Свобода или порядок — что предпочитают россияне?
К. ЛАРИНА: Начинаем программу «Культурный шок». В студии ведущая передачи Ксения Ларина. Сегодня мы говорим о свободе. Масштабное исследование провел Фонд «Общественное мнение». И сегодня в нашей студии Лариса Паутова — доктор социологических наук, ведущий аналитик ФОМа. Здравствуйте, Ларина.
Л. ПАУТОВА: Добрый день.
К. ЛАРИНА: И Дмитрий Леонтьев — профессор МГУ, доктор психологических наук. Здравствуйте, Дмитрий.
Д. ЛЕОНТЬЕВ: Здравствуйте.
К. ЛАРИНА: В рамках сегодняшней программы мы проведем экспресс-опрос. Вопрос простой. Ощущаете ли вы себя свободным человеком. В сетевизоре два варианта ответа – да и нет. Программу наша сегодня называется «Свобода или порядок — что предпочитают россияне?» Вместо «порядка» в этом опросе использовался термин «стабильность».
Л. ПАУТОВА: Это разные концепты, но они близки.
К. ЛАРИНА: Давайте немножечко расскажем, что вам важно было выяснить, на чем сосредоточилось внимание авторов этого исследования и какие открытия вы для себя сделали. Я до передачи задавала Ларисе вопрос, в чем заключается участие психолога в этом опросе.
Л. ПАУТОВА: Это исследование для меня было сплошным удовольствием. Было интересно, очень ответственно. Это такая тема, к которой нужно подходить, будучи свободным внутри.
К. ЛАРИНА: Т.е. вы свободный человек.
Л. ПАУТОВА: В тот момент я чувствовала себя абсолютно свободной. Спасибо большое Дмитрию Леонтьеву. У меня было ощущение, что он абсолютно свободен, психологически комфортен. Именно благодаря тому, что психологи – и Дмитрий Леонтьев, и журнал Psychologies, который партнер этого исследования – сразу же нас локализовали не на политические темы – а мы хотели говорить, может быть, про Pussi Riot или Ходорковского, — они локализовали внутрь человека, им нужно было разобраться, при каких обстоятельствах мы чувствуем себя свободными. Почему человек, имея всё, чувствует себя несвободным, и не имея ничего, чувствует себя по-другому. Спасибо большое психологам. Именно углубленность вовнутрь – это их заслуга. Это общероссийский опрос, люди старше 18 лет. От Калининграда до Владивостока, каждый мог попасть в этот опрос.
К. ЛАРИНА: А социальный срез какой?
Л. ПАУТОВА: По возрасту и образованию основные квоты. Каждый имел равное право попасть с это исследование? Масштабный культурный шок я не пережила. Но, тем не менее, 46% россиян сказали, что они часто чувствуют себя свободными. А 10% добавили – редко, но мы чувствуем себя свободными. Т.е. всего 56%. Мне кажется, это много для нашей страны, я ожидала 20%. Это если и не шок, то достаточно интересная цифра.
Д. ЛЕОНТЬЕВ: Надо сказать, что это еще зависит от того, кто какой смысл вкладывает в это слово. И когда люди говорят об ощущении себя свободным, они на самом деле имеют в виду разное. Для меня примерно похожие ощущения были во время этого проекта. Страшно интересно было выйти за рамки наших собственных представлений. У каждого есть свое представление о свободе. Психологи работают с небольшими группами людей, с индивидами. В общем, мы склонны всегда проецировать свои собственные взгляды на всех окружающих людей. Выход на такой интересный социологический проект позволил выйти за рамки наших стереотипов, увидеть более широкую картину. Я тоже не испытал больших неожиданностей по результатам. Но самое главное – видно, что свобода для всех означает что-то свое.
К. ЛАРИНА: А там был открытый вопрос?
Л. ПАУТОВА: Я могу сейчас привести некоторые цитаты. Итак, 46%, плюс 10% говорят, что они чувствуют себя свободными. Но каждый подразумевает свое. Чаще всего люди говорят о том, что они ощущают себя свободными, когда нет каких-либо ограничений: ограничений, связанных с работой, соответственно, они чувствуют себя свободными в отпуске, на выходных и на пенсии.
Д. ЛЕОНТЬЕВ: Как говорит почтальон Печкин, «я на пенсию выхожу, жизнь только начинается».
Л. ПАУТОВА: Про пенсию. На пенсии можно выбирать, во сколько проснуться, как провести время. Забегая вперед, скажу, что люди старше 60 лет чаще говорили о том, что они всегда чувствуют себя свободными. Поэтому я мечтаю на пенсии то же самое ощущение пережить.
К. ЛАРИНА: Т.е. свободен от каких-то обязательств человек.
Д. ЛЕОНТЬЕВ: Свободен от необходимости делать то, что делать не хочется.
Л. ПАУТОВА: Дальше сдерживает людей дом и семья. Многие пишут: «Я ощущаю себя свободным, когда семья ушла, она гуляет, уехала на дачу», «Я чувствую себя свободным, когда мама забрала ребенка». Мужчины часто говорят о том, что они чувствуют себя свободными, когда они разведены, либо они в данный момент еще не собираются вступить в семью. Поэтому семья многим дает свободу, но у многих отбирает.
К. ЛАРИНА: Как в «Бесприданнице»: «Кандалы, Лариса Дмитриевна».
Л. ПАУТОВА: Также город и дом тоже сковывают людей. Поэтому вне дома, на улице, на природе, на даче, на рыбалочке, на охоте они чувствуют себя свободными. И вот этот рефрен, он проходит – что-то вне города. Этот ответ самый распространенный, самый популярный. Второй ответ, очень важный, особенно в России – деньги. Деньги многим не дают возможность чувствовать себя свободными.
К. ЛАРИНА: Т.е. отсутствие денег.
Л. ПАУТОВА: Россияне жаловались на то, что есть материальные проблемы, они не могут себя чувствовать свободными. Допустим, если я вижу платежку на отопление – какая тут свобода? Деньги – это сложная тема. Дмитрий Алексеевич еще расскажет отдельно про нее.
Д. ЛЕОНТЬЕВ: В какой-то степени этот вопрос пересекается с другим вопросом. Возможность заниматься любимым делом, она всегда выше у тех, кто не вынужден заниматься нелюбимым делом ради денег. Тот же самый вопрос, который у нас был заложен: насколько необходима людям возможность перемещаться, выбирать место жительства. Это уж прямо связано с финансовым обеспечением. Поэтому вопрос с деньгами пересекается со всеми другими вопросами.
Л. ПАУТОВА: Отсутствие денег и отсутствие жилья. Очень многие говорят: «Съемная квартира. Какая свобода?», «Нет жилья. Какая свобода?», «Я живу в общежитии. Я не чувствую себя свободным». Эта тема постоянно муссировалась в ответах.
К. ЛАРИНА: Т.е. финансовое неблагополучие, неблагоустроенный быт влияет на это ощущение.
Д. ЛЕОНТЬЕВ: Нехватка ресурсов.
Л. ПАУТОВА: Здоровье. Это тема, которая, может быть, не так популярна в общей массе, но пенсионеры говорят: «Да, мы чувствуем себя свободными, но здоровье мешает». Здоровье – это отсутствие ресурса: невозможно передвигаться, невозможно поехать, невозможно погулять. И это наталкивает нас на мысль, что, если мы хотим быть свободными потом, мы должны беречь здоровье, потому что это мощнейший ресурс, который ограничивает внутреннее чувство свободы. И для меня очень важно было, что редко, но все-таки были политические отсылки. Скажу честно, когда год назад мы спрашивали немного по-другому, так, как вы сформулировали вопрос – чувствуете или не чувствуете вы себя свободным человеком, — в этом опросе политических отсылок было больше. Интересно, что наши респонденты как будто живут в разных государствах. 8% говорят: «Россия – свободная страна, в ней соблюдаются права и свободы, я чувствую себя свободным человеком». И 5% говорят: «Россия – не демократичная страна, в ней нарушаются права и свободы. Нет свободы слова, честных выборов, я не могу свободно, открыто пойти на митинги. За акции протеста наказывают». В данном исследовании, видимо, мы локализовали сразу же на внутренние переживания, и политические вещи ушли.
К. ЛАРИНА: Хочу все-таки уточнить, дорогие гости. В начале вы сказали, что понимание свободы у каждого свое. Те ответы, которые вы сейчас приводите, они в основном говорят о свободе, с точки зрения быта. А мне интересно, если такие темы появляются в опросе, когда речь идет о свободе как о свободе принятия решения, о свободе мышления, о свободе оценок, о свободе в понимании скорее философском, чем бытовом, материальном. Об этом шел разговор? Свобода выбора, в конце концов.
Л. ПАУТОВА: Это была базовая установка в тесте, который мы предлагали: свобода как свобода принятия решения. Но при самом общем вопросе незначительный процент – 2-5% отвечали, что свобода – это свобода принятия решений, когда я не скован, когда на меня не давят, когда у меня нет жесткой вилки в принятии решений, тогда я чувствую себя свободным. Но мне кажется, это уже более сложное для обыденного человека понимание свободы. Поэтому об этом почти не говорили. Потом мы уже подвели, как раз благодаря вашему тесту мы подвели людей к рассуждению о том, что свобода – это свобода выбора. У меня сложилось впечатление, что часто просто повторяли: да, свобода – это свобода выбора. Но у меня такое ощущение, что это где-то из подсознания выходили философские фразы с отсылками к Гегелю, если кто-то что-то слышал и помнит. Это была устойчивая распространенная фраза.
Д. ЛЕОНТЬЕВ: У нас в России понятие «свободы» во многом смешивается с таким близким понятием, как воля, которое характеризует прежде всего свободу от каких-то пут, обязательств, отсутствие ограничений. В философии и в психологии достаточно давно ввели принципиально важное разведение «свобода от» и «свобода для». «Свобода от» — это когда меня никто не держит, ни в чем не сдерживает, я могу дать себе волю разгуляться: свобода, свобода, эх, без креста… Иван Петрович Павлов говорил про рефлекс свободы у своих подопытных собак, имея в виду простую: по сути дела это рефлекс воли. Собака, которую привязывают и ставят к экспериментальному станку, у нее возникает непроизвольное стремление от этих веревок и привязей избавиться и сбросить. Он это назвал рефлекс свободы. Но это рефлекс воли, это «свобода от».
А «свобода для» — это то, ради чего нужна человеку свобода: свобода целеполагания, свобода искать какие-то свои пути и их реализовывать. И вот эта свобода, она непроста. Не просто найти свои цели, свои смыслы – всегда легче плыть по течению. И поэтому люди вроде бы признают, что да, хорошо, но по большому счету часто от свободы стремятся отказаться. Не случайно в мировой философской и психологической литературе первая большая работа, посвященная свободе, знаменитый бестселлер Эриха Фромма назывался «Бегство от свободы». Потому что люди склонны от нее бежать добровольно, отказываться. Потому что настоящая «свобода для», она всегда сопряжена с ответственностью. И про это говорят практически все, и результаты нашего опроса тоже.
Люди бегут от ответственности. Поэтому лучше ни того, ни другого, чем свобода вместе с тяжелым бременем ответственности. И это не только чисто российское явление, это общее явление, общецивилизационное, я бы сказал. Эрнст Неизвестный говорил в свое время, что в свободном обществе никто не может заставить человека не быть рабом. Рабство, как правило, добровольно выбрано. Поэтому самая главная проблема свободы – это проблема внутренней свободы, найти свободу в себе, ресурсы свободы. И тогда человек будет свободен, во многом независимо от внешних условий. Это такой небольшой комментарий к нашим результатам. Вопрос был о том, от чего зависит, чувствует человек себя свободным или нет – от самого человека или от внешних обстоятельств? И ответы распределились примерно поровну: половина считает, что свобода зависит от них самих, а половина – что свобода от них не зависит.
