголя; когда мое увлечение тарелками безупречных канапе угаснет; когда я перестану ставить будильник, чтобы добраться до завтрака в отеле. Девлин был прав во многих вещах, но не в этом.

Я никогда раньше не был в тюрьме, но это не так уж отличалось от того, что я себе представлял. За автостоянкой виднелись белые стены, увенчанные колючей проволокой, как вызов из сказки. Позади него над бетонным рвом возвышались четыре башни с серым фортом в центре. Маленькая жизнь матери. Я припарковался слишком далеко, и мне пришлось идти через море пустых мест, следуя толстым белым линиям, где мог. На стоянке была только одна другая машина, а внутри была старуха, сжимавшая колесо.Когда она увидела меня, она подняла руку, как будто мы могли узнать друг друга, и я помахал в ответ.

Под ногами асфальт начал заедать. К тому времени, как я добрался до входа, я почувствовал пот в лифчике и в волосах на затылке. Моя летняя одежда хранилась в гардеробе в Нью-Йорке. Я запомнил английское лето как робкое, и каждый раз, когда я выходил на улицу, меня удивляло яркое голубое небо. В то утро я некоторое время размышлял о том, что мне надеть, застряв, полуодетый, в зеркале платяного шкафа; В конце концов, действительно не было одежды на каждый случай.Я остановился на белой рубашке, свободных джинсах, чистых кроссовках, противных солнцезащитных очках. Это слишком весело? Я спросил Оливию, отправив ей текстовое сообщение, но она была в Италии, на свадьбе в стенах Вольтерры, и она не ответила.

Там была регистратура, как и в любом другом офисе. «У вас назначена встреча?» спросила она.

«Да», — сказал я. «С надзирателем».

«С директором?»

«Конечно. С директором.«

« Вы Александра? »

« Это я ».

Надзиратель согласился встретиться со мной в вестибюле.« В субботу после обеда персонал сокращается », — сказала она. «И никаких посетителей после трех часов дня. Для вас должно быть тихо ».

« Я бы хотел этого », — сказал я.« Спасибо ».

« Я не должен этого говорить, — сказала она, — но сейчас самое время для великого побега ».

Теперь она шла по коридору, заполняя его.Я читал о ней в Интернете. Она была первой в стране женщиной-надзирателем в учреждении строгого режима, и после назначения она дала несколько интервью. Она хотела стать полицейским в то время, когда все еще действовали ограничения по росту, а она была на два дюйма ниже. Она обнаружила, что все еще достаточно высока, чтобы работать тюремным надзирателем, что было нелогично, но ее устраивало. На ней был электрический синий костюм — я узнал его по фотографиям, сопровождавшим интервью, — и странные изящные туфли, как если бы кто-то сказал ей, что они могут смягчить ее впечатление.Она абсолютно верила в силу реабилитации. Она выглядела более уставшей, чем на фотографиях.

«Александра», — сказала она и пожала мне руку. «Мне очень жаль твоей потери».

«Нет, — сказал я. «Так что не беспокойся об этом».

Она махнула рукой оттуда, откуда пришла. «Я просто возле центра для посетителей», — сказала она. «Пожалуйста.»

Коридор был прохладно-желтого цвета, с потертостями на плинтусах и украшен сморщенными плакатами о беременности и медитации.В конце был сканер, а также конвейерная лента для ваших вещей. Стальные шкафчики до потолка. «Формальности», — сказала она. «По крайней мере, он не занят».

«Как в аэропорту», ​​- сказал я. Я вспомнил об услуге в Нью-Йорке двумя днями ранее: мой ноутбук и телефоны на сером подносе и аккуратный прозрачный пакет с косметикой, который я поставила рядом с ними. Для часто летающих пассажиров были специальные полосы, и мне никогда не приходилось стоять в очереди.

«Вот так, — сказала она. «Да.«

Она выгрузила карманы на конвейерную ленту и прошла через сканер. У нее был пропуск, розовый веер и детский солнцезащитный крем.« Целая семья рыжих, — сказала она. — Мы не такие ». построена для таких дней ». На своей фотографии она выглядела как подросток, желающий начать свой первый день работы. Мои карманы были пусты. Я последовал за ней прямо через нее.

