«Цена любви – боль, страдание»
- Фото
- Getty Images
«Если вы регулярно ходите в церковь, то, наверное, замечали женщину лет сорока-пятидесяти, которая каждое воскресенье, точно за пять минут до начала службы незаметно проскальзывает к своему обычному месту на боковой скамейке в самом дальнем углу храма. Как только служба заканчивается, она бесшумно, но быстро направляется к дверям и исчезает прежде, чем кто-либо из прихожан выйдет из церкви. Если бы вы пошли с ней рядом (хотя вряд ли это возможно) и пригласили вместе выпить кофе, который подают после воскресной службы, то она вежливо поблагодарила бы вас, беспокойно поглядывая в сторону, и, сославшись на неотложное дело, бросилась бы прочь.
Если бы вы могли последовать за ней, чтобы узнать, что же это за неотложное дело, то увидели бы, что она возвращается прямиком домой, в свою крохотную квартиру, где окна всегда зашторены, отпирает дверь и, войдя, тут же снова запирает ее на ключ и в это воскресенье уже не выходит.
Если бы вы могли и дальше наблюдать за ней, то узнали бы, что она выполняет работу машинистки низкой категории в большом офисе, где молча получает свою стопку листов рукописи, печатает ее без ошибок и так же молча возвращает потом выполненную работу. Она съедает свой завтрак за рабочим столом, и у нее нет друзей. По дороге домой она заходит всегда в один и тот же безликий супермаркет и покупает там немного продуктов, после чего исчезает за дверью своей квартиры до начала следующего рабочего дня.
В субботу перед вечером она сама идет в ближайший кинотеатр, где фильмы меняются раз в неделю. У нее есть телевизор, но нет телефона. Ее почтовый ящик почти всегда пуст. Если бы вам удалось вступить с ней в разговор и сказать, что ее жизнь кажется такой одинокой, то она ответила бы, что одиночество ей приятно. А были ли у нее когда-нибудь хотя бы домашние животные? Да, у нее была собака, которую она очень любила, но собака погибла восемь лет назад, и теперь никакая другая не сможет заменить ее.
Кто эта женщина? Мы не знаем ее душевных секретов. Мы знаем только, что вся ее жизнь сводится к тому, чтобы избегать всякого риска, и в этом стремлении она не только не расширяет свое «Я», но сузила и уменьшила его почти до не-существования.
Если вы устремляетесь к другому человеческому существу, то всегда есть риск, что это существо устремится прочь, оставляя вас в еще более мучительном одиночестве, чем раньше. Вы полюбите какое-нибудь живое существо – животное, растение, – а оно умирает. Вы доверяетесь кому-то – и можете жестоко пострадать. Вы зависите от кого-то – и он может предать вас. Цена любви – боль, страдание. Если некто решил не подвергать себя риску страдания, то ему придется обойтись без многих вещей – не вступать в брак, не заводить детей, лишить себя амбиций, дружбы, восторгов секса – всего того, что делает жизнь живой, полной смысла и значения. Двигаться или расти в любом измерении можно только ценой страдания и радости. Полная жизнь обязательно будет полна страданием..jpg)
Но альтернативой может быть только – не жить полной жизнью или не жить вообще.
Сущность жизни есть изменение, карнавал развития и разложения. Выбирая жизнь и развитие, мы выбираем перемены и неизбежную смерть. Вероятной причиной изолированной, ограниченной жизни той женщины было переживание или ряд переживаний, связанных со смертью; для нее оно оказалось настолько болезненным, что она предпочла никогда больше не встречаться со смертью, даже если откупиться придется жизнью. Избегая переживаний смерти, она должна была избегать заодно развития и перемен.
Действие любви, то есть расширение собственного «Я», требует либо работы (движения против инерции лени), либо мужества (преодоления страха). Когда мы расширяем свое «Я», то оно, можно сказать, вступает на новую, незнакомую территорию. Наше «Я» становится новым и иным. Мы делаем то, чего не привыкли делать. Мы изменяемся. Ощущение перемен, непривычная деятельность, незнакомая страна, где все не так, – это пугает.