Но когда мы смотрим, как распределяются эти ответы между людьми, которые себя ощущают свободными и которые не ощущают свободными, оказывается очень сильная зависимость. Те, кто чувствуют себя свободными, они говорят, что свобода зависит от самого человека. Т.е. внешними обстоятельствами больше объясняется недостаток свободы у тех, кто не чувствует себя свободными: я себя свободным не ощущаю, но дело в том, что среда заела, внешние обстоятельства такие, дурное влияние улицы, климат, среда и так далее.
К. ЛАРИНА: Мы сейчас прервемся на выпуск новостей, потом продолжим наше исследование в прямом эфире.
НОВОСТИ
К. ЛАРИНА: Возвращаемся в программу. Сегодня мы говорим о свободе на примере исследования, которое провел Фонд «Общественное мнение» совместно с журналом Psychologies. В нашей студии социолог Лариса Паутова и психолог Дмитрий Леонтьев. По поводу этого противопоставления мой вопрос. Насколько оно правомерно, когда свобода противопоставляется порядку или стабильности? Наши слушатели спрашивают: «А невозможно, чтобы было и то, и другое? Почему всегда противопоставляется одно другому?»
Л. ПАУТОВА: Это провокация. И очень часто мы делаем такие вопросы, где надо выбрать. Это интересно, это пограничная ситуация. Мы смотрим, что выбирают респонденты в данной ситуации. В рейтинге ценностей стабильность всегда выше, нежели свобода.
К. ЛАРИНА: Потому что свобода в данном случае ассоциируется с неким хаосом.
Л. ПАУТОВА: И это тоже. Свобода – это состояние очень часто сиюминутное, это некое движение, это состояние, которое мы переживаем, но не всегда это можем переживать, редко.
Д. ЛЕОНТЬЕВ: А стабильность, если она не постоянна, то это уже не стабильность.
Л. ПАУТОВА: Я когда-то писала диссертацию на эту тему. Стабильность – это что-то постоянное. Мои респонденты рисовали дом, камень, постамент. Это что-то основательное. Свободу они рисовали как ветер, как стрелу вперед.
К. ЛАРИНА: Что-то неприятное короче.
Л. ПАУТОВА: Допустим, респондент говорит: «Когда выпью чего-нибудь вроде водки, я свободен». Т.е. это некое состояние, в него нужно войти и потом покаяться. Свобода всегда ниже в рейтинге. И чаще ее выбирают молодые люди, предприниматели, творческие людей. Это очень эксклюзивная ценность. Поэтому интересно было столкнуть эти две ценности, и вопрос был сформулирован хитро: «Вы можете про себя сказать, что для вас стабильность важнее свободы?» 76% — вот это шок для меня – говорят, что них стабильность все-таки важнее свободы. Мне становится многое понятное в психологии наших людей. Кстати, хочу обратить внимание аудитории «Эха Москвы»: отчасти это ключ к тому, чтобы понять, почему такие высокие политические рейтинги. Потому что стабильность важнее свободы. Определенность, уверенность в завтрашнем дне, прочность, гарантии. Свобода, она приятна, но она, может быть, даже опасна для людей, поэтому они выбирают стабильность.
Д. ЛЕОНТЬЕВ: Меня это как раз совершенно не удивляет. Что такое стабильность, это достаточно понятно, это однозначно, здесь нет двух мнений. Что такое свобода, это очень разные вещи. Кроме того, свобода – это слово. И как видно из результатов этого опроса, за этим словом стоят для людей разные вещи. И очень легко манипулировать тем содержанием, которое вкладывается в это слово. «Вы что, хотите как в лихие 90-е, когда была полная свобода?» В 90-е была не столько свобода, сколько произвол, вольница, а это не есть то, что называется свободой, это что-то другое. Но различения люди не знают, не понимают, различные оттенки свободы еще не привыкли изучать – маленький опыт свободы.
К. ЛАРИНА: 90-е после августа 91 года, мы этот период имеем в виду. Но люди, которые в 91 году выходили на площадь, они выходили именно за свободу, а не за стабильность.
Д. ЛЕОНТЬЕВ: Безусловно. Поэтому я и сказал, что лихие 90-е – это не только. Здесь понятно, что за всё приходится платить, в том числе и за свободу. Но объяснение того, что в присутствии жесткого противопоставления свободы и стабильности люди выбирают стабильность, понятно. Стабильность – это некий конечный результат. Свобода – это не то, что люди хотят, рассчитывают, надеются иметь в качестве конечного результата. Свобода – это ресурс, который используется для чего-то еще. Что дает свобода? Как говорил наш выдающийся философ Мираб Мамардашвили, «единственное, что порождает свобода, это еще большую свободу». А стабильность – это уже результат, который можно пощупать. Другое дело, что наша стабильность имеет очень странный вид, наша идеологема стабильности, при которой мы не знаем, что будет завтра.
К. ЛАРИНА: Это иллюзия, что у нас есть уверенность в завтрашнем дне.
Д. ЛЕОНТЬЕВ: Конечно.
К. ЛАРИНА: Может быть, это связано с боязнью перемен.
Д. ЛЕОНТЬЕВ: Не то что боязнь. Будущее неизвестно, будущее всегда вызывает тревогу. Это универсальный психологический механизм. И люди всегда предпочитают некоторую неизменность, статус кво: пусть лучше остается как есть, пусть несовершенно, но уже понятно как.
К. ЛАРИНА: А в других странах то же самое?
Д. ЛЕОНТЬЕВ: Это общая закономерность. Другое дело, что все изменения, всё развитие обеспечивает только то меньшинство, которое не боится будущего, не боится свободы и не боится изменений. Потому что возникает иллюзия, что в ситуации стабильности, в ситуации неизменности всё будет оставаться так же, как было. А на самом деле естественная тенденция в данном случае будет гораздо хуже. Потому что здесь ситуация, как у Кэрролла, что в современном мире надо бежать изо всех сил, только чтобы остаться на том же самом месте, а чтобы куда-то попасть, надо бежать гораздо быстрее.
В чем специфическая проблема для наших краев, для российского сознания? В том, что в массовом российском сознании отсутствует измерение времени, что жизнь происходит во времени, в котором происходит движение, изменение, развитие, прогресс. Вот этого нет у нас в мозгах. У нас еще Чаадаев говорил, что в России вместо истории география, и мы все очень сильно озабочены пространством, пядями родной земли, собиранием земель. А то, что всё развитие делает страны богатыми не пространство, а время, движение, темпы, скорость изменений, вот этого у нас в сознании, к сожалению, нет. И отсюда и акцент на стабильность.
Стабильность – это хорошо. Но пусть к стабильности идет через свободу и изменения. А если всё будет оставаться таким, какое есть, то стабильность будет естественным образом разрушаться, всё будет распадаться. И это как раз связано с тем, что лица, принимающие решения в тех странах, которые выбрались на передовые рубежи, они понимают, что надо идти не в хвосте массового сознания, а вести его за собой и делать ставку на те агенты изменения, на те группы населения, которые в состоянии обеспечить это движение вперед. А это сейчас как раз продвинутые меньшинства.
У нас сейчас ситуация обратная, у нас вся политика настроена на подыгрывании консервативному большинству — у нас консервативность довольно своеобразный вид имеет, — такому большинству, которое не хочет думать и слышать о каких бы то ни было изменениях. Всё должно придти как-то само, без того, чтобы что-то делать, всё должно стать лучше.
К. ЛАРИНА: Всё равно вы пришли к тому же, о чем мы уже сегодня говорили, к этому страху перед личной ответственностью.
Д. ЛЕОНТЬЕВ: Да. Потому что свобода связана с ответственностью, именно поэтому люди боятся. У нас страшные результаты, которые были несколько лет назад, когда на вопрос массового опроса о том, считаете ли вы на то, что с вами происходит в жизни, 86% дали отрицательный ответ.
К. ЛАРИНА: Боже мой!
Д. ЛЕОНТЬЕВ: Это было года 4-5 назад. Это диагноз. В результате мы оказываемся в ситуации, которая лучше всего описывается афоризмом Черномырдина «хотели как лучше, а получилось как всегда». Потому что в этой формуле нет субъекта, нет того, кто связывает воедино желание того, как лучше, ответственность за то, чтобы оно так и произошло, и результат. Вот желание отдельно, результат отдельно.
К. ЛАРИНА: А связано ли это с массовым разочарованием в демократии, в тех ценностях, которые предложила новая история России после перемены политического строя, с тем, что либеральные идеи сегодня не популярны в массовом сознании, вернее они искажены, представление о них сегодня у людей весьма ложное.
Д. ЛЕОНТЬЕВ: Демократии в наших широтах еще не видели. То, что в наших широтах называют демократия, это некоторая карикатура: какие-то отдельные элементы демократии есть, но отдельные элементы, встроенные в систему сильно авторитарную. Конечно, при разных колебаниях, которые были на протяжении нашей короткой постсоветской истории люди, которые высказывают какие-то суждения про демократию, они просто не видели демократию. Не было в нашей истории демократии, не дошли мы до нее. Были некоторые элементы.
Это понятная для политиков стратегия – всегда спешили сказать, что вот она уже здесь. Я не помню, чтобы кто-то из ведущих политических лидеров настраивал людей, обосновывал, что мы вошли в очень сложный переходный период. Еще Достоевский писал про то, что в нашем сознании существует некая иллюзия, что сейчас всё плохо, ужасно, но завтра мы все, как один, взявшись за руки, шагнем в светлое будущее – и всё будет отлично. У нас всё хорошо с идеалами, которые гораздо лучше, чем несовершенная реальность. Но большие проблемы – всё упирается в проблему перехода от несовершенной реальности к тому замечательному завтра. Мы живем в некой сказке, мы ждем сказку, чтобы сразу стало так хорошо, как мы ждем, как должно быть, как правильно.
К. ЛАРИНА: Это наша ментальность?
Д. ЛЕОНТЬЕВ: Это наша ментальность, это беда российской интеллигенции, что она несла эти идеалы, но мало что могла сказать про эти пути перехода. И говорят совершенно справедливо про дефицит протестантской этики в наших широтах. Потому что протестантская этика основана на чем? На то, что сам человек берет на себя ответственность за благосостояние, за результаты труда. Нет, мы готовы делегировать всё всем, кто нам пообещает что-то хорошее. Мы всё отдаем и можем опять залечь на печь, ну, не на 33 года, но хотя бы на 4 года, до следующих выборов, на 5-6 лет, а потом вылезти, посмотреть и сказать: ну что такое, опять не то.
В результатах опросов показывается интересная вещь. Вопросы задавались про успех, про смысл жизни, про удовлетворенность жизнью. Оказывается, что люди, которые считают себя свободными, считают, что свобода зависит от них, они счастливее и успешнее тех, кто считает иначе.
Л. ПАУТОВА: И они много двигаются.
К. ЛАРИНА: Двигаются в каком смысле?
Л. ПАУТОВА:
Л. ПАУТОВА: Вообще по жизни. Свободные чувствуют себя более успешными, более материально обеспеченными, они ощущают себя более комфортно в жизни. И когда я пыталась понять эту группу, эти 46%, которые всегда свободны, мне показалось, что как раз источник ощущения этой свободы в том, что они всё время двигаются. Движение. Причем даже отчасти передвижение собственного тела в пространстве.
К. ЛАРИНА: Т.е. даже с точки зрения географических перемещений.
Л. ПАУТОВА: Да. Если хочешь быть свободным, двигайся больше. Может быть, многие домохозяйки скажут: ничего подобного, я двигаюсь целый день как заведенная, но я не свободна. Поскольку свобода – это состояние, в него надо перейти, то если ты двигаешься быстрее, шансы повышаются. Или нет?