Внутри тоже никого не было Мы прошли через центр для посетителей, где пластиковые столы и закрепленные стулья ждали следующего сеанса.В конце комнаты была металлическая дверь без окон; где-то за этим, как я предположил, была Мать и границы каждого ее маленького дня. Я коснулся стула, когда мы проходили мимо, и подумал о своих братьях и сестрах, которые ждут в несвежей комнате, чтобы им представили маму. Далила возлежала здесь много раз, а Итан бывал один раз, хотя только из благородства. Позже он написал статью для The Sunday Times под названием «Проблемы с прощением», которых было много и они были предсказуемы.

Офис начальника тюрьмы находился через другую дверь. Она приложила свой пропуск к стене и похлопала себя за последний ключ. Оно было в кармане над ее сердцем, прикрепленном к пластиковой рамке с фотографией, полной рыжеволосых детей. «Хорошо», — сказала она. «Мы здесь.»

Это был простой офис с рябыми стенами и видом на автомагистраль. Казалось, она осознала это и решила, что так не пойдет; она принесла строгий деревянный стол и офисное кресло и нашла в бюджете два кожаных дивана, которые понадобятся ей для деликатных разговоров.На стенах были ее свидетельства и карта Соединенного Королевства.

«Я знаю, что мы раньше не встречались, — сказал надзиратель, — но я хочу кое-что сказать вам, прежде чем к нам присоединится адвокат».

Она указала на диваны. Я презирал формальные встречи на удобной мебели; невозможно было уметь сидеть. На столе перед нами лежала картонная коробка и тонкий коричневый конверт с маминой фамилией.

«Я надеюсь, что вы не думаете, что это непрофессионально, — сказал надзиратель, — но я помню вас и вашу семью в новостях того времени.Мои дети тогда были еще младенцами. Я много думал об этих заголовках с тех пор, еще до того, как появилась эта работа. В этом направлении работы вы видите очень много всего. И то, что делает бумаги, и то, что нет. И по прошествии всего этого времени некоторые из этих вещей — очень небольшое количество — меня удивляют. Люди говорят: как можно еще удивляться, даже сейчас? Что ж, я отказываюсь не удивляться ».

Она вынула веер из кармана костюма. Точнее, это выглядело как что-то, сделанное вручную ребенком или, возможно, заключенным.«Ваши родители удивили меня», — сказала она.

Я посмотрел мимо нее. Солнце балансировало у края окна, собираясь упасть в комнату.

«С вами случилось ужасное, — сказала она. «От всех нас здесь — мы надеемся, что вы сможете обрести покой».

«Может, поговорим, — сказал я, — почему вы мне позвонили?»

Адвокат стоял возле офиса, как актер, ожидающий своей реплики. Он был одет в серый костюм, веселый галстук и вспотел.Кожа скрипнула, когда он сел. «Билл», — сказал он и снова встал, чтобы пожать мне руку. Верх его воротника начал окрашиваться, и теперь он тоже стал серым. «Я понимаю, — сразу сказал он, — что вы еще и юрист». Он был моложе, чем я ожидал, может быть, моложе меня; мы могли учиться одновременно.

«Просто дела компании», — сказал я, чтобы он почувствовал себя лучше: «Я ничего не знаю о завещаниях».

«Вот для чего, — сказал Билл, — я здесь.

Я ободряюще улыбнулся.

«Хорошо!» — сказал Билл и постучал по картонной коробке. «Это личные вещи, — сказал он. — А это документ».

Он протянул конверт через стол, и я разорвал его. В завещании дрожащей рукой матери было написано, что Дебора Грейси назначила свою дочь Александру Грейси исполнителем этого завещания; что оставшееся имущество Деборы Грейси состояло, во-первых, из того, что принадлежало ей. в тюрьме HM Northwood; во-вторых, примерно двадцать тысяч фунтов, унаследованных от ее мужа Чарльза Грейси после его смерти; и в-третьих, собственность, найденная по адресу 11 Moor Woods Road, в Холлофилде.Это имущество должно было быть разделено поровну между выжившими детьми Деборы Грейси.

«Палач», — сказал я.

«Она была совершенно уверена, что вы подходите для этой работы», — сказал Билл.

Я засмеялся.