Так было всегда, и так всегда будет. Люди по-разному справляются со своим страхом перемен, но этот страх неизбежен, если они действительно этих перемен хотят. Мужество – это не отсутствие страха; это действие вопреки страху, преодоление сопротивления, порождаемого страхом неизвестного, страхом будущего. На некотором этапе духовный рост, а следовательно, и любовь требуют мужества и неминуемого риска».
Подробнее см. С. Пек «Непроторенная дорога» (София, 2008).
Текст:Ксения Татарникова
Новое на сайте
Вторая половина жизни: как наполнить ее смыслом и счастьем — советы психологов
«Невестка недостойна моего сына»
Мэрилин Монро и пограничное расстройство личности. Что мы знаем о «звездном» диагнозе
Прокачать новые навыки и стать хорошим специалистом: чем «настолки» полезны в работе и жизни
8 полезных зимних завтраков для хорошего настроения — приготовьте дома
«Смотрю на жизнь либо через розовые очки, либо через черные»
«Как сохранить отношения, если у меня тревожный тип привязанности?»
Переезжаете из-за стресса или стрессуете из-за переездов? Ученые дали ответ
Как избавиться от стереотипов
13 Февраля 2020 | U Magazine
В произведениях русских писателей и поэтов, которые, кстати, мы начинаем изучать уже в детстве, в школе, счастливая любовь встречается крайне редко.
А если такое вдруг произошло, значит, герои значительно настрадались до свадьбы. Мы попросили коуча и психотехнолога Елену Кайко рассказать, откуда в нас эта привычка страдать и как от нее избавиться.
Еще больше вдохновения и актуальных новостей — в канале U magazine в Телеграм. Подписывайтесь!
Откуда берутся стереотипы
Классика мировой литературы однозначно ставит знак равенства между любовью и чередой страданий, через которые проходят вымышленные герои. Измены, обманы, разлуки, скитания и смерть одного из возлюбленных, а еще лучше, чтобы погибли оба: и Ромео, и Джульетта — вот это настоящая любовная история на все времена! С первых трагедий древней Эллады влюбленные страдают, мучаются, погибают от руки коварного злодея или по воле рока. Все подвиги, безумства, преступления, отречение от веры — бросались на жертвенный алтарь любви.
Спасибо Голливуду, который хотя бы иногда дарит нам романтические комедии и хеппи-энд.
Эмоции всегда были топливом для творческих людей, почитайте биографии великих писателей — обрыдаетесь. Внутренние противоречия и страдания рождали великие произведения. Один из поэтов-модернистов ХХ века — Рильке полагал, что без душевного смятения невозможно творчество, и отказывался от сеансов психоанализа: «Боюсь, как бы, изгнав демонов, я не расстался также и с ангелами».
Творчество — это всегда драма, конфликт, напряжение. Это вызывает интерес, захватывает наше внимание, и мы читаем книгу до утра или не можем оторваться от фильма, пока не узнаем, что же там в финале. Мы сопереживаем героям, но хотелось бы нам мучений и боли в отношениях с партнером в реальной жизни? Я думаю, что нет, и не считаю, что любовь невозможна без страданий.
Вот, например, частая спутница любви — ревность. С помощью брачных уз мы требуем верности на законных основаниях, забывая, что ни один штамп в мире никого не может удержать.
Верность — это дар нашего близкого человека, а вовсе не обязанность. И ревнуем мы, так как боимся потерять и не уверены, что вновь сможем встретить достойного спутника, оставшись несостоятельными одиночками, и так далее.
Победить запрограммированные страдания трудно, но возможно.
Как сломать стереотипы
Первый шаг
Разделите любовь и эмоции, которые рождает наше бессознательное. Любовь — это энергия, сила, счастье, источник всего на земле. А эмоции имеют культурное, «светское» происхождение. Мы усвоили их с детства, они необходимы для нашего выживания в социальной среде.
Второй шаг
Разберитесь со своими страхами и неврозами. Почему меня сжигает ревность? Откуда неуверенность в себе и партнере? Почему встреча с любовью разбудила во мне эти страхи?
Я понимаю, насколько это сложная задача. Не обижать и не обижаться, не качать права, доверять, быть честным, не испытывать страх за свои отношения, уметь договариваться, как нормальные взрослые люди.