Д. ЛЕОНТЬЕВ: Здесь вопрос не в том, насколько быстро двигаться или насколько много, вопрос в том, насколько целенаправленно. Собственные цели – это то, что выводит человека из-под власти давления обстоятельств. У меня были разные интересные исследования, которые показывают, что люди, у которых нет четких, ясных представлений о собственной цели, о собственном смысле, являются оптимально манипулируемыми, телезрителями, которые смотрят всё, что им показывают, не пытаясь даже найти что-то, переключить, они хавают что дают, выражаясь в соответствии с известной формулой. Это те люди, у которых нет своего смысла, нет своей цели.
В свое время еще философ Василий Розанов говорил, что жизнь человека бывает двух видов: сознательная, управляемая целями, и бессознательная, управляемая причинами. Вот одни люди живут так, другие так, в разные моменты тоже бывает по-разному. Бывает, что у человека с целью что-то происходит и он впадает в режим реагирования на обстоятельства. Но в любом случае источник выхода из этой ситуации находится в себе, прежде всего в собственных целях, в поиске того, что же я в этом мире хочу.
К. ЛАРИНА: А гражданские свободы какое место занимают в системе ценностей россиян сегодня?
Л. ПАУТОВА: Это вопрос, наверное, ко мне. К сожалению, в картине мира современного россиянина политические ценности и либеральные ценности на периферии. Мы находимся в том состоянии, где важнее ценности порядка, стабильности, благополучия, отсутствия угроз, нежели та же самая свобода, движение, творчество, самореализация, которые, я считаю, связаны с идеей свобод. Вы уже задавали вопрос, не связано ли это с разочарованиями. Я думаю, это связано. Мы же очень бинарно мыслим: или стабильность, или свобода. Свобода ближе к хаосу, стабильность ближе к кладбищу, где у всех постоянная температура. Мы разводим. А, вероятно, может быть состояние, где люди и стабильны, и свободны. Но это, наверное, только уже в раю. Поэтому сейчас, как бы в моем либеральном сознании ни хотелось видеть ценность свобода и права голоса людей выше, пока все-таки это не самое лучшее время. Мы жирком стабильности обросли.
Д. ЛЕОНТЬЕВ: Мне кажется, что даже всё проще. Люди высоко ценят те ценности, которые они могут пощупать, которые они знают по своему опыту: здоровье, любовь, — и то, дефицит чего они четко испытывают, по разным опросам. Те ценности, которые относятся к политическим, либеральным, идеологическим ценностям, это ценности для людей более абстрактные, именно поэтому они не делают на них ставку.
К. ЛАРИНА: Но они же по сути и определяют то, что так болит.
Д. ЛЕОНТЬЕВ: Многие про это не знают. Есть исследование, от чего зависит удовлетворенность жизнью людей в разных странах. Были исследования, которые установили, что уровень счастья на уровне общегосударственном, средние значения, они связаны со свободами. Они связаны и с политическими свободами, с рейтингом данного государства в массовых исследованиях политических свобод, и с экономическими свободами. С экономическими свободами связаны больше, сильнее. Экономические свободы сильнее влияют на ощущение счастья. Это непосредственная возможность как-то строить свою жизнь, делать то, что я считаю нужным делать. Политическая свобода тоже коррелирует, но в меньшей степени, чем экономическая.
Вообще, свобода противопоставляется стабильности там, где это что-то абсолютное. На самом деле, действительно, это абсолютно не противоречащие друг другу вещи. Для того чтобы что-то делать, свобода должна быть ограничена. У меня, например, есть свобода двигаться во все стороны во всех направлениях. Для того чтобы преследовать любую цель, я должен собственную свободу ограничить и выбрать какое-то направление и отсечь все остальные варианты.
Почему люди часто неуютно чувствуют себя в ситуации выбор. Потому что выбор – это отказ от многих вариантов. Выбрав что-то одно, я отказываюсь от всего остального. Неуютно, как-то не хочется, жалко. Пусть лучше будут все варианты, пусть все дороги будут открыты – не буду спешить выбирать, и буду чувствовать себя лучше. Даже на таком элементарном уровне, как движение. Маленький ребенок двигает своими конечностями во все стороны, максимальное количество любых степеней свободы.
К. ЛАРИНА: И чувства опасности у ребенка, как правило, нет.
Д. ЛЕОНТЬЕВ: Да. Но дело в том, что для того, чтобы сделать любое целенаправленное точное движение, как физиологи говорят, мы должны сделать что? Прежде всего ограничить степень свободы конечностей, число степеней свободы. Мы должны заставить двигаться наши руки, ноги, туловище не во всех возможных направлениях хаотично, а мы должны оттормозить все ненужные направления и заставить двигаться четко в одном направлении.
Любое целенаправленное движение есть ограничение степеней свободы. Мы сами на себя должны эти ограничения наложить. Без этого мы не можем никакой разумной цели достичь. И вот развитие – это, с одной стороны, ощущение освоения ресурса свободы, а с другой стороны – самостоятельное управление этим ресурсом на основе ограничений, саморегуляция. Т.е. движение от худшего к лучшему, обучение на своих ошибках – это всегда ограничение степеней свободы. Дурак может любую глупость сделать, умный более ограничен, он ограничивает свою свободу, он не будет делать глупости.
К. ЛАРИНА: Потому что отвечает за то, что делает. Это всё равно степень ответственности.
Д. ЛЕОНТЬЕВ: Да.
К. ЛАРИНА: Можно ли сделать вывод, что у нас все-таки общество поражено пока инфантильным, детским сознанием.
Л. ПАУТОВА: У меня абсолютно такие впечатления. Для себя рецепт свободы я зафиксировала: это движение, целеполагание и разум. Нужно двигаться к цели, но цель эту надо выбрать, для этого нужно интеллект подключить. Не хочу обижать собственных респондентов, но иногда было ощущение, что уж очень банальные, обыденные высказывания, где разум отключен, а только обыденное, житейское – мне кажется, это как раз то, что очень многим мешает перевести себя в режим свободы, тумблер включить.
Д. ЛЕОНТЬЕВ: Главный дефицит у нас – это прежде всего дефицит ответственности. Не в том упрощенном и примитивном смысле, в котором ее делят на уголовную, административную и гражданскую, это не ответственность, это уже вина, это уже другое что-то, обращенное назад. А ответственность именно как способность быть причиной собственных целенаправленных действий. Даже в системе управления происходит огромный разрыв между принятием решений и ответственностью за них. Принятие решений отдельно, а ответственность отдельно.
Самый большой дефицит, который приводит к тому, что возникает разрыв между самими принятиями решений и результатом, между «хотим как лучше» и «получилось как всегда». И то же самое на уровне массового сознания: люди ощущают себя беспомощными именно потому, что результаты их действий, которые им приносит в основном государство в виде социальных льгот, не зависит от их собственных действий, от их собственных решений. Разорвана психологически главная, ключевая связь между собственными действиями и решениями и их результатом. Вот пока эта связь не будет восстановлена – в этом отношении большую роль играет малый бизнес, который сейчас в полном развале, это школа свобода и ответственности…
К. ЛАРИНА: Исходя из всего этого, скажите мне. Сегодняшнее поступательное упорное движение государства по пути ограничения гражданских свобод со всех сторон, является ли это тем самым запросом общества? Если мы опять же говорим о большинстве наших граждан, здесь государство и общество находят понимание. Я запрещаю – я готов, чтобы запретили, я хочу этого.
Л. ПАУТОВА: Мы разные очень. Ксения, мы постоянно говорим о том, что две России. Та, которая отвечает, что всё зависит от других, от государства, от внешних условий, и та, которая является основой того режима, который сейчас существует, это одна история, телевизионная Россия. И вторая – авангардная, 20%.
К. ЛАРИНА: Что значит авангардная?
Л. ПАУТОВА: Те люди, которые нацелены на изменения, на свободы, на политические свободы, которые перешли в Интернет, люди мира, которые передвигаются по миру, т.е. средний класс. Если мы еще возьмем образование, образованный средний класс. Мне кажется, это две абсолютно разных России. Власть играет на тонах стабилизационного большинства. И в этом смысле правильно, наверное, играет.
Д. ЛЕОНТЬЕВ: Если я хочу получить максимум голосов на следующих выборах, я должен сделать ставку на это пассивное большинство и максимально его гладить по шерстке, делать так, чтобы оно было максимально довольно, что его ничего не заставляют делать, что его оставляют в покое, ничего от него не требуют. Если я хочу, чтобы моя страна процветала и двигалась в направлении развития, хотя бы догоняла ведущие страны, я должен сделать ставку на других людей, на тех, с которыми путь даже трудно обращаться, они спорят, они неуправляемы часто, но они понимают те пути, которыми страна может развиваться и двигаться, и они не боятся брать на себя ответственность. Вот по факту из политических решений видно, какое именно выбрано направление развития, направление на стагнацию или направление на прогресс страны. Это достаточно очевидно, исходя из того, на какую группу делается ставка.
К. ЛАРИНА: Я должна огласить результаты нашего голосования. Ощущаете ли вы себя свободным человеком? На этот вопрос у нас отвечает интернет-аудитория, которая смотрит нас в сетевизоре. Нет, не ощущаю себя свободным человеком – 70%. И лишь 30% ответили положительно на наш вопрос.
Д. ЛЕОНТЬЕВ: У меня есть две новости для слушателей, одна плохая, другая хорошая. Плохая новость – всегда и везде, во все времена люди, которые ощущают себя по-настоящему свободными, берут на себя ответственность, ставят цели, жизнь которых подчинена смыслу и которые не боятся движения, они всегда составляют маленькое меньшинство. Хорошая новость – все существенные изменения и прогресс в этом мире обеспечиваются этим меньшинством.
К. ЛАРИНА: На этой оптимистической ноте мы завершим программу. Огромное спасибо. Лариса Паутова и Дмитрий Леонтьев. Спасибо нашим слушателям за активность.
Что важнее: свобода или безопасность?
Когда людям не хватает свободы, они выходят на улицы и протестуют. Так происходит сейчас в России. Когда свобода хлещет через край и бьет по безопасности граждан, они тоже начинают протестовать. Это сегодня можно наблюдать в Америке.
После трагедии в Коннектикуте, которая унесла жизни 20 детей, не считая взрослых, по всей стране звучат призывы к федеральной власти — ограничить оружейный беспредел. Призывает мэр Нью-Йорка Майкл Блумберг. Призывает бывший мэр Сан-Франциско, ныне сенатор-демократ от Калифорнии Дайанн Файнстайн. Призывает отец одного из спасенных учителями школы в Ньютауне детей, выходец из СССР Андрей Никитчук: «Учительница спасла жизнь моего ребенка… Теперь пора поговорить о том, как спасти жизни других людей. Пора начать разговор о контроле над оружием!» Общественное мнение бурлит, и в ответ на это президент Обама собирается внести в конгресс законопроект об ужесточении правил продажи и владения оружием.
Но в Америке найдется энное количество миллионов людей, которые не считают, что надо что-то менять. Например, губернатор Техаса Рик Перри говорит, что пусть, мол, учителя и школьные администраторы носят скрытое оружие — так оно будет «безопаснее». И когда он это говорит, его земляки, жители одного из самых вооруженных штатов США, ему аплодируют. Мы, свободные граждане свободной страны, сами можем защитить свою свободу!
Но, конечно, не все в Америке любят оружие. Владельцы огнестрельного оружия — а они составляют примерно 40% населения — чаще живут в сельской местности, имеют тенденцию не быть высокообразованными и придерживаться правоконсервативных взглядов. Но стволов на руках у населения уж очень много — аж под 300 миллионов, в среднем почти по одному на каждого жителя страны, включая младенцев.
Одержимость американцев оружием стала притчей во языцех, и наиболее умные из них сами о себе придумали такую шутку: «Кто такой канадец? Это американец, у которого нет оружия, зато есть медицинская страховка». (США — единственная страна Запада, где нет всеобщего государственного медицинского страхования.)