См. Мать в своей камере, играющую со своими длинными светлыми волосами до колен; так долго, что она могла сидеть на нем, как трюк для вечеринки. Она принимает во внимание свое завещание под председательством Билла, которому ее жалко, который рад помочь и который тоже вспотел.Он так много хочет спросить. Мать держит перо в руке и дрожит от задумчивого отчаяния. «Палач», — объясняет Билл. Это большая честь. Но это также административное бремя, и необходимо будет поддерживать связь с различными бенефициарами. Мама, у которой рак пузырился в животе и осталось всего несколько месяцев, чтобы нас трахнуть, точно знает, кого назначить.

«Вы не обязаны заниматься этим», — сказал Билл. «Если ты не хочешь.«

« Я знаю об этом », — сказал я, и плечи Билла дернулись.

« Я могу помочь вам разобраться в основах, — сказал он. — Это очень небольшой портфель активов. Это не должно занимать слишком много времени. Ключевой момент — то, что я хотел бы иметь в виду — это получить согласие бенефициаров. Как бы вы ни решили распоряжаться этими активами, вы сначала получите разрешение своих братьев и сестер ».

Я был забронирован на рейс обратно в Нью-Йорк на следующий день.Я подумал о холодном воздухе в самолете и об аккуратных меню, которые раздавали сразу после взлета. Я мог представить, как готовлюсь к путешествию, предыдущие три дня омраченный напитками в холле, и просыпаюсь от теплого вечера и черной машины, ждущей, чтобы отвезти меня домой.

«Мне нужно это обдумать», — сказал я. «Это не подходящее время».

Билл протянул мне листок бумаги с его именем и номером, написанными от руки бледно-серыми линиями. Визитные карточки не входили в бюджет тюрьмы.«Я буду ждать вашего ответа», — сказал он. «Если это не вы, то было бы полезно получить предложения. Возможно, один из других бенефициаров».

Я думал сделать это предложение Итану, Габриэлю или Далиле. «Возможно», — сказал я.

«Для начала, — сказал Билл, держа коробку в ладони, — это все ее имущество в Нортвуде. Я могу передать их вам сегодня».

Коробка была светлая.

«Боюсь, они не представляют особой ценности», — сказал он.«У нее было несколько кредитов доброй воли — за примерное поведение и тому подобное, — но они не имеют особой ценности снаружи».

«Какая жалость», — сказал я.

«Еще одна вещь, — сказал надзиратель, — это тело».

Она подошла к своему столу и вытащила переплетенную кольцами папку пластиковых бумажников, в каждом из которых лежал флаер или каталог. Как официант с меню, она открыла его передо мной, и я заметил мрачные шрифты и несколько извиняющихся лиц.

«Варианты», — сказала она и перевернула страницу. «Если хотите. Похоронные бюро. Некоторые из них более подробны: службы, гробы и тому подобное. И все они местные — все в радиусе пятидесяти миль».

«Боюсь, возникло недоразумение», — сказал я.

Надзиратель закрыл папку на листовке с изображением катафалка с леопардовым принтом.

«Мы не будем забирать тело», — сказал я.

«Ой, — сказал Билл.

Если надзиратель беспокоился, она хорошо это скрывала. «В таком случае, — сказала она, — мы бы похоронили вашу мать в могиле без опознавательных знаков, в соответствии с установленной по умолчанию политикой тюрьмы. Есть ли у вас какие-либо возражения против этого?»

«Нет», — сказал я. «У меня нет возражений».

Другая моя встреча была с капелланом, который просил меня видеть. Она попросила меня зайти в часовню для посетителей, которая находилась на автостоянке. Один из помощников надзирателя проводил меня до пристройки.Кто-то установил деревянный крест над дверью и повесил на окна цветную папиросную бумагу. Детский витраж. Шесть рядов скамеек выходили на импровизированную сцену с веером, кафедрой и моделью Иисуса в середине распятия.

рецензия на книгу Джима Мотавалли: Девушка A: Роман

Посмотрим правде в глаза, книга, посвященная жестокому обращению с детьми в большой семье со стороны безумного религиозного фанатика, имеет некоторую неотъемлемую драму. Читатель захочет узнать, что происходит с этими бедными детьми.Но что, если автор намеренно воздерживается от откровений практически до последней страницы?

Эбигейл Дин, британский юрист и продавец книг, несомненно, одаренная писательница. Она умело использует язык, и ее диалоги обычно точны. Но на протяжении большей части книги читатель находится на неуверенной почве, потому что она предпочитает вводить персонажей, не представляя их. Ее рассказчик, названная Девушка А, знает, кто они такие, но разочарованный читатель не знает — часто по главам за раз.