Но без осознания своих глубинных мотиваций никакого просветления не наступит. А значит, вместо того, чтобы наслаждаться счастьем, которое несет любовь, мы будем обречены находиться в постоянной драме и переживаниях.
«Любовь — самая сильная из всех страстей, потому что она одновременно завладевает головою, сердцем и телом», — написал Вольтер. Простите, господин Вольтер, но в этот раз я с вами не согласна! Оставьте немного места для осознанности и разума.
Источник фотографий: Pexels
психология любовь 14 февраля
Подписывайтесь на наш телеграм-канал! Еще больше новостей и эксклюзивых подборок от редакции U magazine
Поделитесь с друзьями
Ваш бонус Скидка дня: –20% на Guess
Подпишитесь на рассылку Umagazine.ru
Читайте также
Звездный стиль
«Ангел» Victoria’s Secret Жозефин Скривер — самая красивая невеста этой весны
Журнал
«Домогательства должны быть вне закона»: почему одни притесняют других и можно ли этого избежать
Звездный стиль
Любовь Толкалина: «Для меня важно дать своей дочери полную свободу»
Стиль жизни
«Москва после Петербурга — это мини-апгрейд»: петербуржцы рассказывают о переезде в столицу
Любовь ведет к страданию, но мы рискуем любить, потому что должны
Мнение
Духовность
Видение души
(Unsplash/Санидж Каллингал)
Хайди Рассел
Просмотреть профиль автора
Присоединяйтесь к беседе
Присылайте свои мысли на Письма в редакцию .
Узнать больше
8 января 2019 г.
«Бог никогда не обещал нам, что мы не будем страдать». Эти слова задели во мне болезненную, но правдивую струну, когда друг произнес их, когда мы стояли и разговаривали на поминках 27-летней женщины, матери годовалого ребенка и жены, которая тоже умерла от рака. молодой.
Мы стояли там, наблюдая боль, которую инстинктивно чувствует, что никто никогда не должен терпеть, если наш Бог — любящий Бог — если на самом деле наш Бог — это любовь. И все же реальность такова, что христианство не учит нас тому, что мы не будем страдать. Верно и обратное. Любовь ведет к страданию.
Буддизм признает эту великую истину в учении о Четырех Благородных Истинах, и поощряет любить без привязанности, без желаний, без попыток удержаться за то, что или кого мы любим. Христианство также учит, что любить — значит страдать — страдать за других и вместе с ними, примером чего является распятый Христос, распростёрший свои руки и умерший за любовь.
Божий ответ на наши страдания состоит в том, чтобы страдать вместе с нами на кресте и воскресить это страдание в новую жизнь. Тем не менее, зная все это, я не мог не быть опустошен безвременной кончиной этой молодой женщины. Как я мог доверять Богу перед лицом такой трагедии?
До этого момента я не осознавал до конца, что мое представление о Боге было Богом, который все исправляет, Который в конце концов сделает так, чтобы все было хорошо. Я обнаружил, что этот образ Бога — это Бог привилегированных, Бог тех, кто не пострадал. С тех пор, когда я разговариваю с людьми, я обнаруживаю, что существует разделение в том, как люди познают Бога — те, кто пережил великую трагедию, и те, кто не пострадал. Перефразируя К. С. Льюиса, страдание — это «великий бунтарь» — мои кумиры не выдержали.
В своей книге Вечный год теолог Карл Ранер предполагает, что когда человек испытывает отсутствие Бога, его образ Бога больше не работает. Единственный способ восстановить доверие перед лицом такого отсутствия — отпустить образ и отдаться тайне.
Бог как любовь не обещает, что мы не будем страдать. Бог обещает нам, что когда мы страдаем, мы любим. Бог не обещает исправить то, что сломано; Бог обещает присутствовать посреди разрушения.
Реклама
Этот источник любви, который мы называем Богом, открывается в личности Иисуса Христа, слове любви среди нас, и в Святом Духе, Бог как любовь, проявленная внутри нас и среди нас. Единственное противоядие от сокрушенности мира — это отдаться любви, позволить этой любви действовать в нас и через нас, даже если мы знаем, что в конечном итоге это может привести к разбитому сердцу.