Исторически эту одержимость можно понять: предки сегодняшних американцев осваивали огромный континент, ведя борьбу за выживание в окружении недружественных аборигенов и дикого зверья — без оружия было не обойтись. Поддержание общественного порядка было делом самих граждан — не было ни регулярной армии, ни полиции. Было гражданское ополчение. Оружие и ополчение увязала друг с другом Вторая поправка к Конституции США, принятая в 1791 году, которая гласит, что, поскольку для безопасности государства нужно дееспособное ополчение, «не должно нарушаться право людей иметь и носить оружие».
На дворе другие времена — безопасность обеспечивают армия, национальная гвардия, полиция и еще десятка два силовых ведомств. Спать с кольтом под подушкой давно неактуально. И тем не менее: обитатели глубинки, где нет развлечений, кроме молельного дома и стрельбища, кричат, чтобы им оставили их пистолеты, винтовки, автоматы и даже пулеметы, а заодно их деньги, с которых они не хотят платить государству налоги.
Государство — к черту! Таков менталитет этих людей, которых десятки миллионов, особенно на американском Юге и Западе.
В Техасе учителя с пистолетами, о которых говорил губернатор Перри, уже «имеют место быть». Этот вопрос там отдан на откуп школьным округам, и некоторые из них разрешают педагогам и прочему персоналу приходить вооруженными в школу. Но оружие, как известно, обязательно стреляет, и не всегда во имя благих целей. Те же учителя порой открывают огонь, мстя за увольнение.
В 1966-м в Техасе маньяк по имени Чарльз Уитмэн поднялся на обзорную площадку колокольни, расположенной на территории университета в Остине, и открыл огонь из винтовки. Он отправил на тот свет 16 человек, прежде чем погиб от полицейской пули.
И в том же Техасе, в городе Ларедо, год назад произошел такой случай. Мать-одиночка, жившая с двумя детьми в 11-метровой клетушке в трейлер-парке (так называют бедняцкие поселения из вагончиков), пришла в местное отделение департамента здравоохранения и соцобеспечения. Пришла со своими детьми, 12-летней девочкой и 10-летним мальчиком, чтобы оформить продовольственные талоны. Ей отказали, причем уже в третий раз. Женщина вытащила пистолет и стала угрожать, что застрелит или чиновника, или своих детей. Из офиса эвакуировали всех людей, после чего в течение нескольких часов полиция вела с разъяренной мамашей телефонные переговоры. В полночь она оборвала очередной сеанс связи, и оцепивший здание спецназ услышал три выстрела. Ворвавшись в офис, спецназовцы увидели, что мать покончила с собой, застрелив до этого детей.
«Каждый день в Америке 32 семьи теряют своих родных в результате убийств с применением огнестрельного оружия» — говорится в обращении «Кампании Брэйди» (движение за контроль над оружием, названное в честь пресс-секретаря Рональда Рейгана, который попал под шальную пулю во время покушения на президента в 1981 г. и с тех пор прикован к инвалидному креслу). Стреляют везде — и в «свободных», и в «строгих» штатах.
Различия в законах штатов очень велики, но нельзя же всерьез воспринимать запрет на транспортировку оружия через их «границы». В криминогенных районах Нью-Йорка стреляют ежедневно, и, как не устает повторять мэр Блумберг, почти всегда в ход идет оружие, привезенное из других штатов, — в штате Нью-Йорк законы строгие, но это никому не мешает. То же самое происходит в соседнем «очень строгом» штате Нью-Джерси: преступники из города Кэмден, который занимает второе место в США по уровню преступности, плевать хотели на оружейные запреты штата, людей убивают каждую ночь.
Вместе с уголовниками на региональные запреты плюют и психопаты — купить оружие для них не проблема. В Америке никак не ограничена вторичная продажа оружия — владелец пистолета или автомата имеет право продать ствол тому, кому посчитает нужным, без всяких формальностей.
Говоря об опасных для окружающих психопатах, нельзя не вспомнить, что их «вольный выпас» вредит безопасности нормальных граждан и в России, так что нашим властям стоит над этим подумать параллельно с думами на тему оружия. А американским законодателям подумать давно пора: в США почти не осталось психиатрических стационаров — их позакрывали еще в 70–80-е годы. Тогда появились новые высокоэффективные препараты, и психов стали лечить амбулаторно: вот тебе таблетки, иди, принимай регулярно…
Как же, разбежались! Вот лишь один пример того, к чему это приводит. В 2007 году учинил кровавую резню студент Политехнического университета Вирджинии, которого ранее неоднократно признавали ненормальным, — судья даже предписал ему психиатрическое лечение. Но не принудительное — Америка же свободная страна! Психи, однако, имеют тенденцию игнорировать предписания без принуждения: вместо лечения они идут в оружейный магазин. Итог — 32 убитых и 17 раненых.
Призывы сегодня звучат разные — от робкого восстановления запрета на продажу автоматического оружия с магазином, вмещающим более 10 зарядов (он действовал с 1994 по 2004 год, но не был продлен конгрессом), до полного или почти полного запрета на владение любым оружием, для чего необходимо пересмотреть Вторую поправку к Конституции. Наиболее радикальные сторонники жесткого запрета приводят в пример Японию, где оружия нет практически ни у кого, кроме тех, кому оно полагается по долгу службы. Нет оружия — нет убийств: в 2008 году, когда в Америке от огнестрельного оружия погибло 12 тысяч человек, в Японии количество убитых составило 11.
Над японским примером надо думать и российским законодателям. Хотя россияне лишены американской свободы владеть короткоствольным оружием, т.е. боевыми пистолетами, в России можно свободно купить Colt AR-15 (версия американского автомата М-16) и «Сайгу» (на базе «Калашникова»). Штаты сейчас штурмовое оружие, похоже, снова запретят, а вот у нас пока к этому дело не идет.
Пока неясно, как будет ограничена оружейная свобода в США. Но в любом случае трагедии, подобные ньютаунской, не будут использованы властями в качестве повода для какого-либо ограничения гражданских свобод, как это было у нас после Беслана с отменой губернаторских выборов.
В США помнят изречение одного из отцов-основателей Америки Бенджамина Франклина, который сказал: «Те, кто жертвует свободой ради безопасности, не заслуживают ни того, ни другого».
Что для Вас важнее: свобода или порядок?
Что для Вас важнее: свобода или порядок?
Для меня свобода – это способность самостоятельно управлять своей жизнью. Свободный человек отвечает за себя сам не только перед окружающим миром, но и перед самим собой. Поэтому, свобода это, в первую очередь, ответственность.
По Георгу Гегелю: право (правда, у него нет разделения закона и права, для него государство — действительность нравственной идеи) есть нормативно выраженная свобода. Т.е., он говорит нам о том, что свобода — это соблюдение законов, а закон — это, в первую очередь, этический или моральный принцип, который должен быть обязателен для всех людей; а уже потом обязательное правило, которое установлено государственной властью.
В Конституции Российской Федерации, вторая глава – о правах и свободах. Основной закон гарантирует каждому гражданину свободу перемещения, труда и творчества, мысли и слова — то есть, всё то, что каждый человек вкладывает в понятие свободы.
Свобода очень часто преподносится, как наивысшая ценность. Везде – в литературе, в кинематографе, в публицистике – мы слышим это слово. На мой взгляд, должна быть середина, которая будет придерживаться свободы в жизни человека (свобода выбора и т.д.), при этом, не забывая о порядке. Для меня примером такой середины, в какой – то степени, выступает демократия.
По данным «Левада-центра», большинство респондентов определили термин «демократия» как свободу слова, печати, вероисповедания, как порядок и стабильность, как экономическое процветание страны, а также как строгую законность.
По результатам социологического опроса, который провёл «Левада-центр»:
56 процентов — считает, что для России сейчас важнее порядок, чем демократия, и респондентов не смущает, что для достижения порядка возможно придется пойти на некоторые нарушения демократических принципов и ограничения личных свобод;
23 процента россиян, напротив, считают, что важнее свобода. Они считают, что нужно соблюдать демократию даже в том случае, если это дает свободу разрушительным и криминальным элементам.
Затруднялись ответить на вопрос, «что важнее — порядок или свобода — 21 процент респондентов».
Большинство из тех, кто выбрал свободу, относится к обеспеченным гражданам, в то время как порядок предпочли малообеспеченные россияне. В то же время, более 36 процентов заявили, что порядок без демократии и демократия без порядка в российских условиях невозможны.
А что для вас важнее — порядок или свобода?
Согласно проведенному соцопросу, 40 процентов украинцев уверены в том, что порядок важнее прав и свобод граждан. В связи с этим наш вопрос
Олег ФИЛИМОНОВ, заслуженный артист Украины, Одесса:
— Свобода. Невозможно навязать человеку то, что ему несвойственно.
Илья НОЯБРЕВ, режиссер, телеведущий, Киев:
— Для меня важен порядок прав и свобод граждан. Считаю, что демократия — это прежде всего неукоснительное исполнение демократических законов. У нас не появится демократии, пока мы не поймем, что никуда поворачивать наши законы не надо. К сожалению, в Украине поговорка «закон — что дышло, куда повернешь — туда и вышло» имеет под собой железобетонную основу.
Михаил ШВАРЦБУРД, заместитель главного государственного санитарного врача, Донецк:
— Для меня важнее порядок при свободе.
Тимофей МАЛОХАТКО, студент национального университета, Запорожье:
— Порядок, иначе у нас не демократия будет, а диктатура. Но и свобода должна быть. Наверное, свобода все-таки важнее. Каждый человек работает для того, чтобы ощутить свободу, иметь свободное время и не ограничивать себя в способах его провождения.
Екатерина АБАШЕНА, аспирант Национальной академии городского хозяйства, Харьков:
— Важнее свобода! Ведь я смогу выбирать все, что мне нужно. А то что для одного порядок — норма, для другого — наоборот.
Александр ВАСЬКО, подполковник Вооруженных сил Украины, Днепропетровск:
— Свобода должна быть при порядке — только в таком сочетании жизнь станет нормальной. Если же эти понятия развести, выйдет либо анархия, либо диктат. И то и другое плохо. Наша элита два года назад уже выбила себе свободу, теперь она должна научиться думать о порядке и свободе для остальных граждан.
Игорь МАСБЕРГ, директор дельфинария, Евпатория:
— Свободы у нас как раз хватает, а вот порядка — нет. То, что происходит в стране последние три года, иначе чем бардак не назовешь. Думаю, порядок навести сейчас необходимо.
Алексей БОРОДИН, начмед санатория, Винницкая область:
— Категорически нельзя давать свободу обществу, которое не приучено к порядку. А вот его-то в Украине нет давно. Представляете, если у нас каждый еще начнет делать то, что только ему кажется правильным. Так что однозначно — порядок.
Zak, читатель сайта www.kp.ua:
— Да здравствует анархия — мать порядка!
Свобода или порядок: archytector — LiveJournal
В связи с этими самыми «антикоррупционными мероприятиями» необыкновенного масштаба возникают различные прогнозы на уровне «угадайте, сколько из них сядет» или «как быстро их отпустят». Кого-то отпустят, кто-то сядет…
Лично в моей душе этот ажиотаж с вертолетами и аккуратно разложенными пачками зелени отклика не нашел. С одной стороны – мне их не жалко вообще, а с другой стороны – крови мне ихней не нужно. А если и глубже копнуть, то услугами этих «податкових майданчиків» пользовались чуть менее, чем все экономические активные граждане, которые хоть раз получали за коммерческие сделки налом или зарплату в конверте. Так что эта всеобщая радость носит несколько шизофренический характер. Тем более на фоне закручивания гаек в различных сферах. Попробую пояснить.