Постепенно мы собираем историю воедино, но книга наполовину закончена, прежде чем это произойдет. Раймонд Карвер смог поместить читателя во времени и месте в первом абзаце, часто в первой строке.

Постепенно мы узнаем, что девочка А была той сестрой, которая сбежала и вытащила своих братьев и сестер из адской дыры, известной как Мур-Вудс-роуд. Прикованные к своим кроватям (в «дни связывания») и голодные, они наконец убегают — или они? Папа убивает себя, а мама (его помощница) попадает в тюрьму.Они прославились в таблоидах. Пока что готика.

Практически ни один из персонажей не вызывает симпатии. Девушка А, a / k / a Lex, становится юристом в Нью-Йорке и возвращается в Англию после того, как мама умирает незамеченной в тюрьме. Лекс высокомерна и холодна практически со всеми (включая своих любящих приемных родителей), оправдывая это тем, что из того, через что ей пришлось пройти, . Девушка А, компетентная (но не самая амбициозная), воссоединяется со своими братьями и сестрами, каждый из которых в той или иной мере поврежден.

Цель Лекса по превращению Дома ужасов в местный общественный центр заслуживает похвалы, в меньшей степени, чем то, как она это делает. Старые друзья и любовники проходят через ее испытания. Она персонаж, который улыбается себе практически всему, что люди говорят ей , потому что они просто не понимают .

Дыра в центре книги — это отношение Лекса к своей заключенной в тюрьму матери. Когда она получает новую информацию, меняет ли это ее мышление? Она лечится? Сложно сказать.Вся книга строится на сложной свадьбе брата Итана, но потом, когда это происходит (Лекс уходит, после неоднократного настаивания, она не будет), ничего особенного не происходит. Свадьба действительно предлагает прекрасный рассказ о путешествии на греческий остров.

Книга набирает силу в последней четверти своих 342 страниц. Когда мы спускаемся по финишу, мы, наконец, полностью располагаемся. Теперь мы в основном знаем, что произошло на Мур-Вудс-роуд. Бывший любовник Лекса, ДжейПи, ловкий оператор, ловко зарисован. Мы понимаем, какой могла бы быть эта книга, если бы она была построена по-другому.

На последних нескольких страницах есть мелодраматическое раскрытие. Действительно? Да ладно. Это сравнимо с плохим парнем, снимающим маску в эпизоде ​​ Скуби-Ду .

Чтобы закончить эту книгу, необходимо было преданность своему долгу. С другой стороны, книги Ли Чайлда читаются быстро. Возможно, это не хваленая литература, но, по крайней мере, написана автором, который знает, как заставить читателя читать. Читали ли одну и ту же книгу авторы аннотации Girl A Джеффри Дивер и Софи Ханна, которые с большим энтузиазмом относятся к ней?

Девушка-книжка — Сара Кларксон

ДЕВУШКА-КНИЖКА
Путешествие через сокровища и преобразование силы чтения

НАЖМИТЕ , чтобы прочитать оглавление, введение и 1-ю главу.

Сейчас доступно по адресу:

AMAZON
BARNES & NOBLE
CHRISTIANBOOK

С задней обложки:

Когда вы слышите захватывающую историю, волнует ли она ваше сердце и волнует ли ваша душа? Вы жаждете правды и добра? Вы относитесь к восторгу Белль от библиотеки в Beauty and the Beast ?

Если это так, возможно, вы на пути к тому, чтобы стать девушкой-книжкой.

Книги всегда радовали Сару Кларксон. Выросшая в компании веселой Анны из Зеленых Мезонинов, храбрых детей Певенси из Нарнии и мудрых героинь Остин, она рано открыла для себя чтение как ежедневный подарок, способ познакомиться с миром во всех его чудесах.Но во взрослом возрасте она осознала, насколько сильно книги сформировали ее как женщину, которая должна жить историей в этом мире, учиться всю жизнь, постигать надежду в борьбе, творить и действовать с мужеством.

Она убеждена, что книги могут сделать то же самое для вас.