Любовь и доверие к конечному миру обречены на разочарование. Помимо неизбежного опыта смерти, наша жизнь также полна невыполненных обещаний, предательств, людей в их человечности, которые снова и снова нас подводят, или, возможно, наша собственная человечность и сломленность заставляют нас саботировать наши отношения. Мы испытываем эту человеческую надломленность в наших возлюбленных, наших семьях и наших друзьях.
Таким образом, возникает реальный вопрос: как мы продолжаем любить? Почему мы продолжаем рисковать сердцем, чтобы снова довериться, дать кому-то второй шанс или начать все сначала с кем-то новым? Ранер предполагает, что наше желание полностью довериться другому человеку полностью исполняется в личности Иисуса Христа. Тот, кто любит склонного к ошибкам человеческое существо, каким-то образом утверждает единственную человеческую личность, которая не разочаровывает, которая является совершенным выражением Бога как Любви в мире.
Писание говорит нам, что мы любим, потому что Бог в первую очередь любит нас (1 Иоанна 4:19). Человек не может существовать без любви. Бог создал нас для отношений, для любви. Психология и неврология продемонстрировали то, что мистики учили нас воспринимать глазами души: мы запрограммированы на любовь. В нашем мозгу есть целая аптека нейрохимических веществ, которые способствуют любви, желанию и привязанности и позволяют нам испытывать доверие, щедрость, альтруизм и сопереживание.
Не менее интересными, чем активные части мозга, согласно Хорстману, являются менее активные части: страх, горе и самозащита. Поэтому, когда мы читаем в Писании, что совершенная любовь изгоняет страх (1 Иоанна 4:18), в этом утверждении есть истина как на физическом, так и на духовном уровне. Любовь действительно изгоняет страх. Таким образом, то, как работает наш мозг, помогает нам продолжать рисковать любовью в эпоху недоверия. Любовь, духовное осознание, проявляется и становится противоядием от недоверия.
Мы продолжаем любить, потому что должны, если хотим быть людьми. Мои отношения с Богом теперь изменились, но отношения продолжаются. Я больше не ожидаю, что Бог что-то «исправляет». Чудо, о котором я сейчас молюсь, заключается не в том, чтобы изменить исход истории, а в том, как я могу проявить Божью любовь посреди горя и страданий мира.
И поэтому мы снова и снова рискуем, чтобы любить других людей, несмотря на их склонность разочаровываться и умирать, и любить Бога, который дал нам возможность любить, сначала полюбив нас.
[Хайди Рассел — адъюнкт-профессор Института пастырских исследований Чикагского университета Лойолы и научный сотрудник организации Public Voices. Все рубрики «Видения души» можно найти на странице NCronline.org/columns/soul-seeing.]
Примечание редактора: Мы можем отправлять вам электронное письмо каждый раз, когда «Видение души» публикуется, чтобы вы не пропустили его. Перейдите на нашу страницу регистрации и выберите Soul Seeing.
Версия этой истории появилась в печатном выпуске от 11-24 января 2019 года под заголовком: Мы продолжаем рисковать, чтобы любить.
Любовь и страдание: парадокс любви. Есть одна вещь, которой мы все боимся: страдания. Поэтому заголовок этой статьи должен озадачить читателей. Кажется, это подразумевает какое-то противоречие. Моя цель — показать, что это один из многих поучительных парадоксов христианства: на этой земле они тесно и неизбежно связаны.
Пока не разлюбишь, человеческое сердце впадает в спячку. Эта аффективная реакция (санкционированная волей) является реакцией на красоту другого человека, которая пробудила наше сердце ото сна. Это такой мощный «звоночек для пробуждения», что внезапно «все становится новым». Тот, кто никогда не любил, никогда по-настоящему не жил.
Непреодолимая радость, связанная с этим пробуждением, имеет два парадоксальных эффекта. Один из них состоит в том, что новорождённый любящий обретает уверенность в том, что человек создан для бессмертия. (Мудрость 2:23) Немыслимо, чтобы то, что любящий испытывает в истинной любви, было мимолетным; как цветок, который распускается, очаровывает нас своей красотой… и вскоре увядает и умирает. Мы живем в преходящем мире, где вещи рождаются и умирают. За восходом солнца следует закат; за радостью нового рождения следует горе смерти. Вот почему поистине ошеломляюще обрести абсолютную, непоколебимую уверенность в том, что переживаемое в любви победоносно побеждает смерть. Это прекрасно выражено в одной из пьес Габриэля Марселя «Смерть демена», где главный герой восклицает: «Toi, tu ne mourras pas». («Ты, ты не умрешь».)