Томас Джефферсон (тот, который на двух баксах) сказал следующие слова: «Общество, готовое променять частичку свободы на частичку порядка, утратит и то и другое — и ни того ни другого не заслуживает». А свобода в этом случае – это категория осознанной необходимости каждым отдельным индивидом. Поэтому радость и восторг публики по поводу любого ограничительного или запретительного акта под соусом порядка и безопасности лично в моем представлении вписывается именно в эту схему.
В ту же самую схему вписывается Кива с рассказами о том, как придет он под Кабмин раздавать повестки участникам пикета за декриминализацию конопли. Я, кстати, был там в прошлое воскресенье и в целом остался доволен. Гражданские свободы отстаиваются людьми адекватными. Им оппонируют малочисленные клоуны, которые за этим всем наблюдают издалека. Но дело не в марихуане. Тема лигалайза богата и многогранна, но выступаю я за него не потому, что считаю коноплю намного полезнее той же водки. Меня напрягает сам факт того, что какой-то Вася в погонах начинает мне указывать, по поводу того, что мне пить, курить или в какой интернет лазить. А если уж речь коснулась той же травы, то здесь просто этот коллективный Вася держится за свой кусок пирога с маком, если мы уже заговорили о коррупции.
Другими словами, так можно оценить критерий, по которому наше общество можно было бы более-менее объективно классифицировать. Так, в тоталитарном обществе коррупции нет в принципе, а ее проявления выжигаются каленым железом. Все эти посадки российских губернаторов и прочих замминистров наглядно показывают к каком типу общества склоняются наши соседи. В авторитарном же обществе коррупция процветает, так как менты и прочие чиновники в нем неприкасаемы. При Проффесоре сложился именно такой тип общества. Брали все – от гаишника до … Сажают поэтому всегда «папередников» (Юра и Юля соврать не дадут).
В условно-свободном обществе коррупция тоже, конечно, имеется. Но она не носит тотальный характер и затрагивает в основном высшие политически-бюрократические и прочие финансово-коммерческие сферы, а за предложение денег пересичному полицейскому можно заработать неприятности.
Поэтому наблюдение за этими всеми делами придает немного оптимизма, что мы, таки, точно не катимся в тоталитаризм, а скорее болтаемся в авторитаризме, но не без перспектив таки рубануть по пальцам этого сферического депутанга в вакууме, который между вынюхиванием очередной дороги в ватерклозете подготавливает очередное гениальное предложение по поводу того, что еще можно запретить. А тот пипл, который с радостью это хавает и еще нахваливает вполне достоин и такой свободы и такого порядка.
Дискуссия о том, что и как можно запрещать или разрешать (наркотики, порнографию, проституцию, огнестрел, казино, покупать водку ночью, лазить вконактике и т.п.), упирается вовсе не в социальные нормы относительно тех или иных аспектов общественного поведения — эти социальные нормы невероятно подвижны — и, уж конечно, не в реальные риски провокации антиобщественного поведения подобными запретами или разрешениями. Этот вопрос глубже — и значительно важнее. Он — отражение различий в позиции по вопросу о роли и значении личности в обществе, о соотношении личной ответственности за свое поведение и общественной — за поведение индивидуума.
Вопрос, кто такой индивидуум: самостоятельная личность, отвечающая за свои действия, или жертва обстоятельств и соблазнов, за которую отвечает общество, не имеет истинного ответа, но мнение общества по этому поводу кардинально изменяет его структуру, систему ценностей и поведения и в конечном итоге влияет на возможность прогресса и гуманизации.
В любом человеческом обществе есть индивидуумы как первого, так и второго типа, и конечно, все промежуточные варианты. Так, я, например, не против того, чтобы иметь ствол, но против, чтобы его имел мой умеренно пьющий сосед, дядя Вася.
Разница между обществами состоит не в свойствах их членов, а в общепринятом мнении о них. Условно по ответу на этот вопрос все общества можно разделить на общества признанной личной ответственности, так сказать, «общества взрослых», и общества сниженной личной ответственности, «общества детей» (впрочем, и тут присутствует весь спектр, так что скорее правильно говорить о обществах большей или меньшей ответственности).
В обществах большей ответственности считается, что индивидуум не может оправдывать свои действия чьей-то провокацией — он сам и только сам отвечает за себя. Для него не может быть связи между порнографией и последующим изнасилованием, как не может быть оправданием воровства плохо лежащий кошелек, а оправданием хулиганства и агрессии — просмотр фильма про варварское средневековье или бравого боевика.
В обществах низкой ответственности индивидуума надо оберегать. Ему нельзя разрешать ничего, потому что он тут же начнет колоться, насиловать, убивать и лазить по вконтактику на передовой. Да что уж там — нельзя демонстрировать слабость (не удержится, проявит силу). Нельзя демонстрировать богатство, счастье, выделяться любым образом — вызовешь зависть, а это уже оправдывает любые действия по отношению к тебе.
В логике общества низкой ответственности в паре «насильник — жертва» жертвами являются оба: она — жертва насилия, он — жертва обстоятельств, не способная бороться с провокацией. Это старая история.
Общество детей нуждается в родителях — и начинает выступать в роли коллективного родителя. Члены общества низкой ответственности обязательно проявляют экспансивные паттерны: вместо того чтобы определять свое поведение, они агрессивно стремятся определять поведение других. В сущности, по поводу любых разрешений-запрещений они делятся на две категории: одни агрессивно протестуют против разрешений чего бы то ни было, уверяя, что они провоцируют преступников; другие активно протестуют против первых, заявляя: «Вы сами латентные гомосеки, если выступаете против гей-парада и наркоманы, если вы против лигалайза».
Обрядовая религиозность является естественным свойством общества низкой ответственности и важной частью системы управления заведомо неспособными на самоуправление субъектами. Не удивительно, что в обществах, в которых сильна обрядная религия, именно она становится центром борьбы за «соблюдение правил», борьбы, ведущейся, однако, только с провокацией, а не с самим действием, эти правила нарушающим.
Я клоню к тому, что только инфантильный гражданин может радоваться какому-нибудь ограничению или запрету его личных прав и свобод. И он, кстати, заслуживает подобного обращения с собой.
СВОБОДА ИЛИ ПОРЯДОК (к вопросу о консервативной и либеральной традиции в России) Текст научной статьи по специальности «История и археология»
Тема
Николай ОМЕЛЬЧЕНКО
СВОБОДА ИЛИ ПОРЯДОК
(к вопросу о консервативной и либеральной традиции в России)
Статья посвящена осмыслению особенностей либеральной и консервативной традиции в истории России. Подчеркивается особая актуальность существовавшей в русской интеллектуальной истории традиции здоровой консервативной мысли, «либерального консерватизма» («консервативного либерализма»), лучшие представители которого искали выход в разумном сочетании идей либерализма и консерватизма.
The article is devoted to giving a meaning of liberal and conservative tradition peculiarities in the history of Russia. Special actuality in Russian intellectual history of conservative wholesome thought, «liberal conservatism» («conservative liberalism») is stressed, best representatives of which were searching for the way out in wise combination of liberal and conservative ideas.
Ключевые слова:
свобода личности, государственный порядок, частная собственность, правовое государство, либерализм, консерватизм, либеральный консерватизм, freedom of the individual, state order, state governed by law, private ownership (property), liberalism, conservatism.
Вопрос о соотношении свободы и порядка, их месте и значении в обеспечении жизнедеятельности социумов относится к разряду тех вопросов, которые нельзя назвать сугубо академическими. С точки зрения социальной и общественно-политической практики свобода и порядок — суть основополагающие, базовые начала любого организованного общества. Их противопоставление — занятие не только бесплодное, но и исторически и политически неверное и вредное.
В истории идейного развития современного общества идея свободы и идея порядка представляют собой базовые и определяющие принципы двух ведущих идеологий нового времени — либерализма, главной темой которого всегда была свобода и автономность личности по отношению к государству, и консерватизма, основу которого составляет установка на сохранение и поддержание исторически сложившихся форм государственной и общественной жизни. Как писал в этой связи П.Б. Струве, либерализм «означает идейно и духовно, психологически и исторически утверждение неотъемлемых прав личности, неотъемлемых в том смысле, что они не подлежат посягательству ни со стороны власти, ни со стороны отдельных лиц»1. При этом, как точно заметил мудрый Струве, существенно именно то, что «либерализм утверждает свободу лица против всякой власти, как бы она ни была организована»2 (будь то автократия, тоталитаризм или демократия). Подлинный же пафос консерватизма — в идее порядка. Его основным принципом является государственность «как утверждение всенародного единства, или соборной личности народа, и против классовых поползновений, и против безоглядных притязаний личности, т.е. против чрезмерностей коллективизма и против крайностей индивидуализма». Но как раз здесь обнаруживается связь между либерализмом и консерватизмом. Именно здесь находится, по словам П.Б. Струве, та точка, на которой они сходятся, «ибо как без свободы лица невозможна крепость современного государства, так без крепости государства как всенародного единства невозможна свобода лица».
Для России эти вопросы имеют особое значение. Проблема свободы
ОМЕЛЬЧЕНКО Николай Алексеевич -д.и.н., профессор кафедры
государственного
управления и
политики
Государственного
Университета
Управления
1 Струве П.Б. О мере и границах русского либерального консерватизма / Публикация Н.А. Омельченко // Полис, 1994, №3, стр. 31—34.
2 Там же.
и проблема власти (порядка) в России в их изначальной дуальности, в сложном переплетении и сочетании на протяжении веков составляли основу и ведущий мотив государственного и культурного развития страны. Совокупность многих факторов и исторических условий сформировали в России специфическую общественно-государственную конструкцию, существенным образом отличавшуюся от западноевропейских государств. Современный исследователь политической культуры России Ю.С. Пивоваров предлагает называть её «властецентричностью» (в отличие от сформировавшейся на Западе противоположной модели взаимодействия государства и его граждан — «антропоцентричности»).
Как бы то ни было, нельзя отрицать того очевидного факта, что в России на протяжении всей истории единственно социально значимым субъектом политической системы была государственная власть. Причём власть, менее, чем где-либо, ограниченная индивидуальными и групповыми притязаниями, превратившаяся во власть деспотическую и самодержавную, поглотившая и поработившая и общество, и личность.
Именно поэтому двумя основными проблемами развития российской государственности всегда считались, во-первых, утверждение свободы личности и, во-вторых, необходимость упорядочения государственного властвования, введения его в рамки правомерности и закона.
В России те, кто выступал за свободу, не любили порядок, и напротив, те, кто защищал порядок, выступали за ограничение свободы. Господствовавшие в течение длительного времени в российском общественном сознании и общественно-политической практике упрощённые представления о соотношении начал свободы и порядка во многом были обусловлены самим характером русского государственного строя в России, порождавшим ненормальности и изъяны идейной жизни русского общества, и особенно идейные изъяны в мировоззрении русской интеллигенции. Именно зло и неправда русской общественной и государственной жизни делали, по справедливому замечанию Н.А. Бердяева, нашу мысль элементарной и упрощённой.
Из политического бесправия широких кругов русского общества родились «государственное отщепенчество» и безнацио-
нальность русской интеллигенции — единственный, по словам П.Б. Струве, в мировой истории «случай забвения национальной идеи мозгом нации»1. Являясь в своей безгосударственности чисто русской по сути, наша интеллигенция хотела не свободного государства, а свободы от государства.
Русской интеллигенции свойственны были оторванность от почвы, непрактичность, утопизм, отрицание многообразия законов жизни и склонность к слишком простым, несложным обобщениям и схемам, к анализу в ущерб синтезу, догматизм в построении своих идеалов.
Всё это не только не воспитало у русских людей способность разграничивать область политической мечты и область практически осуществимых мероприятий, но и с неизбежностью толкало русское образованное общество на гибельный путь отвлечённых принципов и умозрительных теорий и идей. При склонности русского человека жить не столько рассудком, сколько «сердцем» эти идеи и принципы, плохо проверенные и недостаточно продуманные, легко становились предметом веры и утопических мечтаний, тем более стойких и живучих, чем меньше они были доступны разумной критике.