Присоединяйтесь к Саре в изучении жизни чтения как подарка и приключения, призванного обогатить, расширить и порадовать вас в каждое время вашей жизни как женщины. В Book Girl вы узнаете:

• , как чтение может укрепить вашу духовную жизнь и углубить вашу веру,

• почему путешествие по классической литературе может быть именно тем, что вам нужно (и с чего начать),

• как истории формируют ваше чувство идентичности,

• как родители Сары вырастили ее читательницей ― и что вы можете сделать, чтобы развить любовь к чтению у растущих читателей вокруг вас, и

• 20 + аннотированные списки книг, в том числе некоторые старые избранные и много новых открытий.

Вне зависимости от того, давно ли вы считали себя читателем или мечтаете им стать, Book Girl увлечет вас в животворный путь стать женщиной, которая хорошо читает и живет.

Как быть девушкой

«Потрясающая история. . . . Умный, честный и глубоко личный, этот поучительный труд необходимо прочитать ». — Publishers Weekly , обзор с отметкой

« Как быть девушкой иллюстрирует истинное значение безусловной любви.В этой книге Марло узнает, что ее «сын» на самом деле является трансгендерной девушкой, и, сначала испугавшись, показывает, как это выглядит, когда можно найти признание, и насколько это может быть преобразующим и воодушевляющим. Эта книга, отражающая сложность пути матери к пониманию своей дочери, универсальна для любого родителя, который изо всех сил пытается адаптироваться и принять то, кем на самом деле является их ребенок, а не тем, кем их считал родитель. Поскольку трансгендерных детей часто неправильно понимают, How to Be a Girl — бесценный инструмент для обеспечения поддержки и сочувствия, в которых они нуждаются.Нежное отражение и мужественная любовь Марло — это вдохновение, которое поможет другим пробудиться. —Джаз Дженнингс

«Трансгендерные дети в новостях. В море заголовков появляется все больше мемуаров, написанных родителями трансгендерных детей. . . . Последняя из лучших — книга Марло Мака « Как быть девушкой» . . . Проза Мака доступна и умна, поочередно остроумна и искушена. Ее рассказы полны полезных объяснений, которые можно найти в сборнике советов для родителей.. . . [И все же] прикосновение Мака легкое, как будто друг делает искренний совет за чашкой кофе ». — Женский обзор книг

«Книга Марло Мака« Как быть девочкой » — это необычная история матери и дочери, а также удивительно обычная история, не только о безусловной любви матери, но и о том, как слушать друг друга. учиться вместе, следуя своему материнскому чутью и материнскому сердцу, и прыгая в неизвестность с ребенком — вашим ребенком — в качестве вашего проводника. — Лори Франкель, New York Times — автор бестселлеров This Is How It Always Is и One Two Three

«Гендерное путешествие красиво, хотя и усеяно шипами. Марло Мак оживляет это путешествие в нежных воспоминаниях. Ее честность и широкоугольный объектив делают книгу How to Be a Girl прекрасным обязательным к прочтению для любого члена семьи ребенка, обладающего гендерными творческими способностями, а также для каждого союзника и профессионала, который хочет сделать этот мир позитивным для детей всех полов.Спасибо, Марло Мак, за то, что указали нам правильный путь в нашем путешествии ». — Дайан Эренсафт , доктор философии , директор Центра психического здоровья, гендерного равенства детей и подростков Детской больницы Бениофф Калифорнийского университета и автор книги The Gender Creative Child

«Эта книга рассказывает о милосердной и трогательной истории. правда о том, что трансгендерные взрослые начинаются как трансгендерные дети. Хотя не все люди с трансгендерным опытом признают свой настоящий пол в детстве, многие это делают.Бесконечная благодарность Марло Мак за то, что она поделилась собственным опытом и любовью к дочери с остальным миром ». —Джоханна Олсон-Кеннеди, доктор медицины, Медицинский директор Центра здоровья и развития Transyouth при детской больнице Лос-Анджелеса

«На протяжении Как быть девушкой — это разговоры о гендере между Марло и ее ребенком, которые были бы невозможны в моей семье. В то время как общество все еще борется со своей одномерной перспективой гендера, Марло Мак проводит читателя через свой тессеракт-подобный путь любви, поддержки и празднования своей дочери.Конечный результат? Невозможное становится возможным, и у всех нас появляется больше возможностей увидеть блестящий путь воспитания детей, о котором мы когда-то и представить не могли ». —Эйдан Ки , гендерный педагог, спикер и автор

«Эта прекрасно написанная книга о родительской любви в чистом виде. И я имею в виду не просто риторическую «любовь», на которую претендуют все родители, когда дела идут легко, но безусловная «ЛЮБОВЬ», необходимая, когда вы сталкиваетесь с чем-то в вашем ребенке, что делает их — и вас — потенциальными изгоями.Здесь есть чему поучиться у Марло и ее великолепной дочери М. » — Кристин Бернс, MBE, писательница и активистка трансгендеров

Но это же книга для девочек!