Этот ошеломляющий опыт таинственным образом связан с другим: в тот момент, когда мы любим, мы обнаруживаем грань страдания, совершенно неизвестную нам до этого. Ибо влюблённость мгновенно раскрывает нам хрупкость метафизического положения человека. Нам дарована благодать созерцать красоту одного из творений Божиих, — каждое из них является бледным отражением Его бесконечной красоты, — и вдруг мы осознаем, что, как бы мы ни старались, мы, «творения дневные» (Платон , Законы, XI, 923) не может защитить любимого человека. Человеческая жизнь настолько хрупка, что, по выражению Паскаля, «Une vapeur, une goutte d’eau suffit pour le tuer» (Достаточно пара, капли воды, чтобы убить его). Мы обретаем печальное осознание того, что, будучи такими слабыми, мы не можем защитить любимого человека, как бы мы ни старались. Мы понимаем, что это драгоценное существо бесконечно хрупко. Это неизбежно является источником глубоких страданий. Любимое существо, чья красота ранила наше сердце, есть сама слабость, и мы понимаем, что, как бы сильно мы этого ни хотели, мы сами слишком слабы и беспомощны, чтобы приютить его в этом грозном и коварном мире, где постоянно таятся опасности.
Знаменитое стихотворение Джона Китса «Когда я боюсь, что я перестану существовать» можно было бы переформулировать так: «Когда я боюсь, что Ты перестанешь существовать». Это неизбежно наводит нас на другую угрожающую мысль: если любимый человек умрет, захочу ли я больше жить? Почему я должен желать остаться в этом мире, похоронившем его останки? Еще раз Габриэль Марсель, чей особенный дар — «интеллектуальная чувствительность» (которая ограждает его от опасности бессердечного абстракционизма), выразил эту мысль в этих сильных словах; «Твоя смерть — моя смерть». Я знаю людей, которые трагически верят, что, совершив самоубийство, они воссоединятся с любимым человеком, тем самым лишив себя надежды воссоединиться с ним в вечности, где высохнут все слезы.
Это осознание неизбежно является источником глубоких страданий. Мы все знаем матерей, которые живут в постоянном состоянии паники. Эта самая паника может, на самом деле, навредить тому самому человеку, которого она хочет защитить.
Светский мир, в котором мы живем, предлагает «идеальное» решение под названием «страхование жизни». Все, что нам нужно сделать, это подписать контракт, требующий от нас уплаты ежемесячной платы, чтобы получить гарантию того, что независимо от того, умрем ли мы или умрет любимый человек, будет определенная финансовая компенсация. Это должно дать нам чувство «безопасности». Это огромная и привлекательная ложь. Страхование жизни не гарантирует и не может гарантировать «жизнь». Он предлагает лишь жалкую (хотя и полезную) «финансовую компенсацию» — действительно жалкую замену.
Проблема настолько серьезна, что привлекла внимание некоторых великих умов. За шестые века до Рождества Христова великая забота Будды заключалась в том, чтобы устранить страдание из человеческой жизни, поскольку оно делает его одновременно угрожающим и невыносимым. «Кто имеет сто любящих, тот имеет сто страданий»… вплоть до «кто имеет одну любовь, имеет одно страдание» с неизбежным следствием того, что тот, кто не любит, избегает страданий. Позволить себе привязаться к чему-либо наказывается болью и мучением. Как только мы освобождаемся от бремени расстраивающих эмоций, мы «свободны» и находимся на пути к просветлению. Тогда душа наслаждается совершенным «покоем». Следует отметить, что «спокойствие» радикально отличается от того, что христиане называют миром. Первое означает, что мы свободны от «забот». Это отрицательно. Мир, о котором свидетельствуют жизни святых, является ответом на всепоглощающую уверенность в том, что Бог есть Бог любви. Эта вера дает верующему радостный покой – отклик на благость Божию, связанную с горячим желанием жить перед Его любящим взором, объятым Его любовью.