Не только русские революционные радикалы и большевики во имя некой «бесспорной правды» свободы и демократии, «идущей на смену нашей исконной неправде», готовы были забыть, писал Н.А. Бердяев, что религия демократии, «как она была провозглашена Руссо и как была осуществлена Робеспьером», может совершенно подавлять личность и не признавать её автономного бытия и что государственный абсолютизм в демократиях так же возможен, как и в самых крайних монархиях, а народовластие так же может лишить личность её неотъемлемых прав, как и едино-властие.2 Доктринерство, схематизм и упрощенчество не в меньшей степени были характерны и для представителей русской либеральной мысли, и для более умеренных партий и движений в России.
В настоящее время, писал в 1933 г. в своей эмигрантской статье «Либерализм, демократия, консерватизм и современные дви-
1 Цит. по: Пайпс Р. П.Б. Струве о русской революции // Вестник русского христианского движения, 1978, №126, стр.176.
2 Бердяев Н. Судьба России. Опыты по психологии войны и национальности. Репринт. воспроизв. издания 1918 г. — М., 1990, стр. 227.
жения и течения» П.Б. Струве, «преодолённым является тот социологический оптимизм, который верил в сплошную, не знающую никаких исключений, предустановленную гармонию между идеями свободы лица и народовластия, с одной стороны, и крепостью государства как некого всенародного единства, с другой стороны». По мнению выдающегося русского мыслителя, идею такой гармонии подорвал социализм и окончательно разрушил коммунизм. Обнаружилось, что идеи либерализма и демократии «могут в социальном и политическом развитии являться не тем, чем они должны быть, не самоценностями, а средствами для осуществления таких целей, которые угрожают и свободе, и народовластию». В русской революции 1917 г. с самого начала свобода понималась массами как насилие одних лиц над другими, а не как законное самоопределение лица, основанное на признании не только своих, но и чужих прав. Не только Октябрьская большевистская революция, но и Февральская революция, совершавшаяся под знаком и во имя свободы и демократии, грубо попирали начала либерализма. Эти примеры, делал вывод П.Б. Струве, окончательно устанавливают ту истину, что требования свободы и народовластия «могут в действительном ходе событий обращаться против реальной свободы лица и подлинного народоправ-ства»1.
Очевидно, для того чтобы в российском обществе утвердились начала свободы, недостаточно было одной лишь государственной воли, одного желания передовой части политической и интеллектуальной элиты. Необходимы были иная правовая система, иные отношения между властью и обществом и, что особенно важно, иная политическая культура общества и иная ментальность, основанные на широком развитии гражданского строя, на правовой личности и субъективном праве (прежде всего, праве частной собственности), равно как и на воспитанной историей и самой властью индивидуальной ответственности граждан.
Ничего этого в России в силу ряда особенностей исторического развития страны долгое время не было, что уже само по себе делало весьма проблематичным проведение в ней широких демократических преобра-
1 Струве П.Б. О мере и границах русского либерального консерватизма / Публикация Н.А. Омельченко // Полис, 1994, № 3, стр. 31-34.
зований. С одной стороны, народные массы, отстранённые властью от государственного управления, собственности и правосознания, не имели, как писал П.Б.Струве, ни вкуса к свободе, ни уважения к собственности как основе свободы и права. С другой — русская интеллигенция, выросшая во вражде к государству, от которого она была отчуждена, ставшая жертвой всякого рода абстракций и утопических мечтаний, «не воспитала в себе достаточного отвращения к своеволию, т.е. к попранию права и прав, и главное, самого основного из них — собственности»2. Необходимо было время, прежде чем в России установились бы элементы гражданского строя, а массы населения, став в результате проникновения в народную жизнь принципов собственности культурными хозяевами, научились бы уважению и к собственности, и к праву.
Это прекрасно понимали наиболее дальновидные государственные умы дореволюционной России, такие как М.М. Сперанский, Н.С. Мордвинов, П.А Валуев и др., считавшие, что политическому освобождению общества должно предшествовать укрепление гражданских свобод и гражданского строя в России, основанного на субъективных правах личности и обеспечивающего статус свободного человека и гражданина.
К сожалению, лишь немногим в то время был близок тот «мудрый лозунг», о котором в эмиграции писал И. А. Ильин: «Налево надо идти не политически, а социально». Лишь немногие, подобно Ильину, понимали, что «Россия нуждается в экономических реформах и в гражданской справедливости, в личном и общественном воспитании, а не в политическом разнуздании слепых инстинктов и страстей»3.
Идеи постепенного гражданского и политического раскрепощения России были чужды большинству русского общества. Форсируя либеральные требования, в частности требование введения в России «народовластия», русская интеллигенция часто не считалась с тем, что в условиях страны, где массы населения в большинстве своём были неграмотны и некультурны, эти тре-
2 Струве П.Б. Ошибки и софизмы «исторического» взгляда на революцию. По поводу статьи К.И. Зайцева // Русская мысль, 1922, кн.Ш, стр.159.
3 Ильин И.А. Памяти П.И. Новгородцева // Русская мысль, 1923—1924, кн.1Х—Х11, стр. 372.
бования часто не только неосуществимы, но и могут оказаться политическим обманом, самообманом и просто демагогией.
В России понятие либерализма долго употреблялось не в его истинном значении, нередко не отделялось от радикализма. За либеральным «английским фасадом» нередко скрывалось «чисто русское толстовство, т.е. дворянское неприятие государственного дела»1. Общая же слабость русского либерализма была следствием слабости нашего «третьего сословия».
То же можно сказать и о характере русского консерватизма. Он опирался, по словам ЕП. Федотова, «на силы исторической инерции» и являлся по большей части государственным миросозерцанием русской бюрократии. Особенностью этого консерватизма являлось то, что со времён Петра I он представлял собою «особую форму западничества» и, стоя на позициях охранения, часто охранял «не вековые основы народной жизни, а известный этап их разрушения». В этом заключалась внутренняя противоречивость и слабость русского консерватизма, его подлинная беспочвенность. Отсюда, считал ЕП. Федотов, и «его бездушие, бюрократическая сухость, ироническое отношение к народной душе и её святыне»2. Его охранительный характер, резко отвергавший реформы, способен был лишь спровоцировать всплеск радикального реформаторства.
Но была в развитии России и другая духовная традиция. Она искала и находила выход в разумном сочетании идей либерализма и консерватизма. Её представители понимали: свобода личности тем и отличается от своеволия, что может существовать только в праве и держаться только правом. Эта традиция здоровой консервативной мысли, «либерального консерватизма» (или «консервативного либерализма»), наличием которой, в отличие от предреволюционной Франции XVIII в., Россия XIX в., как считал П.Б. Струве, могла действительно «похвастаться», своими истоками восходила к законодательной деятельности Екатерины Великой, к идейному наследию зрелого Н.М. Карамзина и князя П.А. Вяземского, шла через Пушкина к Гоголю. Своеобразное воплощение традиция гармоничного сочетания идейных мотивов либерализма и консерватизма нашла в образе знаменитого деятеля четырёх царствований, адмирала Н.С. Мордвинова (1754—1845)3.
1 Федотов Г.П. Революция идёт // Современные записки, 1929, кн. XXXIX, стр. 349.
2 Там же.
3 Струве П.Б. О мере и границах русского либе-
рального консерватизма / Публикация Н.А. Омель-
ченко // Полис, 1994, № 3, стр. 31—34.
Особое место в этом умственном течении занял Б.Н. Чичерин (1828—1904). Не случайно П.Б. Струве откликается большой статьёй на столетие со дня рождения этого замечательного (и до сих пор ещё недооценённого) политического философа, со свойственным ему литературным блеском и философской глубиной давшего в одной из своих публицистических статей превосходную характеристику нашим чрезмерностям4. По мнению П.Б. Струве, своеобразие умственного и духовного строя Б.Н. Чичерина состояло в том, что как политический мыслитель он, в отличие от своих предшественников, утверждавшихся в своём консерватизме «по мере и в меру того, что они духовно созревали», был изначально и всегда «либеральным консерватором» или «консервативным либералом». Идеи порядка и свободы имели для него одинаковое обаяние. Поскольку он верил в реформаторскую роль исторической власти, т.е. в эпоху великих реформ, в 50-х и 60-х годах, Чичерин выступал как либеральный консерватор, решительно борясь с крайностями либерализма и радикализмом общественного мнения.
Одним из ярких продолжателей традиции либерального консерватизма был и сам П.Б. Струве. Как и его выдающиеся предшественники, он твёрдо верил, что именно на этом пути, преодолевая принципиальное противопоставление начал свободы и порядка, отвергая крайности, утверждая положительное содержание и либерализма, и консерватизма, возможен для России выход из того духовного тупика, в котором она оказалась после 1917 г. Но как заметил философ С.Л. Франк, вместе со Струве разрабатывавший в эмиграции проблему либерального консерватизма (и даже давший его философское обоснование в книге «Духовные основы общества»), к сожалению, «история русских иллюзий и фантазий, русских заблуждений изучена гораздо более внимательно и основательно, чем история здравой мысли…»5.
Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ «Русская государственная идея: история и современность (историко-политический анализ)», проект №08-03-00113а.
4 Чичерин Б.Н. Мера и границы // Чичерин Б.Н. Несколько современных вопросов. — М., 1862.
5 Франк С.Л. О задачах изучения Пушкина // Белградский пушкинский сборник. — Белград, 1937, стр. 15.
Что важнее: порядок или свобода? — Священнослужители об итогах опроса
В категориях: Общество, Церковь и власть
В России преобладает убежденность, что порядок в государстве важнее соблюдения прав человека: так считают 57%, а наоборот – 33% опрошенных «Левада-центром».
53% одобрили бы цензурный запрет на безнравственные книги и фильмы, и еще 26% — ограничения на распространение подобной продукции (чтобы она продавалась только в определенных местах, показывалась только в определенное время и т.п.). Принципиально против любой цензурных ограничений высказались 18%.
Почти поровну распределились ответы на несколько провокационный вопрос: «Согласны ли вы со следующим мнением: «Если государство гарантирует мне нормальную зарплату и приличную пенсию, я готов отказаться от свободы слова и права свободно ездить за границу»?»: на такой обмен согласились бы 43%, не согласились бы 46%.
«Как бы вы прокомментировали итоги опроса? О чем, на ваш взгляд, свидетельствует готовность многих обменять свободу на гарантию обеспеченности?» — с такими вопросами корреспондент Regions.Ru обратился к священнослужителям.
Сюжеты: Мнения священнослужителей
Протоиерей Александр Кузин
клирик храма Космы и Дамиана в Шубине
Думаю, это следы того, что многие из этих людей — христиане, которые остались с христианским понимаем свободы, а не с либералистским пониманием этого слова. Свобода в либеральном понимании — это свобода от всего, а в христианском — свобода от греха во исполнение воли Божьей. Поэтому свобода, насаждаемая нам с ожесточением как минимум последние тридцать лет, еще не всеми усвоена, и у многих еще есть здравое ощущение, что свобода – это еще не все, что нужно в жизни.
Сводить это все к проблемам скотского существования недостойно нас. Мы соглашаемся не на миску супа, а на порядок в обществе, чтобы было взаимопонимание, мир, согласие, чтобы правил бал не криминалитет и грех, а законные правители, которые помогали бы людям жить честно и благополучно.
Протоиерей Андрей Спиридонов
клирик храмов Благовещения Пресвятой Богородицы в Петровском парке и святителя Митрофана Воронежского на Хуторской в Москве
Надо уточнить, что такое настоящая свобода и настоящие права человека. Потому что те права человека, которые описаны в принятой декларации ООН, они хотя и общие, но по всему миру их невозможно обеспечить, — например, для голодающих жителей Африки. С прошедшими кризисами мы видим, что и западная экономика под вопросом, и того социального пакета, который там стал общепринятым, экономика не выдерживает.