Чем больше Джозеф Макинтайр, Ed.M.’10, Ed.D.’17 читал своей маленькой дочери, тем больше он осознавал, что большинство книг были о мальчиках — до такой степени, что он начал менять пол. главных героев.

«Это заставило меня задуматься, как обстоят дела в детской литературе в целом», — говорит он.Еще будучи студентом докторской программы, Макинтайр начал анализировать существующие исследования. Предыдущие исследования показали, что соотношение центральных персонажей мужского и женского пола в книжках с картинками составляет от 1,5: 1 до 2: 1. Однако он понял, что в этих исследованиях все книги в их образцах были одинаковыми. Продолжая свое докторское исследование, которое в конечном итоге стало его диссертацией, он говорит: «Я думал, что есть место для новой точки зрения», учитывающей популярность книг. «Если в популярных книгах больше мужчин в центре внимания, чем в непопулярных, то книги, которые дети действительно читают и которые, предположительно, формируют их понимание гендера, могут быть даже более непропорционально мужскими, чем предполагали ученые.

Он был прав. Изучив 435 популярных детских книжек с картинками, проданных в период с 2012 по 2016 год, он обнаружил, что соотношение увеличилось до 3,8: 1.

«Это означает, что почти в четырех из каждых пяти книг, которые читают дети, главные герои — мужчины», — говорит он. «Книги, которые на самом деле достигают детей, даже более непропорционально мужского пола, чем на самом деле было обнаружено предыдущим исследованием».

Макинтайр хотел продвинуть исследование еще на один шаг и посмотреть, кто на самом деле что читает. Он просмотрел книги, полученные в двух начальных школах в одном районе на юго-востоке штата более двух.5 лет. Он взял 1000 студентов и закодировал до пяти оформлений для каждого студента, в общей сложности 4 968 оформлений, представляющих 3 518 уникальных наименований.

Он обнаружил, что мальчики смотрят книги с мужскими главными персонажами гораздо чаще, чем девочки. Около 77 процентов книг, которые проверяют мальчики, имеют только центральных персонажей мужского пола, 14 процентов — женских персонажей, а 8 процентов — мужских и женских персонажей. Для сравнения, девочки изучают книги на 51 процент женщин, 42 процента только мужчин и по 7 процентов и то и другое.

«Итак, есть свидетельства того, что в среднем девочки встречаются с большим количеством персонажей обоих полов, в то время как мальчики встречаются почти только с книгами о мальчиках», — говорит он. Это предпочтение однополых персонажей растет со второго по пятый класс. «В частности, мальчики в пятом классе смотрят книги только с мужскими персонажами в центре внимания».

На вопрос, почему это может произойти, Макинтайр отвечает, что это не входило в его исследования, но цитирует работу исследовательницы Элизабет Дутро, которая обнаружила, что чтение «книг для девочек» более опасно для мальчиков, чем чтение «книг для мальчиков» для девочек.

«Подобно тому, как быть« сорванцом »менее стигматизировано, чем« неженка », — говорит он.

Имея в виду эти данные, Макинтайр говорит, что взрослым следует более целенаправленно знакомить детей, особенно мальчиков, с книгами с женскими центральными персонажами, а школьные библиотеки должны активно учитывать пол и расу при выборе книг.

«Я подозреваю, что многие родители хотят, чтобы их мальчики росли, уважая и ценив девочек и женщин, — говорит он, — и рассказывать им истории о девочках и женщинах могло бы стать хорошим началом.”

Больше, чем маркетинговая тенденция: NPR

Ушедшая девушка

от Джиллиан Флинн

Девушка в поезде

, Паула Хокинс

В новых книгах наблюдается тенденция: издатели обычно продвигают их, сравнивая с другими книгами — а когда книги представляют собой криминальную фантастику или триллеры, написанные женщинами, их снова, и снова, и снова сравнивают с одними и теми же книгами.Этими книгами будут « Gone Girl » Джиллиан Флинн и «Девушка в поезде » Полы Хокинс. Итак, давайте выясним, почему эти двое настолько влиятельны.