Святая Тереза Лизье, переживая мучительные испытания, писала в своей автобиографии, что, тем не менее, в самой глубине своей души она чувствовала глубокий покой. Буря была только на поверхности ее души.
Еще один заманчивый способ побега — стоицизм. Одушевленный гордостью, стоик отказывается признавать, что что-либо, какова бы ни была его природа, может его расстроить: он выше эмоций, свойственных хрупким и неуверенным в себе людям. Он сильный, непобедимый. Однако цена, которую он должен заплатить, состоит в том, что он выбирает каменное сердце, презирая сердце из плоти. Подобно богу Аристотеля, ничто не может его поколебать или повлиять на него. Но всегда ли живы опытные буддисты или умелые стоики? Данте тоже мог их иметь в виду, когда писал о внутреннем состоянии этих людей «che mai non fur vivi» («несчастные, которых никогда не было в живых», Inferno, III, 64).
Воистину, те, кто никогда не любил, никогда не пробудились от смертельного сна.
Эти две «философии» являются антиподами благословенного христианского решения, в котором страданию придается глубокий смысл. Должно ли это удивлять нас, когда мы понимаем, что это единственная религия, в которой любовь Бога настолько всепоглощающа, что Он послал Своего возлюбленного Сына, чтобы спасти свои коварные создания от вечного проклятия. Опираясь на твердыню веры, христианин имеет твердую уверенность в том, что Бог и наша возлюбленная мать Мария любят нашего возлюбленного больше и лучше, чем мы можем. В вечности мы увидим, что всякая подлинная человеческая любовь есть, по сути, причастие Божественной Любви к любимому. Идти по жизни в состоянии паники из-за нашей беспомощности защитить тех, кого мы любим, — это серьезное отсутствие веры. Уверенность верующего в любви Божией к возлюбленному должна быть самой «обкладкой» его души. Многие ли из нас склонны забывать, что каждое человеческое существо с самого момента своего зачатия доверено отдельному ангелу-хранителю, который с любовью наблюдает за ним? Это, я думаю, единственный способ окрестить страдание, связанное со страхом, связанным с человеческой любовью: соотнести нашу любовь с Тем, Кто есть Любовь.
Смерть неизбежна, но мы не знаем ни дня, ни часа, с той интересной разницей, что «пространство», где наша душа покинет наше тело, уже существует, ожидая, когда мы придем в определенный момент, когда Бог прервет нашу дней. Смерть — это момент, когда встречаются «пространство» и «время». Через несколько секунд мы покинем этот мир и войдем в тайну вечности.
Как многозначительно то, что Христос постоянно говорит нам: «Бодрствуйте и молитесь».
Однако связь между любовью и страданием еще глубже. В тот самый момент, когда мы влюбляемся, мы также осознаем, что страдания любимого человека, какой бы ни была их природа, становятся нашими собственными. Немыслимо, чтобы, когда страдает близкий человек, мы «защищались» от этих страданий, надевали шоры, чтобы его боли не нарушали нашего внутреннего спокойствия. Как упоминалось выше, страдание — это действительно главный страх человека.
Когда любимый человек страдает, любящий хочет страдать вместе с ним. Его страдания — это наши страдания; его боли — наши боли; Его смерть — это наша собственная смерть. Это еще раз остро выразил Габриэль Марсель.
Поскольку всегда грех влечет за собой наказание, одно из ужасных проклятий закрытия сердца от любви из-за страха быть «раненным» и осознания того, насколько мы слабы и уязвимы, — это выбрать каменное сердце вместо сердце из плоти. Опять же, этот подход является полной противоположностью христианству.
Эти загадочные парадоксы являются основой религии, основанной на любви Бога к своим творениям. Любящий не только хочет страдать с любимым человеком; более того, он возмутился бы, если бы последний скрыл свои страдания — какого бы рода они ни были — чтобы «защитить» его от страданий. Понятное дело, любящий должен понимать, что возлюбленный хочет испить чашу с тем, кто покорил его сердце.