А что такое свобода слова? Свобода распространения порнографии – это тоже свобода слова? Как говорят святые отцы: настоящая свобода – это свобода от греха. Так что для начала обществу надо определить, что такое истинная свобода.
Протоиерей Борис Михайлов
настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы в Филях
Итоги опроса свидетельствуют об иждивенческом настроении, об отсутствии настоящего понимания гражданской жизни – в чем она заключается. Ведь она тоже порой требует и жертвенного участия. Это не какие-то привилегии, которые раздаются сверху в обмен на лояльность. На этом принципе гражданское общество не построишь – ничего не получится, все будет портиться и приходить в негодность. И само общество, и общественные связи, и общественная активность.
Но ведь это и есть наше сегодняшнее состояние, потому и такие цифры. Эта установка на иждивенчество, господствующая в нашем обществе, в корне неверна и внутренне коварна.
Альбир-хазрат Крганов
Член Общественной палаты РФ, муфтий Москвы и Центрального региона России
Я думаю, одно другому мешать не должно. Люди должны жить в государстве, где есть четкий порядок, прописаны законом все правила. И мы должны, как граждане страны, жить по этим законам, зарабатывать себе на жизнь, а государство старается сделать нашу жизнь удобной, спокойной, стабильной, комфортной, и мы все за это в ответе.
Думаю, отказываться от права ездить за границу и лишаться свободы слова мы не должны. Нужно жить в том правовом поле, которое у нас есть. И некоторые, может, и хотят нарисовать мрачную картину жизни в России, мол, Россия хочет закрыться от всего мира и лишить народ свободы слова, — но у общества таких настроений нет.
Фагим-хазрат Шафиев
муфтий Мордовии, член Общественной палаты РФ, руководитель Союза мусульманской молодежи России
Это свидетельство того, что наше общество еще не переросло этап потребительства, его больше волнует не моральная и этическая сторона вопроса, а желание потребления. Народ готов многое променять, в том числе и свободу, на мирские блага. И хотя многое делается, чтобы повысить уровень культуры потребления, но с нравственной точки зрения мы многое уже упустили. В этом виноваты не только мы сами, многое нам навязывалось годами.
В то же время становится все больше людей, которые в поисках духовного спокойствия приходят к осознанию, что потребление не дает человеку ни счастья, ни благополучия, а рождает только больше проблем.
Надеюсь, Господь Бог помилует наше общество, и мы осознаем, что важно жить в согласии со своими духовно-нравственными устоями, чем только потреблять.
Фарид-хазрат Салман
муфтий, глава Совета улемов Российской ассоциации исламского согласия – РАИС
Как говорит Господь в Священном писании, когда человека создали только ниже колена, он уже пытался встать на ноги, то есть человек очень торопится. И нас всегда учили, что спешка – от лукавого. Поэтому я не удивлен, что многие готовы в обмен на жизненные блага, хорошую зарплату, отказаться от свободы слова. Уверяю вас, если на самом деле ввести цензуру или запрет на выезд за границу, те же люди тут же ополчатся на государство. Человек непостоянен в своих воззрениях.
Советский человек прожил в отчуждении от остального мира, в полной цензуре, а теперь у нас вседозволенность, у людей нет внутреннего ограничения, внутренней цензуры. И когда предлагают ограничить непристойные фильмы, люди ратуют за это, но по статистике больше половины интернет-запросов составляют поиски порнографии. А человек, у которого есть стыд и совесть, независимо религиозной принадлежности, может вовремя остановиться.
Тут возрастает роль государства, нужны ограничения, без них не обойтись. Кстати, в Раю было доступно все, но Господь сказал: «Не приближайтесь к этому дереву», — то есть с разрешением есть и запреты. Человек, имея права, должен иметь и обязанности, должны быть рамки, потому что их отсутствие приводит к тому, что человек не просто отрывается от корней, он лишается своего «я». Так мы превратимся в животных, не отличающихся от диких хищников. Поэтому государство обязано регулировать рамки дозволенного, и это регулирование должно идти в унисон с мнением граждан своей страны.
Александр Копировский
магистр богословия, профессор Свято-Филаретовского православно-христианского института
Удивляет готовность отвечать на такие провокационные вопросы. Ведь ни одно государство не в состоянии обеспечить и гарантировать человеку во всех отношениях хорошую жизнь. Никто обещать этого не может — не все же от людей зависит.
Грустно от самого факта, что люди отвечают на подобные вопросы. Это значит, что люди готовы всерьез выбирать несвободу, вообще размышлять, что лучше, когда «оба хуже».
Свобода всегда выше всего – это естественно. Для человека она важнее всего – это и внешняя свобода, и его права, и духовная свобода. Но государство не может ее гарантировать. Хорошо, если оно не будет специально гнать людей и сажать даже за попытки мыслить свободно, как это было раньше. Но даже если государство декларирует, что оно поддерживает свободную мысль и т.д., это все равно не от него зависит.
Мне все-таки кажется, что человек должен смотреть глубже и не выбирать между одним и другим плохим, а выбирать всегда высшее. Естественно, он будет стремиться при этом и к тому, чтобы получить и какое-то человеческое существование. Но это вещи, которые не должны друг другу противоречить. Вспомним слова Спасителя: «Ищите прежде всего Царства Божия и правды его, а все остальное приложится вам». Эта гарантия, как мне кажется, выше всех остальных гарантий.
Зиновий Коган
Председатель Конгресса еврейских религиозных организаций и объединений России, раввин
Это говорит о нашей беспечности и о непонимании значения Конституции РФ.
Мы днем и ночью должны быть сторожами своей Конституции. И пока мы не усвоим и не обучим других соблюдать ее параграфы, мы будем шарахаться от всего, и, не приведи Господь, проголосуем за какого-нибудь фюрера, который под аплодисменты части нашего общества отменит свободу слова, права человека – все отменит за обещания дешевой колбасы, водки и сигарет. Это очень легко, но в конечном итоге, как мы знаем на собственном опыте, не будет ничего.. Свобода слова – это гарантия, что имена тех, кто ворует, жульничает, нарушает основные законы нашей Конституции, станут известны народу. Свобода слова – это не только журналисты и СМИ, это ученые разных сфер, да и просто мнение всех людей.
Поэтому, чтобы не бояться сказать что-то искреннее другому человеку, и не получить в ответ оплеуху, пулю и арест, мы должны бороться за свободу слова и права человека.
regions.ru
Смотрите также:
Что важнее — свобода личности или здоровье и безопасность каждого? Эссе
Что важнее — свобода личности или здоровье и безопасность каждого? Этот вопрос стоит сегодня в обществе. Свобода определяется как «состояние свободы от ограничений». Безопасность определяется как «условие безопасности; мы должны быть свободны выбирать нашу собственную судьбу. Свободны делать свой собственный выбор. Мы должны быть свободными суверенными автономными людьми.Свободно иметь власть и право на самоопределение над нашими собственными умами, телами, жизнями и душами.Для меня свобода важнее всего. Если быть свободным, я должен быть в опасности, пусть будет так. Свобода — это то, что делает нас личностями. Очевидно, большинство людей поверит, что свобода и свобода — самые важные вещи в жизни. Индивидуализм — это моральная позиция, политическая философия, идеология или социальное мировоззрение, которые подчеркивают «моральную ценность человека». Индивидуалисты продвигают реализацию своих целей и желаний и, таким образом, независимость и уверенность в своих силах, одновременно противодействуя большему внешнему вмешательству в собственные интересы. со стороны общества, семьи или любой другой группы или учреждения.
Индивидуализм делает человека своим фокусом, и поэтому он начинается «с фундаментальной предпосылки о том, что человеческая личность имеет первостепенное значение в борьбе за освобождение.
Безопасность — это состояние« безопасности », состояние защищенности от физического, социальные, духовные, финансовые, политические, эмоциональные, профессиональные, психологические, образовательные или другие типы или последствия отказа, ущерба, ошибки, несчастных случаев, вреда или любого другого события, которое может считаться нежелательным.
Я думаю, что безопасность и свобода взаимосвязаны, потому что, если вы не можете сделать то или это по соображениям безопасности, ваша свобода будет ограничена. И наоборот, безопасность может ограничить вашу свободу: если вы никогда не рискуете, никогда не встречаетесь с людьми из-за страха опасности, никогда не выходите на улицу ночью, никогда не пробуете ничего нового, вы будете в большей безопасности, но не будете ни свободны, ни счастливы.
Нам нужно найти баланс между безопасностью и свободой.
Я думаю, что сейчас этот баланс еще больше наклоняется и …
Присоединяйтесь к StudyMode, чтобы прочитать полный документ
.Что важнее: Закон (да) или свобода (нет)?
Правила важнее свободы!
Правила призваны обезопасить нас, упростить жизнь и помочь людям. Многие люди не соблюдают правила. Представьте себе мир, в котором нет убийц, запрещенных наркотиков и все в безопасности. Разве это не было бы идеально?
Во-первых, правила призваны обезопасить нас. Без правил и законов Все было бы хаотично. Везде будут грабежи.Бомбы взорвутся, пожары будут идти с юга на север, и большинство животных, вероятно, вымрут. У нас, вероятно, было бы население в 3 миллиарда от количества смертей каждый день! Пока никто не позаботится обо всех этих преступлениях. Правила здесь, чтобы обезопасить нас. Если бы у нас не было правил, В этом мире был бы беспорядок.
Во-вторых, без законов браконьеры будут повсюду, а тысячи животных будут вымирать каждый день. При росте населения деревья будут вырубаться в 10 раз быстрее, чем сегодня.Ресурсов почти не будет, а животные вымрут так же быстро, как и раньше!
По причинам, которые мы только что указали, Мы твердо убеждены, что должно быть больше правил и меньше свободы, чтобы наш мир и общество были в безопасности. Иди к этому. Является. А. Случайный. Идея. Org, чтобы узнать больше.
Закон и свобода идут рука об руку,
Почему у нас есть законы? Законы обычно применяются для защиты людей. Чтобы дать им свободу, потому что они будут чувствовать себя свободными.Если бы убийство было законным, я бы не чувствовал себя свободным. Закон установлен для людей, а не для того, чтобы власти руководили людьми. Вот почему.
Закон необходим в определенной степени.
Закон необходим, потому что мы живем в очень сумасшедшем мире, и люди должны быть наказаны за свой выбор, например. Убийства, кражи и т. Д. Уже сейчас, с ЗАКОНОМ, они делают ужасные вещи, поэтому, если бы не было закона, мир был бы в хаосе. Но, например, ношение никаба во Франции должно быть законным, следовательно, это то, что делают женщины, и никого не затрагивает.Это действительно зависит от того, в какой степени предоставляется свобода и насколько строгий закон, но да, закон важнее
Это не подходит ни для одной из колонок; Верховенство закона — это свобода
Традиция верховенства закона в этой стране заключается в том, что мы следуем тому, что говорит закон, тогда как во многих диктатурах диктатор или его подчиненные могут вмешаться и сказать, что хотя закон и Конституция (которая обычно просто для украшения при диктатуре) говорят одно, что нужно делать другое.Верховенство закона означает, что вы получаете habeus corpus, это означает, что у вас есть неотъемлемые права, а правительственные чиновники и политики лишены «свободы», чтобы отнять его произвольно.
Оба неправы в крайности
Сказать, что нам нужна максимальная свобода, будет означать, что вы воспользуетесь своей свободой, чтобы посягнуть на мои свободы. Сказать, что нам нужны высшие законы (смешно говоря), означает, что мы не можем сделать ничего для себя и нуждаемся в разрешении делать все, включая вытирание после удаления отходов.Необходимо найти золотую середину. Нам нужна точка отсчета, вокруг которой можно более или менее обойти законы. Но в этот момент и в ответ на «Нет» я говорю, что нам нужны законы, чтобы кто-то не загонял меня в клетку.