Криминальный романист Меган Эбботт и Сара Вайнман из информационного бюллетеня Publisher’s Lunch зашли, чтобы обсудить это явление со Стивом Инскипом из NPR. «Я разговаривал с другими авторами криминальных историй, которых различные профессиональные люди в своей жизни убеждали вставить слово« девушка »в заголовок, — говорит Эбботт.«Это не обязательно проблема с содержанием самой книги, но есть такое сокращение, что если в названии есть слово« девушка », то я знаю, чего ожидать».

Этот расчет, похоже, работает с книгой, которая недавно поступила в офис NPR: Девушка в темноте , Марион Поу, описанная ее издателем как «в духе таких триллеров-блокбастеров, как Девушка в поезде. и Хорошая девочка «Мэри Кубица.

«Я думаю, что в основе популярности книг Флинна и Хокинса есть что-то гораздо более важное, чем брендинг или маркетинг, — говорит Эбботт, — и я думаю, что это универсальные темы, которые вы видите в этих книгах, которые говорят читательницам.«

Основные моменты интервью

О том, что они читают, когда росли

Эбботт: Я вырос, читая детективные романы, настоящие преступления — много настоящих преступлений — и традиционно это область, в которой доминируют мужчины извне, но со стороны внутри то, что мы знаем, те из нас, кто это читает, это то, что женщины покупают больше всего криминальных произведений, они, безусловно, самые большие читатели истинных преступлений, и у женщин есть ненасытный аппетит к этим историям, и я знаю, что чувствую это — так как я был совсем маленьким, я хотел отправиться в эти темные места.

Вайнман: Я был ненасытным читателем преступлений, следил за судебными процессами, читал газеты. И я также хотел бы вернуться немного назад, потому что вы открыли сегмент с Девушка в темноте Марион Пау, которую я случайно прочитал, и это действительно отличный роман. Марион Поу из Нидерландов, и эта книга, которая была опубликована там несколько лет назад под названием Daglicht , была огромным бестселлером, и в некотором смысле название ее Girl in the Dark не говорит вам, о чем она. потому что отчасти дело в неправомерном осуждении, а отчасти в подтасовке материнства.Таким образом, эмблема девушки пытается связать ее с этой более крупной маркетинговой целью, но иногда это может оказаться медвежьей услугой. Возможно, это представление о том, что тревога со стороны женщин является частью более широкой области, и, конечно же, это происходило десятилетиями … это не новое явление.

О том, что общего у женских криминальных романов

Эбботт: Я думаю, что Gone Girl и Girl on the Train великолепны, потому что они совсем не похожи друг на друга, но они обе имеют дело с опасностями того, что быть современной женщиной, с браками. распад, амбивалентность материнства, сложности взаимоотношений между женщинами — все эти вещи, которые в некотором смысле не воспринимаются всерьез культурой в целом, считаются — и я цитирую здесь — «кормом для женских журналов». но на самом деле это очень реально для читателей.

Вайнман: Просто хочу сказать, что обе эти книги, что у них общего, я думаю, что многие из этих других книг, которые поднялись на «поезд для девочек», так сказать … люди тянутся к этим ненадежным рассказчикам. Я знаю, что когда я прочитал Gone Girl , это был 2012 год, мы были всего на несколько лет от экономического краха 2008 года, многие люди чувствовали, что их жизнь полностью перевернута, они не знали, кому доверять, и поэтому такая книга, как « Gone Girl », которая лежит в основе брака, который кажется стабильным, но совсем не так, я действительно думаю, что это действительно говорило людям.

О том, любят ли они по-прежнему криминальную литературу, на которой они выросли. кажется действительно захватывающим моментом в жанре, просто иметь возможность иметь этих героинь, которые могут считаться слишком неприятными, просто их объятия просто захватывают.

Мы попросили Эбботта и Вайнмана порекомендовать несколько хороших женских триллеров — уже вышедших или скоро — и вот их выбор:

Меган Эбботт

Что осталось от меня, Элисон Гэйлин
Пассажир, Лиза Лутц,
Город Заката, Мелисса Гинзбург,
Девушки в огне, Робин Вассерман,
Самая мрачная тайна, Алекс Марвуд Джейн Стил, Линдси Фэй,
Под бороной, Флинн Берри .