Это ярко выразил относительно малоизвестный французский поэт Жан де Ротру: «L’ami qui souffre seul fait un injure a l’autre» («Тот, кто предпочитает страдать в одиночку, оскорбляет своего друга». Венсесла) . Это драгоценная мысль. Однако может быть одно исключение. Предположим, что возлюбленный сам очень болен и что известие о том, что любимому также предстоят ужасные испытания какого бы то ни было рода, не даст ему «le coup de благодати». Тогда отсрочка будет законной. Важно знать, что тот, кого мы любим, хочет разделить с нами наши испытания, что он духовно «там».
Одно несомненно: глубину любви можно измерить готовностью страдать с любимым.
Евангелия ярко разъясняют: бегство одиннадцати апостолов, когда Христа арестовали, было печальным доказательством того, насколько несовершенной была их любовь. К чести святых жен, ничто, абсолютно ничто не могло помешать им следовать за Христом на Голгофу. Могли ли они помочь Ему? №
Их любовь была доказана тем фактом, что они были там. Нам сказано, что Мария, Его мать, стояла у подножия Креста. То, что она, вся чистая, вся святая, разделяла его мучительные страдания, должно было быть для Самого Спасителя более мучительным, чем гвозди в Его руках и ногах. Он возлюбил ее больше всех творений с самого момента Своего зачатия, и возвышенность уз, соединяющих их, такова, что нам нужно будет вырастить новые органы, чтобы в полной мере оценить ее божественное качество.
Повторяю: видеть, как она страдает вместе с ним, наверное, было самым утонченным из всех мыслимых страданий. Он хотел пощадить ее, но это была цена, которую ей пришлось заплатить за свое «указание» — ее согласие стать Его матерью было таинственным образом связано с ее полным принятием распятия, которое она с течением времени претерпит вместе с ним.
Это должно еще раз прояснить, что на этой земле любовь и страдание тесно связаны.
(столбец продолжается ниже)
Подпишитесь на наш ежедневный информационный бюллетень
Наша команда Католического информационного агентства стремится сообщать правду смело, честно и преданно нашей вере. Мы сообщаем новости о Церкви и мире через учения католической церкви. Когда вы подписываетесь на CNA UPDATE, мы будем присылать вам ежедневное электронное письмо со ссылками на нужные вам новости, а иногда и на экстренные новости.
В рамках этой бесплатной услуги вы можете время от времени получать от нас предложения в EWTN News и EWTN. Мы не будем сдавать в аренду или продавать вашу информацию, и вы можете отказаться от подписки в любое время.
Но кульминация глубины этой связи полностью раскрывается в словах Христа на Тайной вечере. «Нет большей любви, чем отдать жизнь за друзей».
В возрасте пяти лет я впервые догадался об этой истине. Я был смертельно болен двусторонней пневмонией в то время, когда антибиотики были неизвестны. Каким бы маленьким я ни был, я осознавал, что близок к смерти. Я помню так ясно, как будто это было вчера, что моя встревоженная мать склонилась над моей маленькой белой деревянной кроваткой и что-то бормотала; «Дорогой, как бы я хотел терпеть это ради тебя». Я был так слаб, что даже не открывал глаз; Я не сказал «спасибо», но еще раз с невероятной ясностью вспоминаю, что сказал себе: «Никогда не забывай об этом. Это настоящая любовь.»
Я не забыл.
Этот опыт был повторен, когда ко мне не раз приходили сокрушенные горем друзья, только что узнавшие, что у одного из их детей хроническое заболевание, которое на сегодняшний день неизлечимо. Они сказали мне, рыдая: «Как бы я хотел взять это у него». Это подразумевает осознание того, каким непостижимым даром является жизнь.
Общество, подобное нашему, которое выбрало смерть, обречено; он запечатал свою собственную кончину. В своей автобиографии Г. К. Честертон пишет следующие слова: «Таким образом, среди юношеских стихов, которые я начал писать об этом времени, был один под названием «Нерожденный младенец», в котором воображалось несотворенное существо, вопиющее о существовании и обещающее все добродетели, если оно может иметь только жизненный опыт». (стр. 91) Он также говорит нам, что был безмерно благодарен за то, что он существует, не зная, кому следует адресовать свою благодарность. В то время он был «молодым» неверующим.
То, что в нашем обществе узаконено убийство (то есть дать место «чужому убийству»), значит, оно вырыло себе могилу.
Каждая догма католической церкви — это жемчужина божественной любви, но воскресение тела — не что иное, как ошеломление.