Закон — залог свободы.
Закон — это то, что объединяет наше общество. Нам нужен закон, чтобы функционировать. От чего мы имели бы свободу, если бы не было закона? Закон — это то, что удерживает общество вместе, а свобода — это возможность. Мы не были бы никем в обществе, если бы у нас не было закона, но некоторые страны едва ли позволили своим людям иметь какую-либо свободу и возможность функционировать, но вряд ли.Закон нужен нам больше, чем свобода. Думайте логически!
Закон защитит вашу свободу.
Если кто-то заблокирует вашу свободу, вы можете потребовать этого человека по закону. Свобода — это то, что есть у всех по природе. Без закона нет свободы. Например: человек находится на территории, которая не является территорией ни одной из стран, у него уже есть свобода. Затем другой человек убивает этого человека. Обе страны не будут заботиться об этом, потому что в какой-то момент вы свободны.Что вы находитесь на территории, которая не принадлежит ничьей. По закону этот человек будет наказан тюрьмой.
Свобода важнее безопасности?
Если вы в тюрьме, вы в большей безопасности, но у вас гораздо меньше свободы. Кто-нибудь хочет добровольно заключить себя в тюрьму?
Прочтите книгу «Дающий»
Дорогим людям, выбравшим правильный столбец,
Прочтите, пожалуйста, книгу «Дающий».
Хотели бы вы жить в таком месте? Кстати, безопасность не гарантируется. Правительство каждый день говорит: «Мы позаботимся о том, чтобы наши граждане были в безопасности.. Бла-бла-бла … »
Однако действительно ли мы в безопасности? Ответ -« НЕТ! »
Свобода> Безопасность
Когда правительство начинает регулировать каждый аспект нашей жизни, мы должны знать, что что-то не так. Абсолютная власть развращает, поэтому мы не должны позволять им наблюдать за тем, как мы делаем каждое движение.
Я думаю, что сначала это было терпимо, но после новостей о проекте PRISM ситуация выходит из-под контроля.
Если мы даже не свободны пишем то, что мы хотим, без риска преследования, тогда где же наше право на свободу слова.Правительство существует, чтобы служить своим людям, а не управлять ими.
Кроме того, нам бы не понадобилась вся эта безопасность, если бы правительство. Перестали палить другие страны.
Проведя небольшое исследование, каждый может указать, что федеральный резерв виноват в большинстве западных проблем, их действия были направлены только на самообогащение и им плевать ни на кого другого, они просто хотят, чтобы правительство начало новые войны. чтобы они могли ссудить им больше денег, которые американский народ может выплатить своими налогами.
Опасность преувеличена, чтобы побудить к подчинению.
Верьте, или нас обманом заставляют отказаться от нашей свободы. Сейчас мы в большей безопасности, чем когда-либо, но наши представления об опасном мире; произведены теми, кто хотел бы освободить нас от наших прав. Не поддавайтесь на это! Все это уловка.
Свобода лучше, я думаю
Таким образом, вы можете защитить себя тем способом, который вам кажется лучшим, и я думаю, что это одна из лучших черт нашей страны.С другой стороны, то, что не адаптируется к изменениям, рано или поздно умрет, поэтому, возможно, нет особого смысла никогда не меняться, если это противоречит логике. Однако мне кажется, что в настоящее время свобода все же важнее. Мне это показалось бы приемлемым только из-за большей угрозы для жизни всех граждан. Что хорошего в свободе, если тебя нет рядом, чтобы наслаждаться ею? Эти действия не кажутся оправданными такой небольшой угрозой для столь немногих на данный момент.
Бен Франклин был прав
Насколько «безопасны» были храбрецы, которые погибли, сражаясь за нашу свободу против Гитлера? Отказавшись от нашей свободы ради безопасности, мы бесчестим их воспоминания и не заслуживаем подарка, который они нам преподнесли.Откажитесь от наших свобод, и рано или поздно те, кто контролирует ситуацию, сделают что-нибудь во имя «безопасности», и в конечном итоге это тоже будет потеряно.
Я выбираю свободу, спасибо!
Имея свободу, мы можем позаботиться о себе. Без свободы нет безопасности, есть только иллюзия, что другие защитят нас лучше, чем мы сами. Если когда-нибудь будет проведена линия, разделяющая страну на свободные и безопасные зоны, не сомневайтесь, на какой стороне этой линии я встану.Я буду рядом со свободолюбивым народом этой земли!
Табу на нарушение безопасности
Нарушение безопасности означает потерю нашей свободы, когда мы теряем наши свободы, от чего нам нужна защита …
Нам нужна защита от тех, кто отнял наши свободы, но подождите, теперь мы у нас НЕТ СПОСОБА вернуть себе свободу, потому что у нас НЕТ ПРАВ, с которыми нужно бороться.
Вспомните мафию, предлагающую защиту вашего заведения от хулиганов за определенную плату, тогда вы поняли, что вам нужна защита от тех, кто предлагает безопасность, поскольку они были настоящими ворами.
Дай мне свободу или дай мне смерть
Многие из этих «мер предосторожности», которые правительство США применяет к нам, зашли слишком далеко. Особенно, когда речь идет о TSA. Летать в США стало больше хлопот, чем оно того стоит. Если обыскивания всего тела было недостаточно, теперь у нас есть сканеры всего тела, которые позволяют выставить на обозрение каждый укромный уголок тела. Ваше тело — ваша собственность, и это уже не из-под контроля. Также мы вкладываем слишком много денег в армию. Когда нам следует сосредоточиться на образовании, мы тратим деньги на нашу армию и пытаемся контролировать мир.
Исключительность свободы
Опасность постоянна, мы никогда не будем жить в мире, в котором кто-то или что-то не пытается заполучить пресловутое «нас». Однако свобода — это то, за что боролись и продолжают бороться; это исключительный и уникальный подарок, который необходимо сохранить любой ценой.
Что важнее: равенство (да) или свобода (нет)?
Допустим, все равны. Звучит хорошо, но это не обязательно означает, что равенство — это хорошо. Скажем, никто не имеет права голоса … Все равны, но их СВОБОДА отнята. Представьте, что всем в стране нельзя есть … Это равенство, но это, черт возьми, плохая жизнь. Свобода дает вам возможность выбирать, чем вы хотите заниматься в своей жизни.
Свобода совместима с субъективным взглядом на мораль, равенство — нет.
У всех разные потребности и желания, тогда как равенство основывается на самой идее, что все мы хотим одного и того же. Тот факт, что правило применяется повсеместно, не означает, что оно разумное. Убийство запрещено, потому что это окончательное лишение свободы одного человека другим. Если бы каждому было позволено убить одного человека, который уже убил кого-то другого, тогда все были бы равны (но все мы в конечном итоге умерли бы и, следовательно, потеряли бы свободу).Равенство — полезный ориентир, но не самоцель. Однако свобода — это способность выбирать, что вы хотите делать, из множества вариантов, она позволяет нам преследовать наши собственные цели и находить смысл для нашей собственной жизни. Важно признать, что свобода обычно достигается за счет чьих-либо свобод, поэтому всегда будет балансировать. Свобода убивать противоположна свободе жизни, свобода воровства противоположна свободе владеть, свобода быть свободным противоположна свободе угнетать.
Равенство — это идеал, а свобода прагматична.
«Общество, которое ставит равенство выше свободы, не получит ни того, ни другого. Общество, которое ставит свободу выше равенства, получит высокую степень и того, и другого ».
(Позвольте мне сначала заявить, что я имею в виду экономику в этом посте. Я считаю, что социальная свобода и равенство — одно и то же) Цитата Милтона Фридмана говорит обо всем. История очевидна. Общества, стремящиеся к большей свободе, повысят уровень жизни каждого.Общества, стремящиеся к равенству, терпят поражение по нескольким причинам. Во-первых, как добиться равенства? Взять у тех, у кого, по вашему мнению, слишком много? Кто решает, у кого слишком много? Если ваше правительство создано для защиты бедных от жадных богатых, что может помешать жадным богатым выиграть выборы и использовать теперь в высшей степени могущественное правительство в своих интересах? Это то, что мы видели в коммунистической России, Китае Мао и нынешней Северной Корее. Но что мы видим в самых свободных странах в истории, таких как США и страны Западной Европы? Мы видим страны, в которых даже самые бедные люди богаче 80% в мире.Даже такие страны, как Швеция или Финляндия, которые, как мы думаем, стремятся исключительно к равенству, на самом деле более экономически свободны, чем мы. Без свободы в первую очередь возможно равенство, но только люди, в равной степени разделяющие бедность. Кроме того, если вы решите стремиться к равенству перед свободой, разве вы не отнимаете свободы у части нации, чтобы достичь равенства? Без экономической свободы, позволяющей людям стать очень богатыми за счет предоставления выгодных услуг и товаров большому количеству людей, мало места для инноваций.Правительству необходимо будет контролировать средства производства (либо посредством прямого контроля, либо путем массивного налогообложения, что фактически является воровством), чтобы не дать бизнесменам стать слишком богатыми. Мы знаем, как работает командная экономика; это не так. Живите свободно, как люди предназначены быть свободными. Если вы не верите, что правительство достаточно умно или имеет право контролировать нашу социальную жизнь и иностранные дела, то почему они должны быть достаточно умными или иметь право контролировать нашу экономическую жизнь.
Подумайте о гонке…
Представьте себе бег. Если мы сделаем гонку РАВНОЙ, все должны пересечь черту одновременно; никто не может перейти впереди другого. Если же, с другой стороны, каждый бегун может БЕСПЛАТНО бежать изо всех сил, результат будет неравным. Очевидно, СВОБОДА важна для гонки. Фактически, в этом сценарии РАВЕНСТВО серьезно затруднит СВОБОДУ.
Почему свобода имеет значение
«Все животные равны, но некоторые животные более равны, чем другие» — Джордж Оруэлл.
Современный феминизм — это, по сути, тайная попытка печальных, бредовых марксистов запятнать наше общество. Я твердо верю в демократию, свободу, равные права и возможности (Не равные результаты), маленькое правительство и свободу слова. Современный феминизм, который слабо основан на коммунистической модели, представляет опасность для нашего общества, равенство, которое они продвигают, является угнетающим, равенство, когда определенные люди или группы являются фаворитами правительства, равенство, которое запрещает обсуждение во имя политической корректности и социальная справедливость.Если мы не выберем свободу перед равенством, то нашим детям придется столкнуться с последствиями социального марксизма и тоталитаризма.
Истинная свобода не может существовать при равенстве, если все не могут быть удовлетворены посредственностью, а они не могут.
Я думаю, что человеческая природа всегда улучшать нашу текущую ситуацию, всегда исследовать, всегда расти. Нет причин, по которым мы должны ценить равенство больше, чем свободу. Все хотят этого лучше, чем сейчас.Мы постоянно находимся в улучшении. Истинного равенства никогда не может быть. Свобода приглашает к стремлению к совершенству, которому нет определенного конца. Это более великая цель, чем равенство может когда-либо быть. Нам нужно будет провести тщательную лоботомию, чтобы когда-либо почувствовать удовлетворение в действительно равном состоянии. Равноправие не делает людей равноправными и равными. Тем, у кого есть драйв, всегда нужно позволять подниматься, чтобы люди не висели на их фалдах, замедляя темпы.
21 век быстро становится тем временем, когда мы полностью застой.
Равенство в определении неверно во всех смыслах.
Хорошо, вы все говорите «Равенство». Прочтите рассказ Харрисона Бержерона. Люди не должны быть равными или вести себя так, как мы. Как люди, мы не равны и не можем быть такими. Я предпочел бы иметь возможность жить со своими личными сильными и слабыми сторонами по собственному выбору. Не пытайтесь сравняться со всеми.